Анна и Сергей Литвиновы - Ледяное сердце не болит
Осколки объектива Надя собрала с пола и ссыпала в таз с грязной водой. Туда же полетели высыпавшиеся из матраца труха и вата. Теперь похититель может заметить урон, который нанесли его имуществу, только когда будет выносить грязную воду. А может, он доверит эту черную работенку самой Наде?..
Она заново собрала кровать. Установила ее на прежнее место. Затем бросила на нее матрац дырой вниз. А верхний край его подняла, наполовину прикрыв спинку. Если она будет полусидеть на кровати, опираясь на него, похититель вряд ли что-нибудь заметит.
Оба шара-набалдашника Надежда оставила в кармане джинсов, а железный прут сунула под матрац в изголовье кровати. И в качестве последнего аккорда переставила к кровати табуретку и водрузила на нее пустую миску, бутылку с водой и пустой баллон. С первого взгляда получалось, что ничего здесь не произошло. Покорная, смирная жертва поела, попила, помылась – и кротко лежит, ждет своей участи. На самом деле, полусидя на кровати, Надежда продумывала план своих дальнейших действий. И отчаянно трусила. Ее козырь – внезапность, но как, когда, каким образом лучше напасть на маньяка?
И в этот момент на верхнем этаже раздались знакомые звуки: сперва скрип открывающихся ворот, потом мерное урчание движка, шелест шин по гравию. А вот хлопает дверца, и человек выпрыгивает из кабины. Закрываются двери гаража…
Надя напряглась. Нервы натянулись в струнку. Она приготовилась к бою.
***Он спешил.
Надо было взять Жанну Ойленбург до того, как она вновь переедет за город. Из загородного дома она выезжала редко и в основном либо в сопровождении мужа, либо горничной. Поэтому следовало схватить ее в Москве.
Пока Кай добирался до Гостиницы, он следил по карманному компьютеру за местоположением Ойленбург. Маячок, прикрепленный к днищу «Купера», сигнализировал, что она выехала из Палашевского переулка, спустилась вниз по Тверской, развернулась у телеграфа, а потом по бульварам добралась до Петровки. На Петровке она запарковалась в устье Кузнецкого Моста: то ли по магазинам пошла, то ли в кафе – а может, у нее свидание?
Когда Кай входил в Гостиницу, маячок свидетельствовал, что мини-«Купер» по-прежнему стоит на пересечении Петровки и Кузнецкого. Надо как можно скорее освободить номер для Жанночки.
Он поднялся к себе, взглянул, что демонстрируют видеокамеры в кельях пленных. Мария Бахарева лежала в той же позе, как он ее оставил, – только крови, выглядевшей в не цветном изображении черной, натекло на постель еще больше. По картинке он не мог определить: жива она или уже мертва. Но даже при том несовершенном показе становилось ясно: она уже не жилец.
А вот вторая видеокамера – в закутке, где была заключена Митрофанова, – не работала. По экрану шла сплошная рябь. «Черт! Опять система барахлит, – подумал Кай. Он устанавливал видеокамеры сам, не мог доверить работу никому постороннему. А электрика была не самой сильной его стороной. – Может, крысы кабель перегрызли».
Он не заподозрил подвоха. В доме было полно крыс, особенно сейчас, в холодную пору. Они в основном гнездились на кухне и под ней. Приходилось даже убирать все крупы и макароны в стеклянные банки.
Он переоделся, а затем спустился на один этаж, в гостиную, а после в гараж и еще ниже – в подвал.
***Надя слышала его приближающиеся шаги. Она подумала: может быть, лучше встать и спрятаться за дверью? И как только маньяк откроет засов, напасть на него? Ударить железным штырем? Но интуиция (а может, страх) подсказала ей: не дергайся. Лежи себе как лежишь. Вот если он опять подойдет и склонится над ней – тогда…
Шаги прошаркали по лестнице. Замерли у стальной двери. Сердце у Нади застучало. Она нащупала под головой свое оружие, но притворилась спящей.
***С Митрофановой все было в порядке. Она полусидела в кровати и делала вид, что спит. А может, и вправду спит. Однако сейчас Каю было не до нее. Надо как можно скорей избавиться от Бахаревой, чтобы очистить место для новой гостьи.
Он достал ключи и открыл вторую камеру.
***Надя услышала: шаги удаляются от ее двери. Потом загремели засовы соседней камеры, и хлопнула дверь. За стеной по-прежнему было тихо, и даже мужских шагов не слышно.
Надя поняла: бой откладывается. И почувствовала неописуемое облегчение. Все мышцы расслабились. Она глубоко вздохнула. Схватка переносится на неопределенное время.
