Михаил Палев - Тайна Животворящего Креста
– Не забывайте, что в двенадцатом веке монастырь Святого Креста располагал одной из лучших библиотек того времени, – напомнил Сергей Геннадьевич. – Монахи монастыря имели в своем распоряжении такие источники, о которых в других местах и не слышали.
– В таком случае, возможно, что вы о всей этой истории с рукописью Тозо и деревянным крестиком знаете то, чего не знаю я? – спросил Липатов.
– Да, знаю, – подтвердил Сергей Геннадьевич. – Что вас конкретно интересует?
– Во-первых, знаете ли вы, что случилось с моим предком Андреем Васильевичем Тузовым?
– Знаю. Он был убит, – коротко ответил Сергей Геннадьевич.
– Как? Кем?! – воскликнул ошеломленный Липатов, не в силах сдержать своих чувств.
– Когда Андрей Васильевич Тузов появился на Балканах, то он имел разрешение на археологические раскопки и исторические исследования от турецких и греческих властей. Однако австрийцы заподозрили в нем русского шпиона. Тут дело не только в традиционной вражде Австрийской империи и России. Тузов чем-то очень встревожил кое-кого в римской курии, и из Рима был прислан иезуит Умберто Фортис, родственник генерала Общества Иисуса – иначе говоря, Ордена иезуитов, – Луиджи Фортиса, чтобы следить за Тузовым.
– Так вот кого так опасался Андрей Тузов… – пробормотал Липатов. Сергей Геннадьевич не обратил внимания на его слова и продолжал:
– Когда Тузов прибыл в город Каттаро, Фортис сообщил в Рим кардиналу Манчини, что «упомянутый русский дворянин имеет на руках не только тот самый документ, который вызвал столь пристальное внимание вашего преосвященства, но и нашел в монастыре францисканцев в Рагузе то, что по его словам, он так долго искал». Именно Умберто Фортис организовал похищение багажа с археологическими находками Тузова. Видимо, он не нашел там того, что искал, и тогда пошел на отчаянный шаг: подкупил албанских разбойников из Ульцина, в те времена еще промышлявших пиратством, и те напали на шхуну «Святой Трифон», на которой Тузов следовал на остров Корфу. Пираты перебили экипаж, захватили весь груз и затопили корабль. Фортис тщательно осмотрел захваченное пиратами добро, но, к своему глубокому разочарованию, не нашел того, что искал.
– Откуда у вас эта информация? – не смог удержаться Липатов от вопроса. Его можно понять: ведь семья так ничего и не узнала о судьбе Андрея Тузова, а Братству Соединенного Животворящего Креста, оказывается, все давно известно!
– Из писем Умберто Фортиса кардиналу Манчини, до сих пор хранящихся в архивах Ватикана, к которым один из членов нашего Братства имеет доступ, – ответил Сергей Геннадьевич.
– А там не сказано, что за предмет нашел Тузов в Рагузском монастыре францисканцев? – спросил я.
– Нет, – покачал головой Сергей Геннадьевич. – Иезуиты всегда были достаточны умны и никогда полностью не доверяли бумаге. К сожалению, самое интересное Фортис, надо полагать, обсуждал с кардиналом при личных встречах.
– Н-да… Понятно, – разочарованно протянул Липатов и тут же задал следующий вопрос: – А кто послал бандитов в мою квартиру? Это вы знаете?
– Пытаемся выяснить, но пока безуспешно, – развел руками Сергей Геннадьевич.
– Хм… Жаль. Но кто же тогда их перестрелял?
Я думал, что и на этот вопрос Сергей Геннадьевич ответит отрицательно, но он неожиданно оживился:
– А вот на этот вопрос я вам могу дать положительный ответ. Да, знаем! И…
Сергей Геннадьевич вдруг остановился на полуслове и замер. Похоже, что он высматривал что-то или кого-то за нашими спинами. Я хотел оглянуться, чтобы увидеть, на кого или на что он так странно смотрит. Но не успел. Раздался странный звук, нечто вроде «ху-у-п». Сергей Геннадьевич приоткрыл рот, издав звук, который бывает при отрыжке, и осел. Именно слегка осел, а не сполз, потому что кое-что мешало ему сползти на пол с дивана или упасть в сторону. Из его груди торчало оперенье стрелы. Да-да, именно стрелы! Стрелы для лука или арбалета – деревянной стрелы с красным пластиковым оперением.
Глава 12
– Боже мой! – услышал я голос Липатова. Сам я не мог произнести ни слова: меня словно парализовало от ужаса, вызванного внезапной смертью, произошедшей рядом. А Сергей Геннадьевич был мертв, вне всяких сомнений. Выстрел был точен: он прожил не более нескольких секунд после того, как стрела пробила ему грудь.
