Нора Робертс - Искушение злом
Но воспоминания прокрались, воскрешая в памяти картины детства: как она сидела в приемной доктора, где пахло лимоном и висели картинки с утками и цветами, читала потрепанные книжки из «Золотой библиотеки», затем старые экземпляры журнала «Семнадцатилетние». Как входила в кабинет, садилась на скамью с мягкой обивкой и говорила «а-а». Как ее награждали воздушным шариком, независимо от того, плакала она или не плакала, когда ей делали укол.
Здесь все успокаивало: и запах свежескошенной травы, и блеск заново положенной весною краски на оконной раме, и тихий голос, нестройно что-то напевавший.
Она увидела доктора: он полол клумбу с лилиями. Садоводство было его страстью. Доктор Крэмптон разделял эту страсть с ее отцом. Она скрепляла их дружбу, невзирая на то, что доктор был намного старше Джека Кимболла.
— Эй, док!
Он быстро распрямился, слегка сморщившись от боли в спине. Круглое лицо его просветлело. Из-под обвислых полей старой шляпы на плечи волной спускались седые волосы. — Она подумала, что он похож на Марка Твена.
— Клер, а я все думал, когда же ты меня навестишь. В тот раз у Джейн мы не успели заново познакомиться.
— Элис сказала мне, что вы теперь работаете только полдня и в течение недели. Я и решила наведаться к вам, когда вы не будете заняты.
— Я и не занят. Просто обихаживал мои лилии.
— У вас чудесные цветы. — Ей было немного больно смотреть на них и вспоминать, как доктор и отец рассуждали насчет подрезания и удобрения. — Как всегда.
Хоть она и улыбалась, он увидел в глазах ее тревогу. Врач в маленьком городке привык выслушивать не только больного, но и его проблемы. Он похлопал по каменной ограде и присел на нее.
— Составь старику компанию. Хочу послушать, чем ты занималась.
Она села с ним рядом и немного рассказала о себе.
Оба они знали, что так ей лече будет приступить к тому, что она пришла ему сказать или о чем спросить.
— Так что мама и Джерри через пару недель вернутся в Вирджинию. Ей там нравится.
— Раз уж ты так далеко заехала, наверное, ты навестишь их, прежде чем возвращаться назад.
— Возможно. — Опустив глаза, она счистила пятнышко с брюк. — Я рада, что она счастлива. В самом деле рада, что она счастлива.
— Еще бы тебе не радоваться.
— Я и не представляла себе, что будет так тяжело. — Голос ее дрогнул, сорвался. Ей пришлось сделать два глубоких вздоха, чтобы взять себя в руки. — Вчера вечером я поднялась наверх. На чердак.
— Клер! — Он взял ее руку и ласково зажал в своих ладонях. — Не надо было тебе ходить туда одной.
— Я ведь уже больше не ребенок, который боится привидений.
— Ты всегда будешь дочерью своего отца. Ты все еще тоскуешь по нему. Я это понимаю. Я тоже тоскую по нему. Она судорожно вздохнула и продолжала:
— Я знаю, каким добрым другом вы ему были. Как вы старались помочь, когда он начал пить. И как вы не отвернулись от нас, когда разразился скандал.
— Друг не поворачивается спиной к друзьям в тяжелые времена.
— Некоторые поворачиваются. — Она выпрямилась и улыбнулась ему. — Но не вы. Только не вы. Я надеюсь, вы по-прежнему остались его другом и поможете мне.
Голос ее звучал напряженно, он насторожился, но не выпустил ее руки.
— Клер, ты приходила сюда с тех пор, как начала ходить. Конечно, я тебе помогу. Ради Джека. И ради тебя самой. — Я так себе напортила в жизни.
Брови его сдвинулись.
— Как ты можешь такое говорить? Ты же весьма преуспевающая молодая женщина.
— Скульптор, — поправила его она. — В этом я действительно неплохо преуспела. Но как женщина… Вы же, наверно, слышали: я была замужем и разошлась… — Легкая смешинка вспыхнула в ее глазах. — Да ну же, док. Я ведь знаю, как вы не одобряете развод.
— Как правило — не одобряю. — Слегка задиристо произнес он, не желая, однако, звучать помпезно. — Клятва — это клятва, так я понимаю. Но не такой уж я закостенелый, чтобы не понимать, что порой бывают… обстоятельства.
— Этим обстоятельством была я. — Она нагнулась и выдернула травинку, которая росла у стены. — Я недостаточно его любила, не могла быть такой, какой ему бы хотелось. Да не могла, наверно, быть и такой, какой сама хотела. Вот все и испортила.
Он поджал губы.
— Я бы сказал, что не от одного а от обоих зависит, будет брак удачным или рухнет. Она чуть не рассмеялась.
— Поверьте, Боб ни за что бы с этим не согласился. И сейчас, оглядываясь на наш брак, да и на другие отношения, которые у меня были или которые я пыталась завязать, я понимаю, что все время чего-то недодавала.
