Владимир Колычев - Где правда, брат?
— Если соглашусь.
— Ты должен согласиться.
Степан задумался. Не должен он был соглашаться на работу: не нужно ему это, даже противно. Но если он откажет Скатцеву, тот решит, что он набивает себе цену, как та жадная старуха перед золотой рыбкой.
— Только из-за Лены. Глупая она, может дров наломать.
— Глупая! — схватился за его слова Скатцев. — Сама не знает, чего хочет.
— Не исключено.
Может, Лена не только Степана любила. Может, еще больше она любила своего Сергея. Может, потому и сбежала, что соскучилась по нему. И по наркотикам. Может, она хотела припудрить носик, чтобы затем заняться с ним сексом. Или послала его за кокаином уже из постели… Она запросто могла сказать одно, когда все было по-другому.
— Вот видишь, ты меня хорошо понимаешь. Ты неглупый парень, с тобой приятно иметь дело. Думаю, ты не станешь распускать руки. Ну, в смысле не только руки. — Скатцев многозначительно кашлянул в кулак.
— Не буду.
Действительно, Степану не стоило лезть в постель к Лене, пока не выяснится, насколько искренной она с ним была. Что, если в действительности она любит Сергея, а с ним заигрывает, чтобы затем использовать в своих целях или просто обмануть?
Да и вообще не стоило доводить отношения с ней до интимной близости…
— С тобой действительно приятно иметь дело, — покровительственно усмехнулся Скатцев.
— Что мне делать? — спросил Степан.
— Пока ничего. Возвращайся к своему шефу, работай пока у него, а я тебя позову.
Степан кивнул. Такой вариант его вполне устраивал. Может, Лена и не захочет его к себе звать, а без этого ее отцу он и даром не нужен. Или Скатцев будет кормить ее сказками о том, что Захарский не отпускает его, а она будет тому верить. Если будет верить, значит, на самом деле Степан ей не очень-то и нужен.
Он ушел, но уже вечером следующего дня Скатцев позвал его к себе.
Глава 23
Дом большой, и кабинет в нем длинный, глядя на его хозяина, можно было подсчитать, сколько метров от одной стены до другой. Скатцев не просто ходил по кабинету, он мерил его шагами. Костя стоял перед ним навытяжку, а Степан — в положении «вольно».
— Значит, ты избивал Яшина! — Игорь Петрович вдруг остановился и ткнул Степана пальцем в грудь.
— Ну, не избивал…
— Ты сломал парню нос!
— Не ломал я ему ничего.
— Ему сделали операцию!
— Ну, может, и сломал что-то, — вслух подумал Степан.
— Зачем ты это сделал?
— А как бы я узнал, где Лена? Он же не хотел говорить…
— Мне надо было позвонить, я бы поговорил с его отцом. Леонид Михайлович поговорил бы с Сергеем, и я бы все узнал!
— А Леонид Михайлович знал, где сын прячет Лену?
— Узнал бы!
— Как? Нос бы ему прищемил?
— Да! Он бы ему нос прищемил! Он имеет на это право! Он — да, ты — нет! — разорялся Скатцев, махая рукой перед носом у Степана. — А там не только нос! Ты избивал парня! И машину ему побил!
— Не бил я его машину.
— А Леонид Михайлович считает, что бил!
— Это его право, — пожал плечами Степан.
— Да, это его право предъявить тебе счет. Но счет он предъявил мне! Ты для него никто, ты для него пустое место, все претензии — ко мне. А это мне нужно?
Степан красноречиво промолчал. Нет, Скатцеву такое «счастье» не нужно.
— Если бы он сказал, чтобы я вас наказал… Нет, вы ему не нужны! Он меня наказать собирается! И накажет. Вы даже не знаете, что это за человек! У него связи в Кремле! Одно только его слово — и от меня откажутся все. А ты знаешь, что это такое, если меня объявят прокаженным? Из моего банка уйдут бюджетные деньги! Уйдет крупный бизнес! А это все! Это банкротство! А Яшин может сказать! Если он закусил удила… А он закусил удила!
— Плевать, — невозмутимо сказал Степан.
— Что?! — Скатцев чуть не поперхнулся от такой наглости.
— Сын этого человека похитил вашу дочь.
— Сергей Лену не похищал! Лена сама к нему пришла!
— А он за наркотой для нее поехал. Я бы на вашем месте убил этого подонка.
— Что?! Ты?! На моем месте?! — скривился Скатцев. — Ты никогда не будешь на моем месте!
— Да мне и не нужно.
— Язык у тебя длинный, парень! С такими языками долго не живут! — взбеленился банкир.
На этот раз Степан промолчал. Плевать он хотел на эти угрозы, но в таких случаях, действительно, лучше молчать. Шторм криком не успокоишь, нужно ждать, когда волна уляжется сама по себе.
И Яшин перебесится. Ведь ясно же, что его сын был не прав. А если не ясно, то Скатцев должен был объяснить. А если он язык в одно место засунул, то это его проблемы. Если он такой дятел, то и его бред выслушивать здесь нечего.
