Хосе Мариа Гелбенсу - Не загоняйте убийцу в угол
Потому что Карлос понял – под усталостью и подавленностью змеей проскользнула в его мысли тень страха.
А дождь все шел и шел. С середины дня он зарядил над Сан-Педро, серое небо и море слились на горизонте воедино, земля пропиталась водой, на улицах стояли лужи, вода бежала по водостокам, стекала с крыш, было ужасно тоскливо и казалось, конца этому не будет. Застолье в баре «Арукас» – и собравшимся там было наплевать на плохую погоду – шло к концу. Марта Абос спрашивала себя, какого черта ее понесло в «Арукас» именно сегодня днем, когда она не была уверена, что сможет вернуться домой без посторонней помощи. Стараясь сосредоточиться, она невозмутимо прислушивалась к общему разговору, но не вмешивалась, смутно чувствуя, что сказать ей особенно нечего, и вряд ли стоит тратить на это силы. Сидевший рядом Фернандо Аррьяса время от времени ободряюще похлопывал Марту по руке, которой она облокотилась о стул, и ей становилось легче; в душе она была ему признательна, но виду не подавала и только в первый раз слегка наклонила голову, давая понять, что ничего не имеет против. Фернандо в свою очередь уловил промелькнувшее на лице жены раздражение, но отнесся к нему снисходительно, понимая, что направлено оно не против Марты, а против того временного беспорядка, который она вносила своим поведением. Однако Ана Мария, знай она мысли мужа, с ним не согласилась бы; она недовольно и с беспокойством смотрела на распущенность, для нее совершенно необъяснимую, которая накатила на подругу, и уж совсем не понимала терпимости, с которой к этому относились не только мужчины их компании, но даже некоторые женщины, та же Кармен Валье. Сейчас Ана Мария разделяла точку зрения Елены Муньос Сантос, без всяких колебаний осудившей, хотя и вполголоса, поведение обеих женщин. Но Фернандо Аррьяса придерживался теории компенсации и считал, что люди в компании не должны вести себя одинаково, иначе будет очень скучно. Ана Мария соглашалась с ним, если речь не шла о главных чертах характера. Фернандо считал, что Елена, помимо всего прочего, была неудовлетворенной женщиной, поэтому она тут же поддерживала его жену, если та кого-нибудь осуждала. И все же, думал врач, они не были злыми, ни Ана Мария с Еленой, и никто другой в их компании, и потому в течение всего лета он прощал то одному, то другому маленькие промахи в поведении, случайные или обычные. Зато Хуанито Муньос Сантос с самого начала лета напускал на себя вид непогрешимого и не снимал эту маску до последнего дня отпуска, поэтому все обращались к нему за помощью, как только возникали конфликты, – тут он был незаменим. Конфликты у них бывали только мелкие, такие мелкие, что вполне простительная выходка Марты или Кармен воспринималась как покушение на устои.
В бар вошел Рамон Сонседа, с которого ручьем лила вода; за Рамоном шла его жена. Он сразу направился к друзьям, на ходу с трудом стаскивая дождевик.
– Дорогие друзья, – начал он, с помощью жены выпутываясь из рукавов. – Дорогие друзья, простите, что я опоздал. Я вижу, все в полном сборе, так что без всяких лишних формальностей можно приступить к операции «Охота за убийцей». За дело.
– Не хватает Карлоса Састре, – сказал Лопес Мансур.
– У Рамона Сонседы в тот вечер среди гостей был и судья Медина? – с утвердительной интонацией спросила Мариана. – Так?
Сонсолес Абос задумалась.
– Да-да, конечно, теперь я вспомнила, – начала она. – В тот вечер…
Мариана ее перебила:
– Было много народа?
– В тот вечер? Нет, – уверенно ответила Сонсолес. – Ты путаешь с ужином по случаю открытия летнего сезона, они его устраивают каждый год. Но в тот вечер, о котором мы говорим, пригласили только своих, от силы человек пятнадцать, только близких друзей. – Сонсолес остановилась и, подумав, добавила: – Пожалуй, судья Медина был там немножко лишним, потому что всех остальных связывали тесные отношения; кроме того, еще была супружеская пара, друзья Сонседы из Барселоны.
– Немного лишним? Это любопытно.
– Да, пожалуй. Может, тебе спросить у Рамона, почему они его пригласили? Хотя, Рамону вряд ли понравится этот вопрос: ведь он возглавляет охоту за убийцей.
– Возглавляет что? – поразилась Мариана.
– Да-да, охоту за убийцей. Наверное, ему совсем нечем заняться нынешним летом. Он же не может выйти в море покрасоваться на новом катере, вот и ищет себе забаву. Тут даже ничего не скажешь.
– Что ж, я рада, что узнала об этом: придется обратить на них некоторое внимание. На него и на тех, кто с ним в компании, – насмешливо добавила Мариана. – Но это вряд ли помешает им вести себя как безответственные мальчишки. Может быть, это потому, что они не видели труп судьи Медины?
