Eкатерина Островская - Упасть еще выше
– Это все? – спросила Лена.
– А может, и не сходился он с секретаршей, но та женщина через какое-то время встретила своего любовника-благодетеля и нашла способ женить его на себе. Главное – понять правила игры, и тогда жизнь становится проще.
Кадилов посмотрел на часы и произнес с некоторым удивлением в голосе:
– Пожалуй, мне пора.
И только собираясь уже выйти из квартиры, он сказал самое главное:
– Вашего мужа сегодня перевели в другую камеру. Там у него будет только один сосед. Телевизор, душевая – ему будет полегче.
– Вы посодействовали? – не поверила Лена.
Максим Максимович кивнул.
– Как вам удалось?
– Попросил начальника изолятора, и он пошел навстречу.
– У него проблемы с психикой?
– Нет, он вполне нормальный. Но жена его жаловалась, что он терпеть не может хорошее женское белье. А когда она купила себе шелковую пижамку, потребовал не надевать ее никогда. Заставляет ее ложиться в постель в черной тюремной робе.
Лена промолчала, Максим Максимович погладил ее по плечу:
– Да ладно. Я просто оплатил эту услугу. Дал денег на месяц вперед. А к тому времени что-то изменится. Думаю, вы найдете способ вытащить его оттуда.
– Вы хотите, чтобы я поняла правила игры, о которых вы недавно вскользь упомянули, рассказав современную притчу?
Кадилов осторожно прикрыл растворенную дверь. Так осторожно, что Зворыкиной показалось, что ее начальник не собирается выходить. Он только прикрыл дверь, не закрывая ее на замок.
– Правила игры создает общество, а мораль – люди, ищущие идеалов и разочарованные в жизни. Не сравнивая эти понятия, необходимо иметь в виду, что единственной выгодой от морали или правил игры может быть выживание человека, приспособляемость к обстоятельствам. Один зачем-то упорствовал в убеждении, что Земля вертится, и его сожгли, а другой сказал то же самое, а потом признал свою ошибку – и остался жив. Но мы помним и одинаково ценим и того, и другого. А ведь тот, кого сожгли, мог бы оставить последователей, научную школу… И дети у него были бы счастливы, и жена не пошла бы на панель…
– Разве у Джордано Бруно были жена и дети? – удивилась Лена. – Он же был монахом.
– А разве я о нем говорю? Вы лучше о себе подумайте. Хорошо любить гениального мужа и быть нищей. Но еще лучше любить гениального мужа, быть богатой и помогать ему. И ведь не надо для этого продавать органы. Можно быть здоровой и брать от жизни все.
Он взял руку Лены, склонился и поцеловал ее ладонь. После чего выпрямился, открыл дверь, снова посмотрел на часы и вздохнул:
– Как время-то летит!
Профессор вышел на площадку, нажал кнопку вызова лифта, после чего посмотрел на Зворыкину и махнул рукой:
– Все будет хорошо – теперь от вас все зависит.
Она прикрыла дверь и тут же прислонилась к ней лбом. Зачем он приходил? Вероятно, за тем же, что и Пышкин. Оба решили воспользоваться ее бедой, не намекая даже, а почти в открытую предлагая предать мужа. А это значит, что просто так помогать они не собираются. Максим Максимович сказал, правда, что посодействовал переводу Коли в другую камеру, а так ли это – неизвестно. Но выяснить можно.
И тогда Лена набрала номер Валерия Ивановича.
Тот отозвался мгновенно, сообщил, что есть пока только она новость: Николай переведен в другую камеру.
Лена сказала, что знает об этом и знает даже имя того, кто посодействовал.
– Не понял, – произнес Валерий Иванович после некоторой паузы.
Тогда Лена передала то, что ей сообщил Кадилов.
– Ну что ж, – не стал спорить Валерий Иванович, – похоже, что Кадилов из тех людей, которые, бросив медный пятак в общий сундук золота, уверяют, что их монетка звенит громче остальных. В самом переводе нет ничего особенного, сейчас важно добиться изменения меры пресечения.
Глава 19
Дверь открыла Вика. Где-то в глубине огромной квартиры Виктор Васильевич разговаривал по телефону. Говорил он не в своем кабинете, а, судя по всему, прогуливаясь по коридору. Говорил по-английски, старательно, совсем по-школьному произнося каждый звук. Лена сняла туфли и надела тапочки, которые ей подала дочь Валерия Ивановича. Тут до нее донеслась фраза, которую Кондаков произнес с каким-то наслаждением:
– Вопрос я решил. На пятерку мы с вами можем рассчитывать.
