Ольга Хмельницкая - Сезам, закройся!
– Только бы не потерять сознание, только бы не потерять, – думала Ершова, изо всех сил сжимая зубы.
Вода была ужасно холодной. Девушка не чувствовала ни рук, ни ног. Сердце то на секунду останавливалось, то начинало стучать быстрее. К горлу подкатывала тошнота.
«Это невозможно, – подумала Ева, – я продержусь еще от силы пару минут, и все. К тому же вода скоро дойдет до рта, и мне наступит конец».
За дверью поскуливал зверь, плавая туда и обратно по коридору. До пола лапы пса больше не доставали.
– Ну кто меня просил пробивать трубу? – громко говорила вслух Лариса. – Не было бы воды, мы бы спокойно дождались, пока нас освободят друзья Евы, а так – что? Утонем прямо перед самым спасением? И ладно бы только я, так еще и Ершова утонет, а она вообще ни в чем не виновата.
Услышав эти слова, пес отчаянно завыл.
– Умная собачка, хорошая, – сказала Ильина, – ты словно понимаешь, о чем я говорю. Впрочем, почему бы и нет? У нас в НИИ все возможно, любые генетические извращения. Такие эксперименты надо вообще законодательно запретить… Или хотя бы тщательно контролировать, кто что модифицирует и для чего!
Пес гавкнул. В его голосе слышалось одобрение.
– Ты меня понимаешь? – спросила Лариса.
– Гав, – кивнул Комиссаров.
Ильина была его лучшей ученицей.
– И я тебя тоже понимаю, – сказала девушка.
Пес, без устали плавающий по коридору, улыбнулся, оскалив передние зубы. Лариса всегда прекрасно понимала его – и раньше, когда он был человеком, и сейчас, когда он стал псом.
Ильина протянула длинные пальцы, все изрезанные и израненные, и измерила расстояние, оставшееся до потолка. Двадцать сантиметров. Это примерно пятнадцать минут. И вдруг Ильину обожгла мысль.
– Ева-то невысокая! Наверное, она уже утонула! – отчаянно закричала Лариса, заламывая руки. – Что делать?
Зверь подплыл к двери камеры Ершовой и принялся громко гавкать, но ответа не получил.
«Видимо, если кого-то и удастся спасти, то только одну из девушек», – мрачно подумал он.
Вода продолжала прибывать.
Первой крыса добралась до Марины Яковлевны. Острые зубы вонзились инспекторше отдела кадров в филейную часть. Брызнула кровь. Цветкова закричала и упала, но крыса не остановилась, чтобы ее прикончить. Стремительным движением она догнала Утюгова и сбила его с ног. Маргарите грызун прокусил руку. Зинаида Валериевна получила ранение в плечо. Все они упали, зажимая раны руками и отчаянно крича от страха и ожидая смерти. Грызун медленно прошелся туда и обратно по холлу.
– Она не хочет убивать нас сразу, – шепотом сказала Марина, стараясь не стонать. – Грызуны будут делать это долго и со вкусом.
На лестнице послышался шорох, и в холл вошли еще три гигантские крысы.
– Мы для них – главные преступники, – вдруг тихо сказал Утюгов. – Сейчас будет трибунал. Я лично использовал в своих опытах почти три тысячи крыс и крысят.
– Пусть вас и судят, – тут же сказала Марина Яковлевна. – Я лично ничего плохого им не сделала.
Один из грызунов метнулся к ней. Щелкнули длинные зубы.
– Девочка моя, – сказала Дрыгайло, – лучше покайся и извинись перед ними. Пока не поздно.
– За что? – возмутилась Цветкова, стараясь отодвинуться от страшных зубов. – Я не замучила ни одной крысы. Я занималась работой с кадрами. Почему я должна отвечать за чужие ошибки? Это вы, вы виноваты! Научные работники!
– А тебе не приходило в голову пожалеть их? – спросила Дрыгайло. – Все они были живыми существами. Хотя тут у нас всех в НИИ надо жалеть. Сплошное несчастье!
– Ну, возможно… – начала было Цветкова, но тут стоявшая рядом крыса одним резким движением располосовала ей горло. Марина Яковлевна умерла почти мгновенно, утонув в луже крови. Третий глаз судорожно дернулся и навеки остался раскрытым, равнодушно глядя в потолок.
– А-а-а-а! – страшно закричала Маргарита Утюгова. – Не-е-ет!
Вожак, на боках которого виднелись следы пулевых ранений, подошел к старушке и внимательно посмотрел на нее.
– Простите меня, – заплакала она, – я виновата! Я искалечила жизнь и себе, и своему отцу. Если бы я не согласилась на эксперимент, мы бы не попали в эту жуткую ситуацию, когда нам все обещали и обещали обмылок, а мы все ждали и ждали его.
Вожак стоял, как статуя.
– Его не интересуют твои страдания, – объяснила Дрыгайло, глядя на животное. – Ты могла выбирать, как тебе поступать. Ты могла не согласиться. У тебя был собственный выбор. У них – не было. Они могли только рассчитывать на гуманизм, но не дождались его.
