Вилли Корсари - Из собрания детективов «Радуги». Том 2
Он расправил плечи и стал обдумывать, как при встрече с Массимо Кампи поискуснее перевести разговор на письмо и на Анну Карлу, написавшую его. Уловка насчет «совета» годилась только для телефонного звонка (к тому же Кампи вряд ли на нее попался), а теперь предстоит серьезный разговор.
Итак, синьор Кампи, прежде всего будьте столь любезны и ответьте на нескромный вопрос: вы спите с синьорой Дозио?
Вице-префект Пикко упал бы в обморок от одной мысли, что он таким образом приступил к допросу. Да, подобное начало и впрямь было бы не самым удачным, с улыбкой подумал Сантамария. В высших сферах порой все зависит от мелочи. Его начальники, в общем-то, не представляют себе, что такое «высшие круги», в которые он, по их мнению, вхож. Они, правда, слыхали, что в Турине куда труднее, чем в Риме, Неаполе или Милане, определить, насколько влиятелен человек из общества. Но из этого они делали один-единственный вывод: надо быть внимательнее, осторожнее, любезнее, а в случае необходимости даже раболепнее… Потому что в Турине никогда не знаешь, с кем имеешь дело.
И верно. К примеру, случай сводит тебя со знаменитым хирургом, чьи фотографии помещают в еженедельниках, с членом всяких там научных обществ, владельцем виллы с бассейном, автомобиля «бентли». Или, скажем, с высшим судейским чиновником либо с сенатором от правящей партии, один телефонный звонок которого приводит в трепет целое министерство. И вдруг ты обнаруживаешь, что в своем родном Турине этот человек пользуется куда меньшим влиянием, чем скромный служащий Водного управления, который ездит на голубом «фиате-1100» и проводит отпуск в селении Торре-Пелличе, в стареньком домике с двумя пальмами у входа. Но, выйдя из универсального магазина «УПИМ», он приветствует фамильярным «чао» и самодовольной улыбкой самых знатных туринцев. Вот каковы они, «высшие круги». Вот почему здесь нужно проявлять «редкий такт». И по этим же причинам простая осторожность здесь недостаточна.
Нет, ты не рискуешь в случае промаха быть переведенным в Сардинию. Люди «высшего круга» не наглые, не мстительные, не требуют от тебя особой почтительности, особого внимания и тем более раболепия. Настоящие «боссы» Турина — люди крайне скромные.
Но в этом-то и заключается главная трудность, со вздохом подумал Сантамария. Они не ставят себя выше других и весьма раздражаются, если ты проявляешь к ним чрезмерную почтительность или даже выказываешь робость. Стоит тебе промахнуться, и ты как человек для них не существуешь. Чтобы расположить их к себе, в чем и состоит твоя задача, ты должен любым способом, любой ценой оказаться на высоте в этом мнимом равенстве. В своей «неизбывной скромности и простоте» они ничего больше от тебя не требуют.
Итак, синьор Кампи…
2
— Ты очень красивая, — сказала Анна Карла, войдя в прихожую. — Прямо куколка.
Франческа, которая ждала мать вместе с синьориной Жанин, сразу же побежала к двери.
В лифте, сидя на скамеечке, обитой красным бархатом, Анна Карла думала: ни одна мать не может относиться к своему ребенку беспристрастно, не может посмотреть на него со стороны — в этом и заключается, видно, материнская любовь. Если отбросить в сторону все красивости и домыслы. Она сняла перчатку и нежно погладила дочь по голове.
— Ну как наши дела, малышка?
— Хорошо.
Возле ворот их уже ждала машина, и у раскрытой дверцы стоял Эмилио, вытянувшись в струнку. Две низенькие смуглые женщины, наверняка мать и дочь, смотрели на них с тротуара, разинув рты.
Невозможно объяснить Эмилио, что подавать громоздкую «ланчу» к главным воротам не следует: трудно распахнуть заднюю дверцу и ей с ребенком неудобно садиться. Кроме того, обычная поездка за покупками превращается в событие, о котором на другой день «Стампа» в разделе светской хроники сообщает читателям: «Вчера в пять часов дня выехала, чтобы купить летние платья для своей двухлетней дочери Франчески, синьора Анна Карла Дозио». У ворот неизменно собирается группка любопытных, которая жаждет зрелищ, неважно каких: везет ли карета «скорой помощи» тяжелобольного в «Молинетте» или певица с забинтованными запястьями тайно удирает на аэродром.
Впрочем, их можно понять, подумала Анна Карла, усадив дочку на колени. Это вполне невинные слабости, которые скрашивают их унылую жизнь. Не следует осуждать и Эмилио. Во время войны он шесть месяцев был шофером у генерала и с тех пор сохранил безупречную военную выправку и любовь к парадности.
