Юлия Алейникова - От создателей Камасутры
– Только коротко и без подробностей, – напутствовал меня мой ангел-хранитель.
Я набрала знакомый номер.
– Василий?
– Юлька! Ты где?! Что с тобой?!
– Молчи и не перебивай. Я звоню с чужого телефона. Одолжила на улице. Я в бегах! Буду и дальше скрываться. Не ищи меня, со мной все в порядке. Когда смогу, позвоню еще раз. У вас все хорошо? Как дети?
– Да все у нас нормально, ты где?
– Неважно. Берегите себя. Я очень тебя люблю, обними детей.
– Юлька! Не вешай трубку! Где ты?!!
Но я уже отключилась. Протянула молча трубку Джамшу и отвернулась, чтобы он не видел моих слез, стекавших по щекам солеными ручьями.
Я хочу домой, Васенька, ребята, я хочу к вам! Как вы там? Родные мои, хорошие, простите меня, я вам все нервы вымотала. Но я не могу иначе. Не могу я рисковать вами.
– Пора, наш поезд, – мягко взял меня за руку мой покровитель. Пока я плакала, он тактично читал газету, делая вид, что ничего не замечает.
Мы разместились в вагоне. Все это время, пока я не опустила свою филейную часть на полку в купе, Джамш держал меня за руку, как маленькую. Я тупо переставляла ноги, не переставая в душе терзаться тоской и одиночеством. Но увесистый шлепок чем-то прямо по лбу вывел меня из задумчивости.
– Ой! Вы что, с ума сошли?! Больно ведь!
– Kshama Karen!
– Что?
– Sorry, – надо мной, мило улыбаясь, склонилась полная добродушная индианка лет шестидесяти. Она только что закинула сумку на верхнюю полку и нечаянно задела меня краем поклажи. Верхняя полка была третьей по счету, и на ней, улыбаясь, сидел мальчик лет десяти.
Я огляделась повнимательнее. Вагон был не похож на те, в которых я путешествовала с семейством в Мумбай и в Варанаси.
Этот больше всего напоминал наш плацкарт, с тем отличием, что в купейном отсеке располагалось по три полки, друг над другом. В боковом проходе имелось две полки.
– Джамш? А какие у нас полки?
– Средние. Я решил, что так будет удобнее.
– Мы можем посидеть до вечера внизу?
– Конечно.
– А туалет тут есть?
– Туалет, кондиционер, и белье выдают.
Я расслабилась и оглядела соседей по купе. Кроме меня, здешняя публика состояла из индийцев среднего класса. С нами в купе поместились бабушка с внуком и двое мужчин лет сорока и пятидесяти соответственно. Один был страховым агентом и ехал в отпуск к родственникам. Другой отправлялся в соседний город в командировку, чем он занимался, я не совсем поняла, кажется, что-то чинил. Сбоку ехали отец со взрослым сыном, лет двадцати. Кажется, его везли на учебу.
Когда поезд тронулся, наши соседи разговорились, в вагоне стало шумно и весело, почти как на базаре. На столы выкладывали еду, по проходу сновали проводники с чаем, кофе и нехитрой снедью. Как водится, домашних припасов у всех было вдоволь. У нас, например, были Галькины пирожки, вчерашние котлеты, фрукты, колбаса, сыр, хлеб, овощи. Кажется, наша заботливая хозяюшка напихала в сумки еще чего-то, но я была слишком огорошена внезапным отъездом и не проявила должного внимания к столь острой теме. Более того…
– А вы куда направляетесь? – улыбнулась мне бабуля, случайно треснувшая меня во время посадки по лбу.
– А… – И правда, куда?
– В Бангалор, – любезно ответил за меня Джамш.
В Бангалор? И что нам там понадобилось? Кажется, родственников у Джамша там нет.
– Мисс Койн, моя невестка. Моя сестра училась в Англии и там вышла замуж за австрийца, Ирмгард – сестра моего зятя, – радостно закончил Джамш.
Я что, австрийка? Я по-немецки, кроме «Гитлер капут» и «шпрехен зи дойч», ничего не знаю!
Я злобно вытаращилась на своего благодетеля. «Ты что, с ума сошел?!» – настойчиво сверлила я его глазами, пытаясь передать на расстоянии эту буквально клокотавшую в голове мысль.
Но ему, похоже, было до лампочки, что там меня гложет. Он знай заливал себе!
– Она плохо говорит, и по-английски тоже неважно, но я ее уже понимаю, – и тут он улыбнулся мне с таким видом, как будто я и по-немецки ничего не соображаю. Может, он решил представить меня олигофреном?
Я встала и очень вежливо, ломая слова и фразы в духе Василия Никаноровича, моего супруга, попросила проводить меня в туалет, а то пи-пи очень хочется. Улыбнулась всем идиотской улыбкой и подумала, не пустить ли мне слюну?
Едва мы вышли в тамбур, как я накинулась на Джамша, словно гарпия.
– Ты что придумал?! Какая я австрийка?! Я ни слова не знаю по-немецки! И что за необходимость делать из меня слабоумную?
– Спокойно! Ты хочешь, чтобы кто-нибудь случайно узнал, что в Бангалор едет русская дама? Ты думаешь, сейчас, не в сезон, поезда набиты русскими туристами? Да само слово «русская» будет для них достаточным сигналом, чтобы кинуться по нашим следам. А слегка ненормальной я выставил тебя, чтобы они с вопросами к нам не лезли. К тому же ты и впрямь немецкого не знаешь.
– И как долго мне притворяться дурой?
– До конца поездки. Вообще, самое лучшее для тебя – побольше помалкивать.
– И сколько времени мне помалкивать? Когда мы приедем в этот Бангалор? И зачем мы туда тащимся?
– Ехать сутки. Там мы пересядем в самолет.
– В самолет?! Куда ты меня везешь?!
– В Ладакх.
– Ты что, издеваешься?! А это еще где?!
– На севере, в горах.
– Почему мы летим не из Даболима? – Меня уже не на шутку колотило. Это не беседа, это кошмар! Мы в «Что? Где? Когда?» играем?
– Заметаем следы. В горах можно надежно спрятаться в одном из буддистских монастырей. Это малопосещаемый район, требуется получить специальное разрешение на въезд.
– И как я туда проберусь? В твоем кармане спрячусь?
– Я уже обо всем договорился. Не нервничай, – ласково погладил он меня по голове, при его росте под два метра этот жест выглядел просто-таки отцовским. Из-за такого покровительственно-унизительного отношения ко мне я озверела еще больше. Выглядело это как – «не лезь, глупенькая, старшие сами все решат!».
– Ну вот что, хватит из меня дуру делать! Я тоже имею право слова!
– Конечно. Слушаю.
Его покладистость несколько обескуражила меня, поскольку, кроме ущемленного самолюбия, в моих ощущениях не было ничего путного. Я заткнулась на минутку, собралась с мыслями и, порассуждав про себя, решила:
– Едем в Ладакх.
– Хорошо, – покладисто согласился Джамш. – Ты босс, тебе решать.
Мы вернулись в вагон, и я продолжила изображать из себя странноватую иностранку.
Публика болтала, ела, шутила, а я сидела и улыбалась с видом законченной дурочки.
День уже клонился к вечеру. Последние несколько часов пути я валялась на своей полке, листая газету на английском языке, которую милостиво купил мне Джамш у мальчишки на маленькой станции.
Мне захотелось чаю, и я спустилась вниз, стараясь не ткнуть никого пяткой по макушке. Мой новоявленный родственник накрыл на вагонном столике легкий ужин. Мохан пристроился к нам. Мохан был внуком моей пожилой соседки, единственным, с кем я общалась в вагоне, кроме Джамша. Я научила его играть в морской бой, и так мы весело провели около часа. Он с удовольствием наворачивал Галькины «австрийские» пирожки.
За окном тянулась саванна вперемешку с негустыми кустарниковыми зарослями. Последняя станция, которую мы проезжали, маленький захолустный поселок, окруженный лесом, давно осталась позади. Местная публика начала готовиться ко сну, за окном медленно темнело, слабый электрический свет в вагоне навевал грусть и тоску. Мне хотелось поскорее забраться на свою полку, повернуться лицом к стене и тихонько поплакать. Последняя моя выходка с посещением вражеской виллы доконала меня. Мне нестерпимо хотелось к детям! Крепко обнять их, как будто они снова маленькие, расцеловать, послушать их новости, восхититься их успехами. Я даже не знаю, где они! В Канаде, Аргентине, на Берегу Слоновой Кости? Я хочу к мужу. Прижаться к его теплой родной груди, переложить на его могучие плечи весь груз своих забот. Почувствовать себя любимой и защищенной. В носу защекотало от непрошеных слез. Я шмыгнула носом и спряталась от посторонних глаз за большущим Галкиным пирожком.
В это время в конце вагона, вернее, в обоих его концах, началась какая-то суета. Кондуктор безбилетников ловит, лениво подумала я. Судя по всему, поймал. До нас долетел чей-то придушенный стон. Потом – женский плач. Затем – грубый окрик.
В отличие от меня другие пассажиры жутко разволновались. Бабушка сгребла внука в охапку и постаралась прикрыть его собой. Дядьки стали суетливо распихивать деньги по носкам и ботинкам. Это что, налет?
Я высунулась в проход. По вагону двигались трое. Высокий неопрятный бородач с мерзкой ухмылочкой на физиономии как раз срывал ожерелье с шеи испуганной молодой женщины. Ее сосед, похоже, муж, что-то тихо шептал ей, пряча глаза и боясь взглянуть на негодяя. Крепыш в мятой рубашке со следами пота под мышками и неопрятными усами стоял рядом, демонстративно поигрывая пистолетом. В дверях вагона маячил их третий приятель, видно, следил, чтобы никто не выскользнул за подмогой. А какая тут может быть подмога? Полицейских в поезде я вроде бы не видела. За окном по-прежнему темнел лес. Я взглянула в другую сторону. В дверях торчал четвертый тип с пистолетом, по вагону двигался обладатель мерзкой рожи, собирая дань с пассажиров. Их пятеро! Встретиться налетчики должны были в районе нашего купе.