— Не нравишься ты мне, парень! Очень не нравишься!
— Я и сам себе не нравлюсь, — усмехнулся Степан. — Стою здесь непонятно зачем, слушаю непонятно что и не нравлюсь себе.
— Язык!
— Что «язык»? Я не солдат, а ты не генерал.
— Ты мне тыкаешь?! — взвился Скатцев.
— Ну, ты же не генерал. Пойду я.
Степан резко повернулся к Скатцеву спиной и вышел из кабинета.
— Остановись! — донеслось ему вслед.
Но Степан даже не замедлил шаг, правда, и не ускорил его. Спасаться бегством — это не для него, а уйти, громко хлопнув дверью, ему никто не запретит. В конце концов, кто такой Скатцев?..
Знакомый черный джип на скорости обошел «Гелендваген» и встал, перекрыв ему дорогу. Степану ничего не оставалось, как ударить по тормозам.
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев дедушка! — ошарашенно протянул Захарский.
Степан рассказал ему в общих чертах о разговоре со Скатцевым, объяснил, почему послал его далеко и навсегда. Захарский вроде бы одобрил его поведение, но и сомнения высказал. Он не знал, кто такой Яшин Леонид Михайлович, но согласен был с тем, что высочайшая воля из Кремля запросто могла разорить любой банк. А сам Скатцев, сказал он, мог раздавить Степана.
— Да, Степа, вляпался ты в историю! Бежать тебе надо. Может, еще не поздно? — спросил Рома, глядя, как из «БМВ» выходит Кеша, а за ним — Костя.
Бежать Степан не стал, но из машины вышел.
— Какие-то проблемы? — Он помнил, с какой легкостью расправился с этим дуэтом в прошлый раз, но сейчас об этом нужно забыть. Опасно недооценивать противника, тем более такого грозного, как эти двое. В прошлый раз этим ребятам не повезло с диспозицией, а сейчас они могли ударить разом и с двух сторон.
Но Кеша, похоже, и не собирался его атаковать. Слишком уж у него обескураженный для этого вид.
— Ленка сбежала!
— Не опять, а снова! — облегченно засмеялся Захарский.
Он вроде бы и не собирался лезть в намечающуюся заварушку, но и в машине оставаться не захотел.
— Нет ее здесь. — Степан открыл заднюю дверь «Гелендвагена». — Багажник показать?
— Ну, покажи, — растерянно кивнул Кеша.
Костя с понурым видом стоял в сторонке. Степан хорошо помнил, с каким рвением он позавчера перед своим хозяином открещивался от Яшина. Впрочем, он действительно его и пальцем не тронул.
Степан открыл багажник.
— Мой дом обыскивать будете? — спросил Захарский.
— А можно? — уныло глянул на него Кеша.
— Самотык тебе навстречу можно! — ухмыльнулся Рома. — Самотык на самокате аж по самую дрезину!
— Эй, ты чего? — нахмурился Кеша.
— Ты?! Ты кому «тыкаешь», баран безмозглый? — взъярился Захарский. — Ты кто такой, чтобы мне «тыкать»? А я тебе скажу, кто ты такой? Лох ты по жизни! Лохом жил! Лохом жив! Лохом будешь жить! Убирай свой гроб! Ну!
Он завелся не на шутку, и Кеша не устоял перед его натиском. Увлекая за собой расстроенного Костю, сел в машину и съехал в сторону, освобождая путь.
Захарский тоже сел в машину, но не мокрой курицей, а нахохленным гоголем, весь сияя от удовольствия.
— Ну, не лузеры! — презрительно хохотнул он, когда машина проезжала мимо «подбитого» «БМВ». — Твоя Ленка их как хочет, так и делает!
— Моя?
— А разве нет? Чего нос повесил? Переживаешь?
Степан кивнул. Лена ведь к Яшину могла сбежать, а там наркота и секс под кайфом.
— Будешь искать?
— Нет, она сделала свой выбор.
— Это правильно. А за Скатцева не переживай. Он тоже лох по жизни, — пренебрежительно скривился Захарский. — Я думал, он реальный мужик, а он со своей дочерью справиться не может. Еще и на тебя замахнулся. Сдох Скатцев. Раньше крутой был, а сейчас — плюнуть и растереть. Может, этот Яшин его и разотрет. Если лох, то чего не растереть? Ты не переживай, если он еще раз мне насчет тебя позвонит, я его на хутор зашлю.
Степан мрачно усмехнулся. Такая вот жизнь, еще вчера Захарский всерьез считался со Скатцевым, а сегодня и знать его не хочет, а все потому, что облажался мужик, причем третий раз кряду. Один раз — случайность, два — досадная, но простительная оплошность, три — убивающая престиж закономерность. Не хотел бы Степан жить в таком жестоком мире. Ему бы дом в поселке построить, семьей обзавестись…