Обе женщины, едва машина тронулась, направились к своему дому. Их любопытство тоже простительно. Они бы дорого отдали, чтобы я была королевой, пронеслось в голове у Анны Карлы. Не важно какой, Фабиолой, Елизаветой, лишь бы королевой. Или, на худой конец, знатной дамой. Она их не разочарует и тем самым выполнит свой гражданский долг, доставив этим бедным людям хоть маленькую радость.
Анна Карла подняла Франческу и со снисходительной улыбкой королевы показала ее через окошко двум женщинам. Затем небрежно помахала им рукой. Ведь так мало надо, чтобы сделать приятное ближнему.
— Помедленнее, Эмилио, прошу вас. Помните, вы везете ребенка.
— Не беспокойтесь, синьора. Куда ехать дальше?
— Пока на пьяцца Кастелло. А там посмотрим.
— Слушаюсь, синьора.
Он такой услужливый, бедняга, словно с детства нянчил меня. А ведь он поступил к нам на службу всего несколько лет назад. Впрочем, у него на лице написано, что он рожден быть слугой, как другие рождены быть официантами или офицерами королевской кавалерии, как ее отец. По старой фотографии 1910 года можно было твердо сказать, что отцу суждено геройски погибнуть в Африке, хотя на самом деле он умер от лихорадки.
А что уготовано судьбой мне? — размышляла Анна Карла.
Эмилио резко затормозил у «противотанкового рва», на месте ремонтных работ, огражденного двумя барьерами. За барьерами рабочие малевали пешеходную дорожку.
— Вот мерзавцы, — прошипел Эмилио.
— Послушайте, Эмилио, — миролюбиво сказала Анна Карла. — Пожалуй, лучше мне отправить Франческу с Жанин на трамвае. Машину поведу я, так будет спокойнее для всех.
Уши у Эмилио стали фиолетовыми.
— Простите, синьора, — пробормотал он.
Уже в третий раз Анне Карле едва удавалось уберечь Франческу от удара о спинку переднего сиденья. В глубине души она не очень рассердилась на Эмилио. То, что она инстинктивно прикрыла Франческу в момент толчка, порадовало Анну Карлу: да, она преданная мать, воплощение материнской любви, мадонна с полотен Рафаэля. Она крепко прижала к себе дочь.
— Мне жарко, — высвобождаясь из ее объятий, захныкала Франческа.
— А теперь куда? — спросил Эмилио, остановившись у светофора.
— Сверните на виа Вьотти, — сказала Анна Карла.
— Разве там проезд не закрыт? — усомнился Эмилио.
— Думаю, что нет. Если только ночью не поставили знак.
— Жарко, — снова заныла Франческа.
Анна Карла поцеловала дочь в макушку и посадила ее на сиденье рядом с собой.
Материнство. Само по себе ничего не значащее слово, такое же, как «любовь», как дурацкая пословица «Тише едешь, дальше будешь». Но как иначе назовешь внезапный прилив крови, дрожь в коленях, чувство слабости, беззащитности?! То же самое испытываешь, когда влюблен. Странно, что авторы эстрадных песен так мало пишут о материнстве. А ведь такие песни стали бы не менее популярными и кассовыми, чем песни о любви. В сущности, и мать и возлюбленная произносят одни и те же слова: «мое сокровище, моя радость, счастье мое».
Певица, прорыдавшая с эстрады: «У моей крошки температура тридцать восемь. Не вызвать ли врача?» — наверняка привела бы в восторг всех членов жюри. Продюсеры получили бы гигантские прибыли. Пластинки миллионными тиражами. «Голышка в своей пластмассовой ванночке», «Ради бога, не суй пальчик в рот». Чего они ждут, не пора ли зарядить жюбоксы такими дисками?
Она выглянула в окно.
— Отлично, вот здесь и остановитесь.
— Не могу! — крикнул Эмилио. — Стоянка запрещена.
— О господи! Пристройтесь вон за тем грузовиком. Он и так уже загородил проезд, — простонала Анна Карла.
Они остановились за грузовиком, шофер которого умолял дорожного полицейского не штрафовать его. Полицейский был писаный красавец.
— Нет-нет, Эмилио, не выходите, — попросила Анна Карла. — Возвращайтесь через час. А лучше подождите нас у «Кариньяно».
— У театра, — уточнил для себя Эмилио. — Слушаюсь, синьора.
— Примерно минут через сорок пять.
— Слушаюсь, синьора.
Дорожный полицейский повелительно махнул им рукой в перчатке. Он улыбнулся, когда из «ланчи» вышли девочка и ее мать. На Анну Карлу он бросил весьма красноречивый взгляд.
Так смотреть на меня — почти мадонну! — подумала Анна Карла. Но невольно улыбнулась ему в ответ и вошла вслед за Жанин и Франческой под портики.
