Ксения Баженова - Сердце грустного шута
С Павликом все ясно – папаша-бухгалтер умолял взять отпрыска в их школу, да еще и сам сказал: если что – незамедлительно сообщайте, разберемся в лучшем виде. Но она пока подождет. Не злыдня же она какая, в конце концов! Хотя проблемный, явно проблемный! А не надо потому что рубить сук не по себе. Пошел бы в обычную школу. А сейчас подрастут, начнется зависть, соперничество по отношению к более удачливым одноклассникам. Она за свой многолетний учительский опыт с таким поведением у детишек простолюдинов частенько сталкивалась.
А Павлик между тем старался вести себя тише воды, ниже травы… В то время как ребята и девчонки играли и вовсю обменивались фантиками, календариками, монетками, марками и всякой другой детской мелочью, он общался только с соседкой, да и то по урокам, и сближаться с другими ребятами боялся из страха, что его отвергнут. Женя училась еле-еле, а Павлику учеба давалась хорошо и легко. Этот факт, кстати, сильно раздражал учительницу. Она сформулировала и свято поверила в то, что «Павлик – плохой и невоспитанный мальчик», а его смышленая голова и хорошая память неудобно нарушали стройную концепцию. Поэтому пятерки Нина Георгиевна ставила, сложив ротик гузкой, но что делать, когда ни одной ошибки, помаркам радовалась даже небольшим – за них можно уже поставить четверку, да и вовсе не заслуженные тройки Павлику тоже приходилось получать периодически. Но он молчал, хотя дома отец ругал его на чем свет стоит даже за пресловутые четверки:
– Чувствовал, что нельзя тебя отправлять учиться с приличными детьми! Хотел человека из тебя сделать. Да, видно, не получится из тебя человек! На заводе у станка тебе место, а лучше – дворником!
От слабых попыток сына оправдаться он бесился еще больше. В общем, Павлик старался молчать всегда; и в школе, даже тогда, когда очень хотелось в туалет, он предпочитал терпеть до конца урока, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимания.
– Ну что, сынок, кого будем приглашать на день рождения? Нашел себе друзей? – спросил как-то слишком бодро отец в преддверии восьмилетия. Павлик вдруг осознал в тот момент, что никто из класса не разу не позвал его. Потом подумал: «Может, Женю или Риту с Геной, может, таким образом удастся подружиться вновь, как тогда, в детском саду».
– Я подумаю, пап.
– Давай, давай, сынок. У нас и заказики подоспеют. И мать что-нибудь в «Березке» отоварит. В общем, не бойся, все будет как у людей. И родителей ребят пригласить не забудь. Надеюсь, что друзья твои из приличных.
На перемене Павлик подошел к Рите.
– Ой, а мы в эти выходные уезжаем, – ответила Рита, не проявив никакого интереса, и убежала к подружкам.
Примерно такой же ответ мальчик получил и от Гены. Женю он приглашать не стал.
– Пап, может, без дня рождения обойдемся? – сказал Павлик вечером отцу.
– То есть как это? Мы с матерью уже готовимся. Тебе что, некого позвать?
– Я просто не хочу. – И, заметив, как лицо отца становится злым, добавил: – Некого.
– Понятно, – засопел Акимов-старший. – Никто не хочет дружить с таким недоделком. Надо было тебя в районную школу матерщинников отдавать. Вот там бы ты себе завел друзей. Таких же остолопов без будущего. А потом вместе в ПТУ! Отец старался, договаривался…
Решив не дожидаться, пока отец окончательно заведется, Павлик пошел в свою комнату:
– Пап, извини, мне уроки надо делать.
Он был очень грустный, и отец все-таки немного охолонился, добавив вслед:
– Толк бы только был с этих деланий. Ладно, может, еще подружится с приличными ребятами! Маленький еще. Не понимает.
Павлику было тяжело постоянно находиться в таком напряжении. Несколько раз он попытался заболеть, потому что, несмотря на то, что в детском саду он болел довольно часто, в школе почему-то этого не случалось. Он безрезультатно ел мороженое на морозе, подставлял голову под капель, снимал на улице шапку, расстегивал куртку. Ничего не помогало. Как-то на перемене, стоя у окна, он услышал разговор двух старших ребят:
– Блин, эта контрольная на носу, а я вообще ничего не знаю. Если поставят двойку, мать убьет.
– Да наешься соленых огурцов с кефиром или селедки с молоком! Два дня дома считай обеспечены. Так скрутит, что мало не покажется!
