Дмитрий Вересов - Знак Ворона
Леди Морвен
Лондон — Занаду
1997
Леди Морвен стояла на вертолетной площадке, и воздушные вихри, поднимаемые несущим винтом старого доброго “хью”, картинно, как в рекламном клипе модного шампуня, развевали ее волосы.
Голова пилота в гарнитуре, надетой поверх форменного кепи, нетерпеливо выглядывала из форточки.
— Ну, мальчики, ведите себя здесь паиньками, не ссорьтесь, скоро прилечу, привезу гостинцев, — поправляя разметавшиеся волосы, говорила Татьяна дежурные слова прощанья.
Мальчики — Нил, Питер и маленький Нил-Ро — выглядели натужно приветливыми. Им тоже было грустно прощаться.
Только улетавший с Татьяной профессор Делох смотрелся неподдельно веселым. За неделю пребывания в Занаду он вдоволь наговорился, и теперь его вновь ждали его кафедра в университете и коллекция старых книг и икон в домике на Беркенсдэйл-стрит. Home, sweet home!
— А может, задержишься еще на пару дней? — без надежды на положительный ответ спросил Нил.
— Нет, дорогой, не могу, дела в офисе накопились, поеду с врагами воевать, — бодро ответила Татьяна и еще раз улыбнулась, обводя прощальным взглядом своих любимых мужчин.
— At the office, where the papers grow, she takes a break, drinks another coffee, and she findes it hard to stay awake, it just another day, doo, doo, doo… — весело и к месту пропел вдруг Нил-старший из старой любимой песенки.
— So sad, so sad, sometimes she feels so sad, — другой строчкой из этой же темы и в тон Нилу пропела Татьяна, не смахивая пробежавшую по щеке слезу…
Гейл Блитс с Вадимом Барковским в это же время только в другой части европейского континента тоже поднимались в воздух в своем фирменном, разрисованном цветами “Свичкрафт Корпорэйшн”, вертолете.
Два дня рыбалки на острове Мэн максимум, что могли позволить себе эти два джентльмена.
Они летели в Лондон, где в Морвен-хаусе должны были встретиться с Ее величеством — госпожой Бетриббс, презентативным и номинальным воплощением верховной власти Ордена иллюминатов.
Встреча предстояла непростая.
Гейл Блитс собирался сделать леди Морвен решающее предложение, и от ее ответа зависела теперь судьба миллионов людей: как они будут жить дальше — бедно или богато, ложиться спать сытыми или голодными, учить своих детей в университетах или отпускать их из дома, не дав им ничего, кроме родительского благословения…
— Предстоит нам драчка, Вадим, хорошенькая драчка за свой кусок жизненного пространства, — задорно подмигнув, сказал своему спутнику Гейл Блитс, — и если рыжая леди окажется на нашей стороне, то все в нынешнем мироустройстве может перемениться в нашу пользу, мы раскачаем лодку и соберем свою прибыль с тех, кто пожелает нам заплатить за то, чтоб мы ее не раскачивали.
— А Петти, Макмиллан и Цорес, ты думаешь, они будут пассивно взирать на то, как ты разыгрываешь карту рыжей вдовушки? — спросил Барковский
— Я так думаю, что они уже предприняли как минимум две попытки взять ее под опеку, друг мой, и особенно радеет Цорес, дабы заполучить свой семейный бонус, если выдаст вдову за своего придурка, сынка недоделанного, — ответил Гейл, перекрикивая вой вертолетной турбины.
Машина пролетала над морем.
Сверху, с высоты трех тысяч футов, высокие волны казались мелкой зыбью, что, бывает, пробегает по уличной луже от свежо подувшего из-за угла ветерка.
А вдали уже маячил белый мел высокого обрывистого берега.
Англия!
— Через полчаса будем в Лондоне, сэр, — просунув голову в приоткрытую дверцу, доложил командир.
Гейл молча кивнул, не отрывая взора от поверхности неспокойных вод, невольно любуясь солнечными бликами миллион раз, в каждом гребне волны отраженного дневного светила.
— Послушай, Вадим, а какие есть хорошие русские писатели? — вдруг спросил своего приятеля Гейл Блитс.
— Ну-у-у, — неуверенно протянул застигнутый врасплох Вадим Барковский, — разные есть хорошие, мне, например, Паустовский нравится, Куприн, Гаршин…
— Ну, так ты дай команду секретарям, чтоб вызвали этого Паустовского с Гаршиным к нам в головной офис, — сказал Гейл, не отрываясь от иллюминатора, — я хочу, чтобы они книгу в России написали про “Свичкрафт” и про наши программы развития вообще…
Вадима взяла легкая оторопь.
