Александр Горохов - Повязанные кровью
- Ну, а если я не соглашусь? Вы меня , понятно, пришибете, но вас-то Михаил Афанасьевич мои, как вы выразиться изволили, дружбаны - сдадут?! За эти самые сто тысяч долларов.
- Чтобы сдать - нужно иметь крутые доказательства.
- Найдутся, найдутся доказательства, это уж будьте спокойны.
- Даже если меня с Афониным и сдадут, голубчик, это ничего не решит.
- Понятно.
- И что тебе понятно? - напряженно спросил Афонин.
- Да шестерки вы оба в большом деле! От кого-то получили заказ убить вице-мэра! Передали его по цепочке дальше, кто-то эту акцию провел, да неудачно. А тут вы почувствовали, что жареным запахло, надо свою шкуру спасать, вот меня и прихватили. На вашем месте, господа, вам проще всего было бы всю нашу команду убить разом! Что вам, впервой что ли?
- М-м, - одобрительно промычал Горин. - Хорошая мысль... Однако...
- Однако - что? Начальство не дозволяет? Запретили ликвидацию?
- Трепло... Ведь поджилки трясутся, а ещё хорохоришься?
- А что остается делать? Есть другие предложения?
- Кончай базар, - решительно оборвал Горин. - Принимаешь условия?
Все свои доводы Борис уже исчерпал, никакого нового поворота темы в голову не приходило и он сдался.
- Ваша взяла. Жить-то хотца.
- Нина! - позвал Афонин и в комнату вошла дородная женщина лет тридцати, куда как больше подходящая Афонину на роль жены, нежели вертихвостка Ляля - да так оно и было, скорее всего, поскольку Ляли Борис не видел даже и на даче.
Нину подробно проинструктировали, она взялась за телефонную трубку, Горин - дал номер и начались переговоры, в которых принял участие и Борис молол первое, что приходило в голову по заданной теме и мучительно пытался придумать какой-нибудь намек, чтоб дать конкретные данные об истинности своего местонахождения и положения. Бодрость и оптимизм дался ему нелегко, а намека почти не получилось. Почти. Фарид - скорее всего ничего не поймет от злости. А Денис может и сообразит что к чему.
После переговоров и утверждения договора, принялись обсуждать режим заключения Бориса под стражей и ему ничего не удалось выпросить, (книги, телевизор, радио, обед с вином по субботам, прогулки у моря) кроме керосиновой лампы. Кормежка - два раза в день, параша - в углу, выносится раз в двое суток - Шаг влево, шаг вправо - стреляем без предупреждения? осведомился Борис.
- Так. - ответил уставший Горин.
Борис решил воззвать к братству идейного единения и сказал едва ли не искренне.
- Ну как не стыдно вам меня так тиранить? Я же с вами стоял плечом к плечу! По нас из танка стреляли, когда вы уже бежать собрались, а теперь вы меня мучаете.
Ответ оказался вполне резонным.
- Ты перебежал через баррикаду, голубчик. А мы остались на своих местах.
- Зря вас простили и амнистировали , сволочей, - с чувством произнес Борис. - Еще в девяносто первом надо было вас додавить.
- Ты тогда был совсем сопливым мальчиком, Боря. - улыбнулась Нина. Не говори чего не ведаешь, чего и понять не можешь.
- А вот уж нет! - обиделся Борька. - Я уже и тогда был примерным комсомольцем! Молодым , но пламенным. И помню, как ваша банда орала: "Не устраивайте охоты на ведьм! Не устраивайте охоты на ведьм!" Простили вас и дали поблажку. А охоту - устроили вы! Осмелели, оборзели и...
Афонин выкрикнул возмущенно.
- Да за кого ты нас принимаешь, сопляк?! - прозвучало с фальшивым возмущением.
- За тех, кто вы есть. Недобитки.
- Мальчик, - терпеливо улыбнулась Нина. - Тебе надо бегать за девочками. Танцевать на дискотеке. Получать образование. Тебе нужно готовиться к жизни в двадцать первом веке. А всю эту грязь, про которую ты мелешь, оставь тем, кто в этом деле больше тебя соображает.
- Ага! Правильно. - Борис уже не мог остановиться себе на горе. - И эти, кто якобы больше соображают, устроят нам двадцать первый век похуже , чем двадцатый... Но ведь мне, в общем , наплевать. Я в это дело влез случайно и сейчас высказал чисто теоретические соображения. Я не герой, как вы смели заметить А страдать за идею меня отучи в последние годы. Я уже не пламенный комсомолец, я в церкви пою и готов сшибить лишний доллар, везде, где придется.
- Вот и молодец. - сказала Нина, а Горин буркнул.
- Черт знает с какими мы кадрами будем воевать с Америкой.
- Так вы ещё с Америкой, с империализмом собираетесь опять воевать? восхитился Борис, но дискуссию закончили.
- Заткнись - приказал Горин. - Марш в подвал, будут твои друзья вести себя прилично, к Новому году, быть может, и освободишься.
