Эрик Аксл Сунд - Подсказки пифии
– Ведь у мертвых мальчиков недоставало некоторых частей тела, верно? – спросила София.
Тут Жанетт все поняла, и дурнота вернулась.
“Айсбар”
Если Швеция для стороннего взгляда состоит из равных частей всеобщего права, винных магазинов “Сюстембулагет” и тридцати процентов подоходного налога, то Стокгольм для городского планировщика состоит из одной трети воды, одной трети парков и одной трети построек, а для метеоролога погода делится на примерно равное количество дней с ясной погодой, дней с осадками и дней с переменной облачностью.
Таким же образом социолог может поделить жителей Стокгольма на бедных, богатых и очень богатых. В случае последних, однако, разделение будет несколько иным.
Уже давно по-настоящему богатые люди стесняются своих состояний и делают все, чтобы не хвастать возможностями, зато люди, живущие в пригородах, соревнуются друг с другом в том, чтобы выглядеть мультимиллионерами, и ведут себя соответствующим образом. Ни в одном другом сравнимом по величине со Стокгольмом городе мира не встретишь так много “лексусов” и так мало “ягуаров”.
Клиентура бара, где прокурор Кеннет фон Квист в эти минуты накачивался ромом, коньяком и виски, состояла из богатых и очень богатых. Эту социальную структуру нарушала только группка японцев, выглядевших так, словно они – студенты, явившиеся в экзотический зоопарк. Коими они на самом деле и являлись.
Японская делегация состояла из прокуроров Кобе, прибывших в Стокгольм по приглашению судебного ведомства. Конференция проходила в единственном в мире отеле с баром, где царила вечная зима.
Стакан в руке фон Квиста полностью состоял изо льда и сейчас до краев был полон виски, произведенного на винокурне в Макмюра, – напитка, который определенно нравился и японским гостям.
“Ну и обезьяны, – подумал прокурор, обводя помещение мутным взглядом. – И я – одна из них”.
Группа состояла из двенадцати молодых японских юристов. Кроме самого фон Квиста и его коллег из стокгольмской прокуратуры, в баре было пятнадцать человек, одетых в одинаковые толстые серебристые костюмы с капюшонами, а также в большие рукавицы – таким образом, гости могли долго оставаться в баре с температурой минус пять градусов и успевали опустошить бумажники. Холодный голубой свет из ледяных блоков придавал интерьеру бара сюрреалистический вид, и прокурор ощущал себя в комиксе про футуристических человечков “Мишлен”.
Посещение ледяного бара удачно завершило десятичасовую программу конференции. Единственное, что прокурор усвоил за сегодняшний день, – это что в дни вроде этого ничего усвоить нельзя. За исключением, может быть, того, что японцы, во всяком случае входившие в группу, совершенно некритично относятся ко всему, что выглядит хоть немного по-шведски, будь то мебель из Эльмхульта, виски из Естрикланда или селедка из Эрнкёльдсвика.
– Is this Swedish? – Прокурор нехотя обернулся. Человек, похлопавший его по плечу, косоглазо улыбался, указывая на свой стакан. – Swedish ice?[36]
– Yes, – пробормотал фон Квист. – Ice from Jukkasjarvi. Everything in this bar is made of ice from Jukkasjarvi[37]. – Он похлопал ладонью по блестящей барной стойке и попытался улыбнуться в ответ, но и сам знал, что ему это не удалось. Когда он бывал пьян, мимические мышцы не слушались его и лицо только перекашивалось в гримасе. К тому же он едва сомкнул глаз в последние несколько дней, и переутомление сделало его раздражительным.
– It is fantastic. Swedish ice is fantastic! And Swedish ice hockey also fantastic![38]
Фон Квист фыркнул. Весенний разгром шведской команды на чемпионате мира по хоккею еще не стерся из памяти – лишь четвертое место в финале в Канаде. Он отвернулся от японца, поднес стакан ко рту и проглотил содержимое.
– Повторить, – буркнул он бармену, со стуком ставя стакан на стойку.
По мере того как прокурор глоточками потягивал четвертый или пятый стакан виски за вечер, настроение у него все больше портилось. Надо было отдохнуть от япошек. Пусть кто-нибудь другой проследит, чтобы косоглазые вернулись к себе в номера в целости и сохранности, хотя прокурор подозревал, что кое-кому из них придется провести ночь в обнимку с унитазом, а завтра утром на заключительной части конференции они будут напоминать привидения. Это потому, что у них низкая сопротивляемость воздействию алкоголя. Прокурор полагал, что причина тому чисто биологическая – нехватка энзима, который расщепляет промилле, или что-то в этом роде. Но то, что завтрашний день также может быть испорчен, не играло никакой роли – прокурор был убежден, что обмен опытом не имеет смысла из-за культурных различий и в особенности из-за непреодолимого языкового барьера. Иными словами, япошки с тем же успехом могли бы остаться дома.