Маргарита посмотрела в красные глазки вожака. В них горели ненависть и презрение.
– Мы делали это ради науки, – сказал профессор, – для человечества.
Гришин рассмеялся.
– Для людей было, конечно, сделано много, – добавил он, – весь институт осчастливили и полтора десятка косметических и фармацевтических компаний по всему миру.
– Ты получил все деньги, – сухо сказал Утюгов. – А нас кормил обещаниями, манипулировал нашими чувствами, дразнил кровавым обмылком, как морковкой. Еще и контролировал переписку с компаниями. Ты ведь был любовником покойной Юли!
– Она слишком много знала, – махнул рукой Гришин. – Так что все сложилось к лучшему.
– Так это ты ее убил?! – ахнула Дрыгайло.
– Вовсе нет, – пожал плечами Алексей, – ее убила крыса. Что поделаешь? Правда, пока грызун убивал мою подругу, я успел убежать. Так что Юля оказалась мне весьма полезной.
Продолжая говорить, он достал из кармана небольшую фляжку. Потом запустил руку в носок своего длинного ботинка и нахмурился. Быстро пошарил в другом, вытащил пакет, отковырял от него немного массы и бросил во флягу. Раздался тихий плеск, а потом что-то зашипело. На горлышке фляжки запузырилась розовая пена.
– Что это? – спросила Дрыгайло.
– Кровавый обмылок, – сказал Алексей, нехорошо улыбаясь. – Вернее, его раствор.
Утюговы смотрели на него, не в силах вымолвить ни слова.
– Пройдем через дверь директорского кабинета, – предложил Коршунов.
Он взял Сонину ладонь, во вторую руку взял свечу, и они пошли в кабинет. Виктор открыл дверь и осторожно выглянул в коридор. Как ни спешил полковник, он все же остановился на секунду и посмотрел на портрет, висевший в кабинете Утюгова над рабочим столом профессора.
– Кто это? – спросил он.
– Степан Комиссаров, наш бывший директор, – ответила Соня. – Замечательный человек был!
«Он и сейчас замечательный, но уже не человек», – хотел было сказать Владимир Евгеньевич, но передумал.
Теперь он знал, куда подевался бывший директор и как зовут пса, который остался в подвале.
– Все чисто, – сказал Виктор, – пойдем!
Они быстро побежали по коридору в сторону шахты лифта. На стенах, покрытых бирюзовой краской, плясали темные тени.
– Теперь вниз, – сказал Коршунов. – И тихо, чтобы не привлечь внимание крыс. Мы-то практически безоружны.
Они выбежали на площадку и остановились перед черным проемом. Двери лифта были открыты. Толстый трос, висевший в шахте, был еле виден в темноте. Из глубины тянуло сыростью. Откуда-то снизу слышался плеск.
– Быстрее, – сказал Рязанцев, прыгая вперед.
Он зацепился руками за трос, оцарапав ладони, и принялся спускаться. Соня остановилась на краю.
– Я недопрыгну, – сказала она, глядя на дрожащий трос, – я боюсь.
– Останешься здесь? – спросил Виктор.
Пчелкина оглянулась. Ей показалось, что на лестнице, ведущей к площадке лифта, мелькнуло что-то большое и светлое. Крыса?
– Нет, не останусь, конечно, – быстро сказала она Виктору, – но до троса я недопрыгну. К тому же я всегда очень плохо лазила по канату. Надо, конечно, было спортом заниматься, но кто же знал, что все так сложится?
Коршунов протянул руку и пощупал бицепс Сонечки. Он был как тоненькая ниточка.
– Соня, давай я первым перепрыгну на трос, а потом помогу тебе, – предложил Виктор.
– Давай, – согласилась Соня.
Виктор разбежался от края площадки, резко оттолкнулся от пола и повис на твердом шершавом тросе, поверхность которого была похожа на наждак. Проволока, лежавшая в его кармане и предназначенная для того, чтобы сделать отмычку и освободить Ларису и Еву, больно оцарапала его бедро.
– Теперь ты! – крикнул Коршунов девушке и посмотрел назад.
Слова застряли у него во рту. Виктор похолодел. Сердце замерло и ухнуло вниз, а потом отчаянно застучало. Сонечка стояла на краю шахты, а прямо за ее спиной приготовилась к прыжку большая крыса. Ее глаза сияли во тьме безумными красными огоньками. Соня крысу не замечала, полностью сосредоточившись на том, что видела перед собой.
– Соня! – изо всех сил закричал Коршунов. – Прыгай!
Девушка вздрогнула и обернулась. Послышался отчаянный девичий крик. Крыса бросилась вперед. Но за секунду до этого Пчелкина оттолкнулась от края и полетела в шахту, успев в последний момент уцепиться руками за ногу Виктора. Послышался треск рвущейся ткани. Туфля соскочила с ноги и полетела вниз. Крыса влетела в шахту вслед за Соней, перекувырнулась в воздухе и, царапая когтями воздух, рухнула вниз, в темноту. Секунду спустя послышался громкий плеск, а потом – приглушенные рыдания Сони, вцепившейся в ноги Виктора.