***Бахарева выглядела куда хуже, чем даже утром, когда он ее оставил. Не помогли ни глюкоза внутривенно, ни анальгетики, ни даже морфий.
И тогда он понял: к сожалению, речь уже не может идти о смерти в отмщение. Он-то в глубине души надеялся, что за те несколько часов, пока он отсутствовал, она если не выправится, то слегка приободрится… И сумеет перед гибелью бросить обвинения в адрес собственного отца, который обрек ее на муки…
Но нет – нынче она едва дышала. Теперь, даже если снова вколоть ей стимулятор, вид у нее будет только несчастный и жалкий. А время не ждет. Значит, убийство – возмездие не состоится. А жаль. Ах, как жаль. Он и не насладился как следует Марией. Ее смертью он, конечно, отомстил – однако не полной мерой. Не так, как отец Бахарев того заслуживал.
Кай подошел к ее кровати. Она тяжело дышала. Он наклонился к ней и громко спросил:
– Чего ты хочешь?!
Это было ее последнее желание – только она еще не знала об этом.
Вопрос медленно, но добрался до ее сознания, и Мария прошептала:
– Пи-ить…
Кай предусмотрительно захватил с собой бутылочку минералки и поднес к ее губам. Она жадно ухватила горлышко губами, словно младенец – соску или материнский сосок. Сделала несколько глотков, закашлялась, застонала. Из бутылки ей на грудь пролилось немного влаги.
Он отобрал бутылку и поставил ее на пол.
Наступала пора последнего расчета.
Видеокамеру он принес с собой. Водрузил ее на штатив – изображение должно быть качественным, а не дрожать, как в фильмах фон Триера. Кай построил последнюю мизансцену с Бахаревой так: он сам на переднем плане. В том же самом хирургическом костюме, заляпанном кровью, в шапочке, маске до бровей – и черных очках. На заднем плане – несчастная Мария. Ее землистое лицо на голом матрасе. Если повезет, то второй камерой, с потолка, можно будет снять другой ракурс – и смонтировать для пущего эффекта оба изображения, цветное и черно-белое. Получится маленький фильм.
Он надвинул шапочку глубже на лоб, нажал на камере «пуск», отошел на исходную позицию.
Обращаясь к камере, произнес:
– Теперь до тебя наконец дошло, Роман Иванович Бахарев, отчего страдала твоя дочь? И почему она умирает?
И сделал шаг назад от штатива. Оказался рядом с кроватью, где лежала Мария, вытащил из внутреннего кармана длинный и тонкий, словно спица, нож – и вонзил его прямо в грудь девушке. Бахарева сделала глубокий вздох, а потом как будто кашлянула, и из ее рта вытекла тонкая струйка крови.
«Вот и все», – подумал Кай. Он был расстроен. Глубокая печаль охватила его. Нет, он не жалел девчонку. Его огорчало только то, что в итоге у нее получилась не смерть-воздаяние, а смерть-избавление…
Однако некогда было рефлексировать. Шел четвертый час. Скоро солнце сядет. И Жанна Ойленбург может отправиться назад в свой особняк. Пора поторапливаться.
Он никогда не думал, что столичный ритм и стресс – быстрей, быстрей, быстрей! – достанет его даже в таком непростом и интимном деле, как убийство. А вот поди ж ты!.. Ему тоже приходилось спешить, он даже не мог как следует насладиться своей местью.
Кай отключил камеру, вытащил из нее диск, спрятал в карман халата.
Дверь в этот каземат можно больше не закрывать.
Он поднялся наверх, в гараж. Взял там любимую болгарку, подключил к удлинителю, воткнул в сеть. Потом спустился вместе с пилой в каморку к Марии.
***Надежда жадно прислушивалась к тому, что происходило в соседнем помещении. Она услышала вроде две-три фразы, негромко произнесенные мужским голосом, и все. И тишина. Затем мужские шаги протопали вверх по лестнице.
Через минуту шаги спустились и замолкли в комнате соседки. Все это время рядом царила тишина, и Надю вдруг осенило: «А ведь она – умерла!.. Ту заключенную, что пытали и мучили вчера, сегодня – добили. Или она скончалась сама». И тут Надя ощутила тягостность, растерянность, которая всегда возникает в присутствии мертвого человека. На глаза навернулись слезы.
А затем из-за стены донесся свист циркулярной пилы. Через секунду тональность звука переменилась, и Надя вздрогнула всем телом: «Он распиливает жертву на куски!»
Жуткий свист продолжался с короткими перерывами минуту, другую, третью… У Нади от ужаса даже свело пальцы на ногах. Слезы сами собой высохли. Она сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. «Господи, – бормотала она про себя, – господи, помилуй меня…» Потом за стеной раздался глухой стук.