Время потянулось неторопливо и по началу без происшествий. Пример могучего народовольца Н.А. Морозова - вдохновлял. Интеллектуальной базы для углубленных размышлений - хватало. Когда душа просила чувственных удовольствий, Борька занимался онанизмом, что впрочем, рекомендуется и космонавтам в автономном и длительном полете. Таким образом в чувственных представлениях своих Борис "переспал" со всеми ведущими киноактрисами мира, с директрисой своей школы и ожившим образом Данаи, кисти великого Рембрандта - сексуальная и темпераментная оказалась женщина, не даром сам Зевс явился ей в виде золотого дождя.
Чтобы не присохли голосовые связки он как-то в полный голос пропел заупокойную по своим врагам и результат оказался сногсшибательный охранники принесли очередной обед, который резко отличался в лучшую строну чем прежнии, после чего Борис усердствовал в церковном песнопении как мог, и милостью Господней обделен не был - ему стали проносить фрукты.
Затем ему пришла в голову мысль в подражание великих узников - рыть подкоп, но это бездуховное занятие, как оказалось, отнимало время и отвлекало от высоких размышлений, а потому идею о дерзком побеге он отринул.
Морозов Н.А . - просидел двадцать один год. Дантес ("граф Монте Кристо") томился семнадцать лет. Испанские коммунисты в годы правления Франко - тоже прокуковали за решеткой около двадцати - это Борис помнил, но такого срока мотать в подвале - не собирался.
Как-то то ли днем, то ли ночью пришла вместе с охранниками дородная Нина, сторожей выгнала за двери, а сама присела, на ящик, сунула под надувной матрас Бориса бутылку сладкого кагора и спросила.
- Боря, ты действительно религиозен?
- Да. - бестрепетно соврал Борис. - Спаситель придает мне силы в заточении.
- Я почувствовала... По твоему голосу... Я над тобой сплю наверху. Ты чего - нибудь хочешь? В рамках дозволенного?
При уточнение оказалось, что эти рамки настолько узкие, что в них ничего не влазило. И тут в голову Борьки пришла и вовсе шальная мысль почти все литературные узники бежали из тюрьмы при прямой помощи Женщины и над этим стоило призадуматься - без всяких разговоров он придвинулся к Нине и принялся тискать её, кусать за пышную грудь, залез под юбку, и целовать так, что она застонала было, но отскочила.
- Нет. Не надо. Я ещё зайду.
План романтического побега уже созрел в голове Борьки, по утрам он разливался соловьем, зная, что его слышат наверху. Но оказалось, что любовь Нины была густо замешана на религиозной основе и при следующем посещение она принялась сетовать, что истинно верующих россиян православных - очень мало, остальные лишь кривляются, а вот в его, Бориса, голосе такая высокая одухотворенность, что никакие слова не нужны.
При этом она то ли действительно не замечала, то ли делала вид, что не чувствует, как Борька прощупывает её тело руками до последней, самой интимной складки. В конце концов , она отвела его руки и сказала печально.
- Ты знаешь, Боря, я бы тебе помогла отсюда уйти...
- Если бы?
- Если бы ты дал мне слово и сдержал его..
- Какое? - возликовал в душе Борис.
- Что ты уйдешь в монастырь.
- В какой? - деловито и смиренно спросил Борис, после минутного шока.
- В Оптину пустынь.
- А ты дашь слово, что будешь бегать ко мне туда через день и без трусиков?
- Ну что ты, Боря... Ты создан для послушания.
- Я что - чернил попил? Белены обожрался?
- Тогда сиди. - вздохнула она и ушла.
После этого визита Борис продолжал утренние упражнения в вокале, но без прежнего духовного подъема и порой перемежал церковное пение с лютой похабщиной, в которой тоже был крупным специалистом.
глава 2
Изнурительный тайм - аут Фарид выдержал с неделю. Потом сказал.
- Ден, я не могу. Надо что-то делать. Никто за нами не присматривает, никакого сигнала нет, надо искать этого недоноска.
- Может мы просто не замечаем. - без уверенности возразил Денис.
- А может быть, Борька уже труп? И мы сидим, как олухи. Надо хотя бы это узнать.
- Хорошо, - согласился Денис. - Ночью я попробую устроить разведку.
- Помочь?
- Ты помешаешь в данном случае.
- Да я на шухере постою!
- Не надо, Ден. Сиди дома на телефоне.
В обеденный час Денис прошел в ресторан и сел за свой столик, персонально выделенный ему шеф-поваром Пашей, с которым совершено неожиданно завязалась дружба. Простецкий по натуре своей шеф-повар, выписанный Тарасовым откуда-то из глубинки, был в своем деле талантом-самородком, но к Москве приживался плохо, был рад каждому доброму слову, а Денису прикипел сердцем разом, после того как тот провел с ним пару сеансов езды по автомобильной Москве. До этого Паша рисковал ездить по улица столицы только глубокой ночью, а всякая ничтожная "пробка" доводила его до истерики, не говоря уж про то, что с инспекторами ГАИ он и вовсе говорить не умел - только что на колени перед обиралами в форме не падал.