— Если ты так считаешь, то должна представлять себе и почему это происходит.
— Да. Я… мне необходимо понять, как он до этого дошел, — вдруг выпалила она. — О, я знаю насчет пристрастия и знаю, что алкоголизм — это болезнь. Но все это общие слова, а речь идет о моем отце. Он же был моим. И мне необходимо понять, чтобы я могла…
— Прости его, — тихо произнес Крэмптон, и Клер закрыла глаза.
— Да. — Вот этого, только этого она не могла сделать, сколько ни старался Яновски. Но повиниться в этом здесь, когда ее рука лежала в теплой руке ближайшего друга ее отца, было не так мучительно. — Вчера вечером, когда я поднялась туда, я поняла, что так его и не простила. Я так боюсь, что никогда не прощу.
Крэмптон помолчал, вдыхая запахи сада, вслушиваясь в пение птиц и легкое шуршание листвы под весенним ветерком.
— Мы с Джеком говорили не только о мульче и жуках в те долгие вечера. Он говорил мне, как гордится тобой и Блэйром. Но ты была ему особенно дорога, как ты понимаешь, наверно, как дорог был Розмари Блэйр.
— Да. — Губы ее немного дрогнули. — Я знаю.
— Он хотел для тебя всего самого лучшего. Он хотел дать тебе весь мир. — Крэмптон вздохнул, вспоминая, сожалея. — Возможно, он хотел слишком многого и потому допускал ошибки. Я знаю, Клер, все, что он делал правильного или неправильного, все концентрировалось вокруг любви к тебе. Не вини его в том, что он оказался слишком слаб. Даже в своей слабости он прежде всего думал о тебе.
— Я не хочу ни в чем его винить. Но столько воспоминаний. Они переполняют меня.
Он внимательно посмотрел на нее своими серьезными глазами.
— Бывают такие ситуации, когда не надо возвращаться назад, как бы тебе ни хотелось. Возвращаясь назад, можно не залечить рану, а только причинить себе еще большую боль.
— Я это понимаю. — Она посмотрела вдаль, поверх аккуратно подстриженной лужайки. — Но я не могу продвигаться вперед, док. Не могу, пока не дознаюсь.
ГЛАВА 11
Никакие доводы разума не могли заставить Джейн Стоуки хоронить покойника в закрытом гробу. Когда человек умер, живые обязаны в последний раз посмотреть на него и закрепить в памяти его лицо. Обязаны сказать о нем.
— Подлый он был мерзопакостник, — заметил Оскар
Руди, поправляя узел на галстуке. — После пары стаканов пива старина Бифф уже не смотрел на тебя, а только норовил дать тебе в морду.
— Точно. — Лесс степенно кивнул, разглядывая лицо Биффа. «Гореть тебе в аду, мерзавец», — подумал он. — А Чак свое дело знает, верно? Как я слышал, Биффа отделали как следует, а выглядит он так, будто прикорнул.
— Наверно, ведро грима на него потратили. — Оскар вытащил пестрый платок и громко в него высморкался. — Спроси меня, я тебе скажу — страшно это гримировать покойника.
— Я бы этим занялся, если б мне как следует заплатили. Я слышал, у него все кости в теле переломаны. — Лесс передвинулся, выискивая взглядом подтверждение своих слов и повод поразвлечься. — Вот уж бы не сказал.
И они вышли на улицу покурить.
Джейн уже сидела на стуле впереди, Гриффитс расставил их рядами. Поскольку Бифф не принадлежал ни к одной церкви, было решено отслужить скромную службу прямо в похоронном бюро с помощью Чака. Джейн в строгом черном платье, с гладко зачесанными назад и стянутыми узлом волосами, принимала выражения соболезнования и выслушивала слова сочувствия.
Люди, отдавая Биффу последний долг, проходили мимо его гроба.
— Сколько раз он пытался своей толстой лапой залезть мне под юбку — и не сосчитать, — усмехнулась Сара Хьюитт, глядя в мертвое лицо.
— Прекрати, Сара. — Бад вспыхнул и посмотрел направо и налево, проверяя, не слышал ли кто ее. — О таких вещах здесь не говорят.
— Этакая глупость: про живого можно что угодно сказать, а как человек умер, так непременно надо говорить, какой он был славный, хоть и был мерзавец из мерзавцев. — Одна бровь у нее поехала вверх. — А его в самом деле кастрировали?
— Господи Иисусе, Сара! — Бад схватил ее за руку и потащил в глубину комнаты.
— Ты только посмотри, кто пришел. — Сара задумчиво улыбнулась глядя на входившую в комнату Клер. — Блудная дочь. — Она оглядела Клер с ног до головы, с завистью посмотрев на ее простой, но дорогой темный костюм. — Так и не нарастила мяса на костях, нет?