Зворыкина с девочкой прошли в комнату, и Вика усмехнулась:
– Слышали, какой у него английский? Я в первом классе лучше говорила! Полчаса назад сказал кому-то, что сможет снизить цену контракта процентов на тридцать, но в этом случае рассчитывает на гонорар за промоушен – половину от экономии. Он сказал «Семь с половиной, самое малое – семь миллионов евро…»
– Меня не интересуют его дела и его английский, – тихо сказала Лена.
Но Вика продолжала:
– Я ушла в свою комнату и слушала, как он в кабинете пел. Противно так пел… громко.
– Что пел? – удивилась Зворыкина.
– Са-анта Лю-ючия! Са-анта Лю-ючия! – изобразила Вика и засмеялась. – А у самого – ни слуха, ни голоса. Но он от радости та-ак вопил!
Открылась и закрылась входная верь. И почти сразу в комнату заглянула Инна Сергеевна. Она показала большой торт и сказала, что пришлось самой за ним съездить, потому что домработница попросила отгул.
– Зайдем ко мне, – шепнула она Зворыкиной, – у меня к вам несколько слов наедине.
Разговор был и в самом деле недолгим: Инна Сергеевна в очередной раз сообщила, что полностью удовлетворена результатами работы Зворыкиной, достала из сумочки деньги и протянула Лене:
– Пересчитайте, если мало, я добавлю.
Купюры были стодолларовые, и было их десятка три или около того.
– Я правильно поняла, что вы больше не нуждаетесь в моих услугах?
Жена Кондакова приветливо улыбнулась и кивнула:
– Мы просто собираемся с дочкой уехать отдохнуть. Еще весной она наотрез отказывалась, а теперь сама спросила, когда мы в Италию поедем.
Лена держала в руках деньги, не зная, куда их спрятать, – карманов не было ни на юбке, ни на блузке – не за пазуху же, в самом деле! А жена вице-губернатора словно не замечала ее замешательства.
– Мне дочь очень дорога. Когда Вика была маленькая, она очень тяжело болела – не хочу даже вспоминать, какой страшный диагноз поставили врачи. Лечение, операция. Как водится, только за границей, а денег у меня… вернее, у нас совсем не было. Мой муж, как бы вам сказать… Одним словом, он оказался не тем человеком, на кого можно рассчитывать. Я даже почку решила продать. Но, слава богу, нашелся добрый человек, который дал мне необходимую сумму без всяких условий. Он был владельцем фирмы, в которой я тогда работала. Узнал про мою беду и сам предложил помощь. К сожалению, его нет сейчас на свете, но я до конца своих дней буду вспоминать его с благодарностью. Если бы не Гребенюк…
Инна Сергеевна замолчала и пристально посмотрела Лене в глаза, словно проверяя ее реакцию на эту фамилию, но Зворыкина просто слушала, не догадываясь, к чему клонит жена Кондакова.
– Вполне возможно, когда мы вернемся, то попросим вас контролировать Вику, встречаться с ней время от времени. Если у вас, разумеется, найдутся свободные минутки. Насколько я знаю, вам предложили хорошую должность?
– Пока еще ничего не предложили…
– Предложат. Все зависит от решения Виктора Васильевича, а он против не будет, если я попрошу. Надеюсь, вы поняли меня.
Лена кивнула. Жена вице-губернатора улыбнулась.
– У меня очень узкий круг подруг, вхожих в наш дом. Надеюсь, если все сложится, вы тоже станете здесь бывать.
– Благодарю, – негромко произнесла Лена, уже догадываясь: здесь ее не будут принимать никогда. А это значит, что, пока муж под следствием, ее терпели в этом доме как единственную надежду на коррекцию поведения девочки. А теперь, когда отношения с Викой наладились, в помощи Зворыкиной не нуждаются. Это можно пережить, хуже, что теперь стало ясно: вице-губернатор ей помогать не собирается. И, видимо, не собирался.
Она тряслась в маршрутке, причем спешила не домой, а в квартирку Риты Ковальчук, где все было чужое: чужая мебель, чужие книги на полках, одежда в шкафах, чужой запах. Большое зеркало в коридоре мать Риты занавесила куском черной ткани. Но теперь Лена решила, вернувшись в чужое жилье, снять это зеркало и поставить куда-нибудь подальше, спрятать в шкаф, потому что черная ткань пугала, напоминая о случившемся. Пассажиры ехали в маршрутке молча, и туркмен-водитель, словно пользуясь своей властью, мучил их бесконечной песней про черные глаза, гремевшей из автомобильного приемника. Зворыкина дважды пыталась дозвониться сыну, но равнодушный голос механической девушки оба раза ответил, что номер абонента выключен или находится вне зоны. Правда, накануне Петька позвонил сам, уверив, что для этого пришлось залезать на сосну. Лена приказала ему больше этого не делать или найти какой-нибудь холмик… Сын в ответ рассмеялся, и тут же разговор прервался. Но это было почти день назад.
