Наталия Швец - Мой друг работает в милиции
— Ищем, но не находим, — глядя в сторону, как бы про себя сказала Вера Федоровна.
— Репертуар у нас, конечно, невелик, — продолжал Сомов, делая вид, что не слышал реплики Веры Федоровны. — Ограничены средствами, участники заняты на производстве, много семенных…
— И все же каков ваш репертуар?
— Пусть докладывает худрук, — ушел от ответа Сомов. — Ее хозяйство, ей и первое слово.
— Пожалуйста! — Летова раскрыла папку. — В нашем репертуаре четыре постановки: сцены из «Гамлета», чеховские «Медведь» и «Свадьба» — та самая классика, которой некоторые боятся, — задиристо взглянула она на Сомова. — Из современности — «Стряпуха» Софронова. Вот программки. — Летова протянула Дробову еще три листка, отпечатанных на ротаторе.
— А над чем вы сейчас работаете?
— Сейчас репетируем… — пытаемся… не знаем, что получится… хотим взять еще несколько сцен из шекспировских пьес… целиком поставить нам не под силу.
— Из каких пьес и какие сцены вы включили в постановку?
— Пока мы остановились на трех. Две начали репетировать еще до поездки в Ленинград.
— На каких трех?
— «Укрощение строптивой». Из этой комедии мы берем только сцену первой встречи Петруччо и Катарины. Она займет не больше десяти — двенадцати минут. У нас на заводе много молодежи, поэтому мы решили взять сцену из «Ромео и Джульетты», но пока еще не решили, какую именно. Скорее всего, вторую и третью сцены из второго акта: в саду Капулетти и в келье брата Лоренцо — всего три действующих лица. Вот вы недовольны, что все Шекспир да Шекспир, — продолжала она, хотя никто не высказывал недовольства, — а между тем кружковцы рвутся играть Шекспира, даже ссорятся из-за того, кому играть в этих постановках. Были конфликты! Пришлось мне взять две сцены из «Генриха Шестого», в них участвуют восемь человек. Конечно, мы ставим все в концертном исполнении. Совершенно не дают денег на костюмы. Абсолютно!
Немалого труда стоило Дробову скрыть свое волнение, когда он услышал упоминание о «Генрихе Шестом».
— Какие сцены вы взяли из «Генриха Шестого»?
— Четвертую и пятую сцены из второго акта.
Дробов прикрыл глаза, ему казалось, если он этого не сделает, оба собеседника заметят, как он взволнован: в четвертой сцене второго акта Сеффолк произносит фразу, которая вот уже столько дней неотступно звенит в ушах Дробова: «К законам я влеченья не имею…»
— Когда очередная репетиция шекспировских сцен?
— Завтра, в девятнадцать часов.
— Надеюсь, мое присутствие не смутит кружковцев?
— Пусть приучаются работать в любой обстановке, — сурово сказала Вера Федоровна. — Актер обязан на сцене абстрагироваться от всего привходящего, иначе он не сможет уйти от самого себя, не овладеет искусством перевоплощения.
— Вы говорите, что в сцене «Укрощения» заняты двое кружковцев, а в сценах из «Генриха» восемь?
— Да.
— Разрешите я запишу сейчас фамилии и профессии исполнителей.
— Они у меня выписаны, могу вам дать. — Вера Федоровна протянула Дробову листок из блокнота. Дробов заставил себя положить его в карман, не взглянув на машинописный текст…
* * *Из клуба Дробов направился в местное управление внутренних дел, где его ждал Янсон.
— Дорогой Эдуард Оттович, я должен воспользоваться вашим телефоном, — сказал Дробов еще с порога. — И попрошу вас обеспечить в заводской гостинице еще одну комнату на имя товарища Кулябки.
— Это мо-о-ожно. — Янсон некоторые слова произносил почему-то нараспев, растягивая гласные. — Гостиница бу-у-дет. С какого дня нужен номер товарищу Кулябке?
— Завтра с полудня. А сейчас с вашего разрешения я соединюсь с Ленинградом.
Разговор с Кулябкой занял три — четыре минуты. Слышимость была скверная. Дробов с трудом разбирал отдельные слова, но понял, что ничего нового по делу Кривулиной нет.
— Вы-то меня слышите? — надрывался Дробов. — Слышите? Выезжайте ко мне и обязательно захватите с собой магнитофон. Вы меня слышите? Захватите магнитофон, на который записан разговор с Клофесом. И обязательно возьмите пленку с записью Клофеса. Вы все поняли? Прекрасно! Жду к полудню! Всего!