— Да вообще-то они померли давно, и Паустовский, и Гаршин, и Куприн, — сказал Барковский, удивленно глядя на своего визави.
— Так чего ж ты мне голову морочишь? — спросил Гейл с легким раздражением в голосе.
— Я не морочу, ты меня спросил, кого из русских писателей я люблю…
Дальше до самого Лондона летели молча…
Леди Морвен принимала гостей в кабинете. Разговор был трудным. Каждое неловко вырвавшееся слово или неверно понятая фраза могли иметь своим последствием судьбоносные изменения мирового финансового климата, измеряемые миллиардами и еще раз миллиардами долларов. Поэтому она принимала гостей в кабинете. Здесь лучше думалось.
Она давно заметила это, что если она сидела за столом своего покойного мужа, то мысль работала лучше. Колдовство? Может, под креслом лорда Морвена лежал камень, взятый из Стоун-Хэнджа? И разве сама она — не колдунья?
— Мы будем говорить прямо, без обиняков и без ненужных прелюдий, сударыня, — начал Гейл Блитс, едва они расселись каждый на своем месте — она во главе т-образного стола, а ее гости по левую и по правую руку.
Татьяна сосредоточенно кивнула.
— Нам известно, что группа нефтяников во главе с Макмилланом и Цоресом склоняют вас заключить с ними итоговый конкордат, закрепленный браком с наследником старого Джейкоба Цореса… И это именно так, мадам, и не пытайтесь отказываться, мы знаем совершенно достоверно…
Татьяна и не пыталась возражать. Она напряженно слушала, как слушала своих оппонентов царица Эсфирь на знаменитом полотне великого голландца.
— Вам предложили конкордат под процент и гарантии вашего пожизненного пребывания в статусе главы Капитула, но это означает полный конфликт и несовместимость с теми обещаниями, что вы здесь же, в этом же кабинете, давали нам с господином Барковским еще полгода тому назад…
Татьяна лишь слегка наклонила набок свою рыженькую головку, но в лице не изменилась.
— Для нас, для клуба прогрессистов, мадам, это означает не то чтобы полный крах, но мы, но наш бизнес, наш бизнес, выражающийся многомиллиардными вложениями наших капиталов, грозит затормозиться в своем развитии на совершенно неопределенное время… И кроме того…
Татьяна наклонила головку в другую сторону.
— И кроме того, мадам, — голос Гейла Блитса в своем долгом крещендо почти достиг верхней позиции пафосного апофеоза, — кроме того, нефтяники заготовили под ваш конкордат проект, предполагающий недопустимые для нас изменения правил игры…
— Что за проект? — прервала молчание леди Морвен.
— Нефтяники намерены ввести в действие антимонопольный закон, по которому принадлежащая нам компания “Свичкрафт” будет разделена между пайщиками как минимум на две части, а это… а это повлечет миллиардные убытки…
— Но я еще не подписывала никакого конкордата, джентльмены, и вообще, разговор наш несколько преждевременен… — сказала Татьяна.
— Преждевременен? — с изумлением на лице переспросил Гейл Блитс, — а когда нас поставят перед фактом, когда Сенат и Конгресс примут закон о разделе “Свичкрафт корпорэйшн”, разговор уже будет несвоевременным!
— Но я еще ни с кем не подписывала никаких соглашений, тем более, брачных контрактов…
Повисла напряженная пауза.
Только старинные напольные часы в углу кабинета вдруг отбили четверть часа.
— Сударыня, нам доподлинно известно, что Джейкоб Цорес устроил катастрофу самолета, в которой погиб ваш муж лорд Морвен, — сказал Гейл Блитс с тем видом, с каким в крупной игре выкладывают последние козыри, — и будет вершиной аморальности, если вы выйдете замуж за…
— Не вам судить и не вам меня учить, мистер Блитс, — резко оборвала его леди Морвен, — мой брак, мое замужество — вопросы не вашей компетенции, и тем более не вам морализировать, мистер Блитс! Разве ваш бизнес, основанный на разорении стран с нестабильной экономикой, морален? И не вы ли используете инструмент политического убийства в строительстве собственной компании? Мне тоже доподлинно известны некоторые детали разорения фирмы “Блю Спирит” и связанная с этим цепь смертей ваших сотрудников, — спокойно и членораздельно выговорила своему оппоненту Татьяна.
В кабинете снова воцарилась тишина.
И снова часы в углу отбили теперь уже две четверти…
— Мы не договоримся? — спросил Гейл Блитс.
— Почему вы так думаете? — переспросила Татьяна.
— Вы должны отказать Цоресу и нефтяникам, — глухо, надтреснутым голосом, почти просипел Гейл.