Вечером, когда родители увлеклись передачей «Что? Где? Когда?», Павлик пошел на кухню и, порывшись в холодильнике, нашел все необходимое для того, чтобы обеспечить себе два дня дома в одиночестве. Только он не стал выбирать или-или, а решил для верности употребить все. Ночью он лежал в кровати и ждал, когда же скрутит. Однако так и заснул, не дождавшись. Утром живот тоже не подавал никаких признаков расстройства. Выйдя к столу, Павлик все же на всякий случай решил пожаловаться на боль, хотя знал, что без явной причины с родителями этот номер, скорее всего, не пройдет. Однако он уже так настроился, что ему удастся побыть дома, что решил попробовать:
– Мам, у меня что-то живот болит.
– Что у тебя с животом?
– Не знаю, крутит что-то.
– Не говори ерунды! Тань, небось в школу идти не хочет. Давай ешь свой бутерброд и марш учиться.
– Может, и правда болит?
– Ты не помнишь, когда в саду болел, от унитаза не отходил, его рвало, и он лежал в кровати. Так что давай, давай… – Он кивнул Павлику на его завтрак.
«Действительно, надо было лечь», – подумал Павлик, съел бутерброд с колбасой, запил горячим чаем с молоком и отправился в школу. Первый раз его прихватило в раздевалке. Думал, что все – сейчас прямо здесь и случится. Однако отпустило. Он выдохнул и пошел в класс.
К концу урока спазм снова повторился, и в этот раз он был такой сильный, что Павлик весь покрылся испариной. Склонившись над тетрадкой, в которую они записывали упражнение по русскому, он старался медленно и глубоко дышать. Женя тоже оторвалась от задания:
– Павлик, ты чего?
– Ничего, ничего, сейчас пройдет. Пиши.
Он на самом деле надеялся, что все пройдет. В первый раз же обошлось! Вот сейчас закончится урок, и он отправится домой. Можно даже сходить к медсестре, чтобы она написала ему освобождение. Чуть-чуть потерпеть.
Женя не унималась:
– Ты белый весь. Может, врача нужно позвать?
– Отстань! – рявкнул Павлик достаточно громко. Сил терпеть уже не было никаких.
– Нина Георгиевна! – Поднял руку Кроликов, которому упражнение давалось с трудом. – А что Акимов с Дроздовой там шепчутся, не дают упражнение писать?! – заныл он.
– Так! – Учительница подорвалась со своего места, обрадовавшись лишнему поводу прищучить парня. – Акимов, опять мешаешь классу работать и Женю с толку сбиваешь! Ну-ка встань!
– Я не могу, – выдавил Павлик.
– Ему плохо, кажется, – тихонько встряла Женя.
– Ах, не может он! Отца к директору вызову, сразу сможешь. А ты не защищай! Нашлась адвокатша! Болтать на уроке он может, а встать не может. Ну-ка, вставай быстро! – И она рванула к нему через класс. Кроликов с интересом наблюдал.
Павлик встал, почувствовал, как теплая жидкость потекла по его ногам, и заплакал.
Запах моментально распространился по классу.
– Акимов обосрался! – торжествующе завопил Кроликов, и по классу прокатился смех.
Нина Георгиевна остановилась. Женя неожиданно вскочила со своего места и толкнула Кроликова:
– Ты что, дурак! – и ударила его книжкой по голове, отчего сама испугалась и села обратно на свое место.
– Нина Георгиевна, а чего она дерется!
В этот момент прозвенел звонок.
– Акимов, иди в туалет и домой! А вы все быстро на перемену. – Учительница пошла открывать окна.
Павлик идти не мог, он стоял и плакал. Некоторые ребята и девочки поднялись и выбежали со смехом в коридор, затыкая носы и оборачиваясь на одноклассника. Те, кому было любопытно развитие событий, остались. Кроликов заткнул нос, а другой рукой тыкал пальцем в Павлика и гундосо шептал, чтобы не слышала учительница:
– Фу! Вонючка! Обосрался, обосрался! Никто с тобой дружить не хочет, потому что ты воняешь. Пашка – в трусах какашка!
Вдруг Павлик, собрав последние остатки сил, схватил стул, накинулся на Кроликова и стал лупить, не понимая куда. Подстрекатель пару раз увернулся, а потом побежал вон из класса, крича:
– Нина Георгиевна, помогите! Вонючка с ума сошел! – Однако Павлик все же успел пару раз сильно заехать ему по рукам, которыми он защищался.
Нина Георгиевна, вся красная, успела схватить его сзади и держала:
– Отпусти стул, кому сказала, отпусти! Бандит настоящий! Быстро вымыл за собой пол и отца в школу! – Закончив визжать, она кинула в Павлика мокрой тряпкой и, оправляя волосы, отправилась смотреть, как себя чувствует избитый племянник главврача санэпидемстанции, курирующей их школу, а затем – срочно к директору.
– Тебе помочь? – Вытирающая рукавом сопли и слезы Женя, все это время остававшаяся незамеченной в уголке, подняла тряпку. Под Павликом большими потоками вырисовывалась коричневая вонючая размазня.
