Бернар Миньер - Не гаси свет
— Что… что со мною происходит? — с трудом выговорила Кристина заплетающимся языком.
Хозяйка смотрела на нее, сжав губы.
Штайнмайер встряхнулась. Соберись, малышка.
— Кристи-и-иннна-а-а-а… ты уве-е-е-е-ере-ена-а-а, что хо-о-оро-о-ошо-о-о се-ебя-я чу-увствуе-е-ешь? — донеслись до нее слова стажерки.
Что у нее с голосом? Наверное, девчонка что-то приняла… Какая смешная интонация…
Кристина с трудом сдерживала нервный смех. Они заторчали. Обе.
Потом было ощущение холода в пальцах, а комната и диван, на котором сидела Штайнмайер, раскачивались, как палуба корабля. Глаза Корделии. Сигнал опасности в мозгу: ее взгляд стал прежним — холодным и расчетливым.
На щеках Кристины выступила испарина: «О, черт, мне и правда нехорошо…» Сердце колотилось, как сумасшедшее. Ее все сильнее тошнило. Вот ведь кошмар…
Происходило что-то неправильное.
Кристина подняла глаза и ужаснулась: девица снимала пеньюар. Ее длинное, покрытое татуировками тело напоминало иероглиф.
«Корделииия… Что ты делаешь?..»
«Мне пло-о-охо… совсем пло-о-охо-о-о…»
Корделия поднялась и пошла через комнату. Она обогнула журнальный стол, и ее промежность снова оказалась в поле зрения Кристины, заворожив ее блеском пирсинга. А потом на почти потерявшую сознание женщину надвинулось кукольное личико стажерки, и теплые, влажные губы накрыли ее рот.
— Не дви-и-ига-айся-я-я…
Кристина попыталась отбиться. Она судорожно моргала, пот заливал ей глаза, а внутри у нее все дрожало. Она хотела встать и уйти, но не сдвинулась с места ни на миллиметр и с трудом сфокусировала взгляд на Корделии.
Девушка стояла к ней спиной. Она открыла ноутбук и начала печатать.
Штайнмайер смотрела на ее круглую попку, на широкую нервную спину с выступающими лопатками. Татуировки расплывались…
— Ну-у-у во-от… гото-о-ово…
Корделия обернулась. Кристина почувствовала, что теряет сознание.
Затемнение…
16. Речитатив
Шум вспорол ее мозг, как лезвие ножа. Она мгновенно проснулась. Звук повторился, скребя по нервам, и она поняла, что гудит машина.
Гул голосов на улице, тарахтенье мотора — и тишина…
Кристина села.
В комнату через полосатые шторы просачивался слабый серый свет, и к журналистке вернулся страх темноты. Она натянула на себя простыни. Комната, в которой она находилась, казалась чужой, совсем незнакомой. Кристина не сразу осознала, что это ее собственная спальня. Ощущение шелка на коже напоминало прикосновение савана. Она голая… Из глубины памяти всплыло видение — как удар сухой молнии: Корделия — тоже голая — целует ее в губы, просовывает язык ей в рот…
Руки у Штайнмайер задрожали. Она попыталась нащупать выключатель ночника, нажала на кнопку, но свет не зажегся.
Что-то блестело в темноте, на краю кровати. Серый прямоугольник, бледный, выделяющийся на фоне окружающей ее темноты… Экран…
Компьютер включен. «Как я сюда попала, кто меня раздел, кто включил компьютер?» Кристина чувствовала себя ужасно беспомощной и уязвимой. Что с ней делали, пока она спала?.. Она не стала искать ответ на этот вопрос, чувствуя, что не готова узнать правду, которая может оказаться невыносимо страшной. У нее болели подмышки, спина и локоть. Ее что, несли? Тащили по земле? Видимо, да, но кто? Корделия в одиночку не смогла бы… Интересно, как им удалось проскользнуть мимо «бдительных»?
Женщина инстинктивно потянулась к клавиатуре, доползла до нее по кровати, опираясь на локоть, и коснулась тачпэда. Экран ярко загорелся, на мгновение ослепив ее, но затем тьма рассеялась, и она облегченно вздохнула. Треугольная стрелка в центре подрагивала, но что-то удерживало Кристину от просмотра. Она знала, была уверена: увиденное еще глубже погрузит ее в происходящий кошмар.
Наконец она решилась, запустила видео, и ей сразу все стало ясно.
Дверь № 19 Б.
Вид маленькой квартиры изнутри… Веб-камера… Включенная напротив входной двери. Тонкий звук звонка. Это она, Кристина, давит на кнопку. В поле зрения камеры появляется длинный силуэт стажерки. Со спины, обнаженный. Круглые бледные ягодицы, разделенные глубокой щелью. Она отпирает замок и тянет на себя створку двери. На пороге стоит Штайнмайер. Анфас. Удивительно знакомая и совсем не такая, какой она сама себя представляет.