– Чего не видишь, о том не плачешь.
– Это точно; но ведь Фернандо Аррьяса и его приятель Карлос видели.
– Ну, я думаю, они в это не играют, как ты любишь выражаться. Да не обращай ты внимания на Рамона, – успокаивала ее Сонсолес. – Я же говорю, ему просто время девать некуда. Ну, и конечно, его наверняка задевает, что под подозрением оказываются отдыхающие, которые занимают высокое положение в обществе.
Мариана молчала, думая о своем. Потом она посмотрела на Сонсолес и спросила:
– В тот вечер судью Медину в последний раз видели на людях, так?
– На людях – в смысле в гостях, да? Не знаю, откуда мне знать его жизнь.
– Тебе придется напрячься и вспомнить всех, кто был в тот вечер у Сонседы.
– Ну, я думаю, это не трудно, но лучше спроси самого Сонседу.
– Ты же говоришь, ему это не понравится?
– Вот и прекрасно. Небольшая встряска Рамону не повредит.
Мариана вопросительно подняла брови.
– Ты уверена, что не повредит? – спросила она.
Сонсолес не удержалась и улыбнулась:
– Хорошо, тебе я расскажу. В тот вечер я очень разозлилась на Рамона потому, что он тоже вздумал приударить за моей сестрой Мартой.
– Не может быть!
– Еще как может! – Сонсолес помолчала. – Конечно, он это делал не в открытую, они же там не одни были, но ухаживал, это точно.
Мариана молча смотрела на подругу, ожидая продолжения.
– И судья туда же. Конечно, ты спросишь, как это я не поняла, что с сестрой неладно?
Мариана продолжала молчать, но внимание, с которым она слушала подругу, подстегивало ту.
– Да, я должна была понять еще тогда. Но я думала, это так, случайно, может, на нее что-то нашло на один вечер. Ты же знаешь, нам всем иногда хочется повеселиться, это так естественно, правда? Ну, бывает, чуть перегнешь палку, ничего страшного.
– Как и в жизни, – сказала Мариана и притворно вздохнула; на самом деле она не упускала ни слова из рассказа подруги.
– Вот. – Сонсолес вздохнула. – Конечно, теперь все выглядит иначе, и к тому же судью-соблазнителя укокошили.
– А, так он пытался соблазнить Марту? – спросила Мариана.
– Судья? Еще как! По сравнению с ним Рамон был сама изысканность. Ты же знаешь: идиотская улыбка и заигрывание сладострастного старичка, которому все дозволено, да если бы так себя вел молодой человек, его бы сочли невоспитанным…
– Ну, надо же, старик судья…
– Как спрут, просто как спрут, – подытожила Сонсолес.
После первых аккордов оркестра в комнату ворвались мощные звуки рояля, потом оркестр повторил последние ноты и стал постепенно замолкать, дожидаясь, пока его догонит рояль: тот вступал медленно, задушевно, а потом оркестр и рояль бежали рядом и звучала центральная тема allegro. Это была первая часть концерта ля минор Шумана в исполнении Ансермет и Дину Липатти. Карлос Састре всегда слушал этот концерт, когда чувствовал свою беззащитность: возможно потому, что музыка Шумана помогала ему – когда рояль начинал заглушать оркестр, вести мотив, Карлос забывал обо всем, уходил в себя, и в душе его царили только звуки. Он погружался в свой внутренний мир в те трудные минуты, когда действительность напоминала ему о самом страшном в его жизни событии: наполовину вытесненное из памяти, сейчас оно вновь ожило, и вызывал его к жизни образ старого судьи, – бивший по нервам, дрожавший, как струны рояля, когда пианист ударял по клавишам.
Внутри Хижины по-прежнему царил беспорядок. И ничего не изменится до обеда, пока не придет Хуанита, потому что сам он даже не удосужился еще раз выкинуть окурки из пепельниц. В общем-то, в эту минуту он должен был сидеть в баре «Арукас», пить аперитив, потом отправиться пообедать – с Кармен или всей компанией, – а после они вдвоем уехали бы куда-нибудь, несмотря на дождь, и вернулись бы только после того, как Хуанита уберет дом и уйдет. Но Карлос не мог отрешиться от своей заторможенности и отправиться в Сан-Педро; он сидел в каком-то отупении, которое – как он интуитивно догадывался – было призвано остановить время или вывести его за пределы времени. Но Карлос знал, что двигаться все равно придется: голод заставит. Поэтому у него было такое чувство, словно он застрял между реальной жизнью и призрачным миром грез, похожим на лимб, где обитают невинные души. Миры эти уравновешивали друг друга, но на самом деле, пребывая в таком состоянии, Карлос ждал, что равновесие вот-вот нарушится само собой, без его вмешательства, и тогда он примет то или иное решение.