– Боже мой! – повторил Липатов уже громче, и его голос вдруг перешел в характерный звук экстренно опорожняемого желудка. Смесь кофе и маффинов хлынула на стол. И вот тут, наконец, дружно завизжали посетительницы кофейни.
* * *Прошло две недели после гибели Сергея Геннадьевича. Тот ужасный день не то что стал забываться, но воспоминания о нем уже не заставляли содрогаться от ужаса. Один раз я посетил следователя и дал показания. Следователь их запротоколировал, задал несколько вопросов: о моих отношениях с покойным и с Липатовым; не подозреваю ли кого-либо… В общем, у меня сложилось впечатление, что следствие так и застрянет на месте, как это случилось с двойным убийством на квартире Липатова. И вдруг однажды раздался звонок от неизвестного абонента.
– Мечислав Мстиславович Булгарин? – донесся из телефонной трубки уверенный мужской баритон. – Вас беспокоит следователь Отдела по расследованию особо важных дел Следственного управления Следственного комитета по Москве майор юстиции Фролов Юрий Петрович.
– Э-э… Простите, кто? – промямлил я. Внезапный звонок следователя сам по себе неприятен, а уж расследующего особо важные дела – так вообще вызывает если не шок, то по меньшей мере глубокое замешательство. Так что мой глупый вопрос вполне простителен, поскольку из-за вышеупомянутого замешательства я не совсем расслышал фамилию звонившего.
– Следователь Юрий Петрович Фролов, – терпеливо повторил собеседник. – Прошу вас подъехать завтра к десяти часам утра ко мне в Балакиревский переулок, дом 23.
– Да, но я уже давал показания следователю… – начал было я, но собеседник уже дал отбой: видимо, следователь считал, что гражданин обязан бежать по его вызову сломя голову и извинением неявки может быть только смерть – желательно подтвержденная помимо свидетельства о смерти показаниями двух свидетелей. Впрочем, завтрашнее утро у меня было свободно, так что без пяти минут десять я уже входил в кабинет следователя Фролова. Надо сказать, что я был не в лучшем расположении духа. Чтобы добраться до Балакиревского переулка к десяти, мне пришлось выйти из дома в восемь часов утра. Через двадцать минут я вошел в вестибюль метро, куда стекались мощные потоки спешащих на работу людей, высаживавшихся из многочисленных автобусов, троллейбусов и маршруток. Автобусных остановок возле любой конечной станции метро просто тьма-тьмущая, так что казалось, вся Москва и Подмосковье решили съехаться в одно место, чтобы устроить давку специально для меня. Час пик был в разгаре, и, садясь на конечной станции в вагон, я так и не смог занять сидячее место. Что было немудрено, поскольку большая часть приехавших на станцию тут же перебегали на противоположную сторону перрона, увеличивая и без того внушительное число пассажиров. Оно и понятно: через пару станций от конечной влезть в вагон будет практически невозможно. Так и пришлось стоять все одиннадцать остановок до станции пересадки, после чего на «синей» ветке я вообще с трудом втиснулся в переполненный вагон. В довершение впечатлений, когда я, изрядно помятый, выполз на свежий воздух из недр станции «Бауманская», то направился не по Бакунинской, а по Спартаковской улице, то есть в противоположную сторону. И, только увидев прямо перед собой золотые купола Елоховского собора, я осознал свою ошибку и помчался в обратном направлении. Однако поделиться неприятностями утра со следователем я не мог и потому, устало плюхнувшись на предложенный мне стул, вытянул нывшие от долгого стояния ноги и стал молча ждать вопроса от следователя.
Следователь уточнил мои данные, затем задал вопрос о том, в каких отношениях я находился с покойным Сергеем Геннадьевичем.
– Меня об этом уже спрашивал прежний следователь, ваш коллега из Следственного отдела Южного округа, – не удержался я от ехидного замечания. – Все мои показания есть в деле. Неужели нужно спрашивать по десять раз? Вы что, хотите поймать меня на противоречиях?
Я не собирался своим вопросом «срезать» следователя, но вот своим ответом он меня точно «срезал».
– Вообще-то здесь вопросы задаю я, но для вас я хотел бы сделать исключение и позволить задавать вопросы мне.
Я с недоумением и подозрением воззрился на него, а следователь невозмутимо, словно не замечая моего замешательства, пододвинул ко мне пепельницу.
– Можете курить, Мечислав Мстиславович. Правда, курить в кабинетах запрещено, но что это за правила, из которых не бывает исключений? Не так ли?
Я почувствовал себя окончательно сбитым с толку и, хотя мне чертовски хотелось закурить, пробормотал:
