Светлана Алешина - Гнездышко мелких гадов
Жила Оксана в обычной панельной девятиэтажке недалеко от института. На звонок она открыла почти сразу, не спрашивая, и, как показалось Ларисе, не очень удивилась ее приходу.
— Мне звонил Валерий Григорьевич, — каким-то равнодушным тоном произнесла Оксана вместо приветствия. — Так что я догадываюсь, зачем вы пришли. Не понимаю, правда, какое это имеет отношение к тому, чем вы занимаетесь, но…
Она не закончила фразу, пожала плечами и пропустила Ларису в комнату.
Котова была немало удивлена обстановке. Дорогой палас на полу, музыкальный центр, телевизор и видеомагнитофон «Сони», на трельяже — обилие дорогой косметики и парфюмерии. На столе у окна стоял компьютер. Видимо, Роман Рябоконов был щедр по отношению к своей невесте.
— Садитесь, — кивнула Оксана в сторону одного из мягких кресел, сама устраиваясь напротив в таком же. — Извините, что не предлагаю вам чаю, я себя неважно чувствую.
— Ничего, я не хочу, — успокоила ее Лариса. — Не подумайте, что я пришла читать вам мораль. Не мое это, конечно, дело, но… Мне бы хотелось знать, чем все-таки обусловлена ваша связь с Садальским? То, что я узнала недавно, не очень вяжется с тем представлением о вас, что у меня сложилось раньше.
Оксана помолчала, потом взяла сигарету и закурила. После трех затяжек она сказала:
— Да, связь с Садальским была большой глупостью с моей стороны. И самое обидное, что теперь из-за нее рухнули такие прекрасные отношения с Ромой. Я-то знаю, что он подобных вещей не прощает. Садальского я не воспринимала серьезно, он не имел для меня значения. Нужно было получить зачет, продолжать учиться, а английский, как я поняла, мне не одолеть. Почему-то мне показалось, что это самый простой способ уладить проблему. А теперь проблема с английским обернулась для меня гораздо более серьезной. Скажите, Роман приходил к вам?
— Да, — ответила Лариса.
— И… что он говорил? — тихо спросила Оксана.
— Скажу вам честно: настроен он очень категорично. Хотя возможно, что сейчас это только первая реакция, под влиянием эмоций.
Оксана грустно покачала головой.
— Я буду с вами откровенна, — продолжала Лариса. — Дело в том, что мое расследование находится в некоем ступоре. И я бы хотела спросить у вас — что вы сами думаете по этому поводу? А вопросами о Садальском я вас больше мучить не стану.
— По поводу этих убийств, что ли? — нахмурилась Оксана.
— Да, Никитина и Шатилова.
— Да ничего я не думаю, если честно, — раздраженно махнула рукой Оксана. — Мне вообще вся эта история надоела. Убили каких-то ничтожеств, а шуму до небес! Нелепая ситуация сложилась: Никитина с Шатиловым уже нет, а все остальные из-за них по-прежнему страдают. Сначала Олег, потом Люба, теперь вот я. Да и вы, в конце концов. Но вы хоть деньги получите.
— Я не думала, что вы меркантильны, — заметила Лариса.
— Женщины все меркантильны, — убежденно проговорила Оксана, но все же добавила: — За редким исключением. Вроде Любки Лицедеевой. Только она могла искренне быть влюбленной в Никитина. Люба вообще-то девчонка умная, но только в плане учебы, а по жизни, извините, дура. — А у вас какие отношения были с Никитиным и Шатиловым?
— Да никаких, — пожала плечами Комолова. — Мне они оба были безразличны, но порой неприятны. Только я вынуждена была мириться с ними, раз уж мы вместе учимся и раз они навязались в нашу компанию. А вообще мне такие люди неинтересны, только Любка может их всерьез воспринимать. Ну и, по большому счету, они друг друга стоят.
— А мне казалось, что вы хорошо относитесь к Любе, — сказала Лариса.
— Да неплохо я к ней отношусь! Просто считаю, что во многом она ведет себя как дурочка. А потом сама же от этого страдает.
— А как вы думаете, кто мог убить Никитина и Шатилова?
— Понятия не имею. Из компании — никто. Скорее всего, кто-то «левый».
— А что вы думаете по поводу Ювеналия Добрынина? Мне показалось, что он по-особому к вам относится.
На лице Оксаны появилась улыбка.
— Может быть, — кивнула она. — Только мне он совсем неинтересен как мужчина. Хотя осознавать, что я ему нравлюсь, приятно. А как человек… Не похож он на других… добрый, честный, но не от мира сего. Вот и все.
— А он как ладил с Сергеем и Дмитрием?