На экране «Макинтоша» Кристина видела саму себя, Кристину, которая смотрела на Корделию. Ее взгляд скользнул вдоль тела хозяйки и надолго задержался на лобке. Кристина почувствовала, как ее лицо заливается краской. На экране у гостьи глаза едва не выскочили из орбит, и ее взгляд стал масленым. Не было никаких сомнений в том, что именно так ее заворожило. Прозвучал спокойный голос Корделии: «Входи», — и Кристина пошла следом за ней.
«Тебя как будто ждали, — сказала она себе. — Как будто ты здесь уже бывала… Как будто так и надо…»
Следующий кадр.
Кристина сидела на диване, спиной к камере. Видны были только ее затылок и плечи, а Корделия стояла перед ней. Поза у стажерки была в высшей степени красноречивая. Она раздвинула бедра: пальцы с неоново-желтым маникюром приоткрыли половые губы — жест шокирующе непристойный и волнующе интимный. Взгляд у стажерки был похотливым, и казалось, что она в трансе. «Это треугольниковый пирсинг, — произнесла она. — Не все женщины могут его сделать; нужно, чтобы капюшон клитора был достаточно объемным. Дело не только в красоте — пирсинг стимулирует клитор сзади. Ты не представляешь, какие потрясающие ощущения обеспечивает эта маленькая штучка, до чего она…» Кристина не двигалась; она застыла, как статуя.
Камера снимала ее со спины, и можно было предположить, что она смотрит на промежность девушки, как в самом начале, в дверях.
Следующий кадр. Кристина вздрогнула: на экране они с Корделией, обнаженные, лежали на диване, на сей раз — лицом к камере. Они поцеловались. Глаза Кристины были закрыты, ее рука лежала между ног стажерки, а Корделия стонала. Кристина при этом не шевелилась — понятно почему.
Последний кадр: Кристина сидела на диване, снова спиной к камере, а стажерка устроилась лицом к ней и пересчитывала купюры: «Тысяча шестьсот, тысяча семьсот, тысяча восемьсот… Тысяча девятьсот… Две тысячи… Ладно, я заберу жалобу… Не только из-за денег, ты меня здорово ублажила».
«Снег» на экране. Конец короткой порнушки для домашнего просмотра.
Журналистка судорожно сглотнула. Кровь стучала у нее в висках. Половина разгадки о том, что происходило, пока она была без сознания, получена.
Монтаж. Если видео обнародуют, никто не сможет оспорить тот факт, что некоторые кадры подверглись склейке. Но никто не усомнится, что Кристина пришла туда по доброй воле, особенно когда посмотрит, как она пялится на лобок этой тощей дряни…
Ей подстроили ловушку… Если Гийомо или кто-то из коллег получит доступ к фальшивке, это подтвердит обвинения Корделии и на карьере мадемуазель Штайнмайер можно будет поставить большой жирный крест. Корделию, конечно, тоже выгонят с радио, но, во-первых, она всего лишь стажерка, а во-вторых, гадина вряд ли сильно дорожит своим местом — у нее наверняка есть планы на жизнь поинтересней. Например, обирать ближнего и дурить головы доверчивым идиотам.
Ладно, что дальше? Шантаж? Ее собираются шантажировать? Этим все закончится? Но она уже лишилась жениха и работы… Что еще она может потерять?
Кристина чувствовала себя измотанной, оглушенной. Не способной думать. На сей раз Большого Отскока Кристины не будет. Наркотик, которым ее накачали, еще не вывелся из крови, руки и ноги были ватными, мозг отупел…
Экспрессионистский свет просачивался через жалюзи, очерчивая тенями лепнину потолка. Штайнмайер любила свою квартиру, но сейчас это место вдруг показалось ей враждебным, готовым прикончить ее, удушить. Она вспомнила о своей сумке, с тревогой огляделась и вздохнула с облегчением, заметив торбу на кровати в углу. Рядом, на черной простыне, лежал белый прямоугольник. Карточка или послание…
Кристина взялась за уголок бумажки и подтянула ее к себе, чтобы прочесть при свете компьютера.
Это был чек из банкомата, и Кристина запаниковала. Она узнала первые и последние цифры — номер ее банковского счета: «Снято, дата 28/12/12, время: 9 ч. 03 мин., банкомат: 392 081». Сегодня утром со счета сняли две тысячи евро! В этот момент она находилась в кабинете Гийомо — выслушивала бредни Корделии.
Журналистка вспомнила, как стажерка на видео пересчитывала пачку денег, и содрогнулась.