Он положил трубку, вынул из кармана список исполнителей шекспировских сцен и взглянул на Янсона. Тот сидел в углу за своим столом и что-то писал. Казалось, он забыл о присутствии в комнате старшего инспектора Ленинградского управления внутренних дел. Дробов развернул список. «Здесь, на этом листке, среди десяти фамилий есть и фамилия убийцы», — подумал он и, поймав себя на этой медлительности, рассердился. «Спокойно, возьми себя в руки!»
И он стал читать написанные от руки строчки:
УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОЙ
Петруччо, дворянин из Beроны — Березнецкий (завод, лаборант).
Катарина — Левина (аптека, провизор).
ГЕНРИХ VI
Сомерсет — Карпов (поликлиника, монтер).
Сеффолк — Шадрин (завод, инженер).
Уорик — Панов (завод, токарь).
Ричард Плантагенет — Раузин (милиция, лейтенант).
Вернон — Матеюнас (гараж, шофер).
Стряпчий — Остросаблин (пенсионер).
Мортимер — Резник (больница, врач).
Страж — Фальк (почта).
Дробов не мог оторвать глаз от четвертой строчки: «Сеффолк! Вот он, Сеффолк! Инженер Шадрин! Наконец-то мы встретимся!»
Он повернулся к Янсону, тот все еще писал.
— Эдуард Оттович, извините, что отвлекаю, но вашему управлению придется немедленно включиться в работу. Завтра к полудню мне нужно знать как можно подробнее биографию заводского инженера — некоего Шадрина. Вам эта фамилия что-нибудь говорит?
— Да, зна-а-аю. Не платит алименты на сына. Бухгалтерия завода удерживает по исполнительному листу. Вы-ы-пить любитель. Завтра получите более подробные сведения.
— Спасибо. Еще один вопрос. Известно вам, что недалеко от вас в Эстонии есть дом отдыха имени Восьмого марта?
— Конечно. В Этюпе. Хороший дом, отдыхающие хва-а-лят.
— Если не ошибаюсь, Этюп находится в тридцати километрах от вашего Владигорска?
— Да-а-а. Всего лишь двадцать пять минут езды на машине.
— Скажите, отдыхающие в Этюпе бывают во Владигорске?
— Обязательно. Экскурсии два раза в месяц.
— Экскурсии? А что их привлекает у вас?
— Показуха! У нас есть краеведческий музей, а у них есть план культработы. Вот культурник и возит их к нам. Пла-а-ан выполняет. И еще есть немаловажная причина, — усмехнулся Янсон. — Ресторан. Наш ресторан. Здесь можно хорошо выпить и закусить, а у них дом отдыха в лесу, на отшибе от всех «Гастрономов». Мы уж знаем: час на экскурсию, три — на ресторан.
— Вы говорите, Шадрин любит выпить. Очевидно, и он не редкий гость в ресторане?
— Торчит… всегда.
— Кстати, вы помните его имя-отчество?
— Коне-е-ечно. Марк Данилыч. Его зовут Марк Данилыч…
Репетиция
Утром следующего дня справка о Шадрине была готова:
«Марк Данилович Шадрин родился в 1917 году в Риге. По окончании Рижского политехникума был принят на работу в Управление пароходства. Во время Великой Отечественной войны оставался в занятой немцами Риге. В 1955 году женился на уроженке Таллина Эльзе Генриховне Клаас и переехал на жительство в Таллин. В 1959 году, не оформив развода, оставил жену с двумя детьми, скрылся из Таллина. Через год был обнаружен органами милиции. В настоящее время платит по суду алименты. Состоит в незарегистрированном браке (проживают совместно) с Левиной Софьей Ефимовной — провизором городской аптеки. Временами подвержен запоям. В общественной жизни завода участия не принимает».
Читая справку, Дробов обратил особое внимание на упоминание о Таллине. Прожив несколько лет в Таллине, Шадрин, безусловно, мог получить оттуда коробку дефицитных конфет. Необходимо навести еще одну справку: когда последний раз Шадрин был в Таллине и с кем там общался…
Встретив Кулябку, Дробов, ни о чем не расспрашивая, протянул ему список исполнителей шекспировских сцен и справку о Шадрине.
— Клофеса нет, зато обнаружен Марк Данилович. И этот Марк Данилович играет роль Сеффолка, — сказал Дробов, но в голосе его не было твердости.
— Вы обратили внимание на характер работы сожительницы Шадрина? Провизор! — многозначительно сказал Кулябко.
— Обратил, конечно. Человек, который изготовляет лекарства, всегда может воспользоваться ядовитыми препаратами. В нашем плане расследования сожительница Шадрина должна занять свое место. Целый ряд медикаментов включает в себя ядовитые вещества. При нарушении правильной дозировки эти вещества могут вызвать смертельный исход.
— Вы приказали захватить магнитофон и пленку с записью Клофеса. Для чего?
— Надо найти возможность записать на магнитофон эту самую строчку, когда ее произнесет на репетиции Шадрин…