Прокурор решил выкурить сигару и откланяться. Ему надо было подумать, хоть он и понимал где-то в глубинах алкогольного тумана: завтра он не вспомнит ничего из того, что надумает в своем теперешнем состоянии. Но он все же извинился, протиснулся через толпу, снял варежки и неуклюжую серебристую куртку и вышел на улицу, чтобы немного побыть в покое.
Он успел лишь зажечь сигару – и тут кто-то похлопал его по плечу.
Какого хрена, злобно подумал прокурор. Они как один большой чертов пластырь.
Он обернулся и хотел было сказать какую-нибудь резкость, как вдруг в лицо ему ударил крепко сжатый кулак. Щеку обожгло золой от сигары, которая рассыпалась в труху и упала на землю. Прокурор зашатался, чуть не потеряв равновесие от удара.
– Какого черта…
Сначала он почувствовал просто тупое удивление. Потом кто-то схватил его за галстук. Увидев, кому принадлежит исполинский кулак, прокурор испугался по-настоящему.
Украинец. Тот, с кроликами.
С застывшей улыбкой, поразительно спокойно нападавший достал стилет. В прокуроре тут же активировался защитный механизм, приведший в движение самые выносливые и быстрее всего реагирующие мышцы. Те, которые управляют глазами.
Прокурор зажмурился и стал умолять о пощаде.
Он послушный лакей, забывший свое место, трагическая фигура, он добровольно вырядился в серебристый костюм мишленовского человечка, чтобы по приказу высшего начальства подхалимничать перед чужаками.
Через десять секунд прокурор обнаружил себя на коленях на мокром асфальте. Изо рта свисал отрезанный галстук. Украинец исчез.
В чем дело?
На земле перед прокурором стояла большая картонная коробка.
На фон Квиста накатила волна крайней усталости. Он сел на бордюр, уставившись на коробку и чувствуя, как от сырого асфальта намокают брюки.
С отсутствующим выражением лица прокурор открыл коробку.
В ней лежало что-то черное, волокнистое. Частично замотанное в белую ткань.
Сначала он не рассмотрел, что это, но когда нагнулся и осторожно сунул руку в коробку, то понял, что сейчас произойдет.
Как только он взялся за предмет, тот внезапно обрел форму и смысл, и прокурору показалось, что предмет тянется к нему.
Это была высушенная, сморщенная, усохшая человеческая рука.
Лонгхольмен
Лонгхольмен – это остров в центре Стокгольма, представляющий собой отдельный район города. Остров в километр длиной и от силы полкилометра шириной долгие годы был островом-тюрьмой.
Прелестное имение Альставик, расположенное на острове, в один прекрасный день купила коммерц-коллегия, и его переделали в женскую тюрьму. За образец были взяты голландские работные дома, благодаря которым предполагалось убрать с улиц попрошаек и бродяг и дать им осмысленное занятие. Особенно следовало обратить внимание на женщин вольного поведения.
Одной из сидевших в Лонгхольмене была Ханна Хансдоттер, ставшая последним казненным в Швеции за колдовство человеком. Ее, пятидесяти пяти лет от роду и принадлежавшую к приходской бедноте, и раньше приговаривали к тюремному заключению за преступления против супружеской верности, совершаемые и с холостыми, и с женатыми мужчинами. По решению суда Ханну развели с мужем и выслали из дома, где жили супруги.
На Ханну смотрели как на пьяницу и скандалистку. Женщина до последнего отрицала, что она ведьма. Однако когда хозяин постоялого двора в Клёрупе Лундстен свидетельствовал, что заболел, съев предложенное Ханной яблоко, женщину приговорили к смерти через повешение за шею, после чего тело сожгли на костре. Мотивом посчитали то, что Лундстен однажды отказался налить Ханне водки.
Мадлен въехала на остров по мосту Польсундсбрун и припарковала машину позади морского училища. Она нашла это место, так как уже бывала здесь.
Несколько дней она ночевала в трейлерном кемпинге недалеко от моста Вестербрун, но там оказалось слишком много народу, к тому же у нескольких трейлеров были французские номера, а ей совсем не хотелось отвечать на вопросы любопытных туристов. Однако там было лучше, чем в гостинице “Шёфарт”, где ей постоянно казалось, что за ней наблюдают.