— Старался держаться от них подальше, потому что они все время над ним прикалывались. Потом, правда, они притихли, потому что увидели: Ювеналий не реагирует. А вы что, думаете, он мог их убить? Нет, вы ошибаетесь. Хотя…
В этот момент зазвонил телефон. Оксана поднялась и взяла трубку. Лицо ее стало не очень довольным.
— Привет… Нет, сегодня нет… Ну как почему? Потому что не могу… Миша, я правда не могу. Я устала, и у меня проблемы… Нет, не в этом дело… Ну и что, если ему надо? Других, что ли, нет?.. Нет, не приеду. Все, пока, у меня тут гости…
И, не дослушав, она бросила трубку.
— Совсем с ума сошли. Как будто я всем обязана, — в сердцах бросила Оксана.
Тут телефон зазвонил снова, и Оксана вспылила: подскочила к телефону и выдернула шнур из розетки.
— Неужели людям непонятно с одного раза? — покачала она головой и закурила сигарету.
Потом взглянула на Ларису и сказала:
— Вы извините… я забыла, о чем мы говорили?
— О Ювеналии Добрынине и его способности убить своих одногруппников.
— Ах да. Ну, это вы, наверное, зря… хотя проверьте… А я, знаете ли, уже ничему не удивлюсь… Еще раз извините, я, может быть, путано говорю, но у меня столько проблем…
— Нет, нет, ничего, — сказала Лариса и поднялась со стула.
Она поняла, что разговор, по всей видимости, надо заканчивать — хозяйка квартиры всем своим видом демонстрировала, что у нее свои заботы и убийство Шатилова и Никитина ее не интересует. Напоследок Лариса еще раз окинула взглядом богатый интерьер квартиры, в которой жила Оксана, и попрощалась.
Уже в машине она вспомнила о словах Маши Губиной, адресованных Ювеналию: «Мы всегда подозревали, что он шизофреник. А теперь он это блестяще доказал». Конечно, подобная оценка поведения Добрынина могла быть спровоцирована его разоблачением весьма пикантных отношений треугольника Губины — Лавриненко, но все же… А еще надо было узнать, чем закончилась история Любы Лицедеевой. И рука Ларисы потянулась к телефону.
Психолог Курочкин был дома и вновь начал демонстрировать безумную радость по поводу звонка Ларисы. Но она не исключала, что в данном случае психолог просто проявляет свои профессиональные качества, изображая радушие. Только ей было наплевать на чувства Курочкина, потому что она решила идти в разговоре с ним наугад, используя то, что связи у психолога в городе весьма обширны.
— Привет, Анатолий, — сказала Лариса. — Не знаешь ли ты молодого человека по имени Ювеналий Добрынин? Ты его случайно не консультировал?
— Консультировал, — неожиданно ответил Анатолий Евгеньевич. — Только не Ювеналия, а Аристарха Добрынина.
— А это кто такой? — оторопела Лариса.
— Его отец, профессор математики нашего университета, — ответил психолог.
— И что?
— Интересный случай, — после некоторой паузы ответил Курочкин. — Очень даже…
— Меня все-таки больше интересует его сын, — перебила психолога на полуслове Лариса.
— В каком смысле?
— В смысле его психического здоровья.
Курочкин откашлялся, слегка помычал в трубку междометиями и осторожно высказался:
— Я пару раз видел этого юношу. Весь в отца пошел. А отец, скажу я тебе, Лариса, человек действительно интересный…
— Анатолий Евгеньевич, а все же можно поконкретнее? — не выдержала вновь Лариса, перебивая психолога. — Заверяю тебя — сведения останутся при мне.
Поскольку Курочкин продолжал издавать неопределенные междометия, Лариса совсем уже просящим, чуть ли не умоляющим голосом произнесла:
— Анатолий, ну мне действительно надо для дела…
Курочкин задышал часто-часто в трубку. Видимо, решал, говорить ему или нет.
— Хорошо, только ради нашей дружбы, — наконец сказал он. — Так вот, у профессора Добрынина подозрения на шизофрению имеются. Да, матушка, имеются. Этого для тебя достаточно?
— А у Ювеналия, сына его?
— Я же говорил, весь в отца пошел, — иносказательно подтвердил диагноз Курочкин. — Только, по-моему, еще дальше. Он религией вроде бы увлекается. Как меня первый раз увидел, сказал, что я пропитан дьявольской энергией, и посоветовал мне сходить в церковь. Вот такие дела…
— А как насчет его способности на преступление? — спросила Котова. — Склонности к действиям насильственного характера?
— Ну это вы, матушка, бросьте, бросьте! — Обычно жидкий тенорок психолога загустел и приобрел бархатный оттенок. — Парень явно мухи не обидит! А что шизофрения у него, так она в неопасной для общества форме протекает. Но неужели подозревается сей гражданин в чем-нибудь?
