Евгений Сухов - Бандитская губерния
— Хорошо, — согласился Виталий Викторович, — веди. А присутствовать-то на допросе мне будет позволительно? — пошутил он.
— Будет, — вполне серьезно ответил другу московский следователь по наиважнейшим делам.
Глава 13
Как отставной солдат Иван Калмыков и дворник Ефимка друг друга на допросах топили, или Где же кроется истина?
Ефимка очень удивился, когда к нему в каморку пришли с обыском. Даже обиделся. Когда Песков заговорил с ним, буркнул что-то невразумительное в ответ и надулся. Как ребенок, ей-богу. Виталий Викторович посмотрел на Воловцова (Иван Федорович тоже был здесь и искоса наблюдал за дворником) и пожал плечами: ну, дескать, если Ефимка валяет дурака, то так ведет свою роль дворника, ущербного умом, что сам Иван Москвин из МХАТа ему бы позавидовал.
Когда двое полицейских из околотка на Ямской площади простукивали стены и пол, Ефимка непонимающе хлопал глазами: вот же, мол, взрослые люди, при государственном деле, а по стенам стучат и каблуками топают, будто дети малые.
Конечно, в комнатке Ефимки ничего обнаружено не было.
— Простите, а вам не любопытно узнать, что мы у вас искали? — спросил дворника Иван Федорович, когда обыск закончился.
— Небось и сами не знаете, чево, — ответил Ефимка, насупившись.
— Мы искали то, что могло связать вас с недавним преступлением в вашем доме, — произнес Воловцов, наблюдая за Ефимкой. Но тот никак не среагировал на сказанное и продолжал смотреть на происходящее непонимающим взором.
«Либо он перед нами искусно комедию ломает, либо мы — олухи Царя Небесного», — подумалось Воловцову. Ему вдруг показалось, что они с Песковым ищут черную кошку в темной комнате. Причем кошки в этой комнате давно нет, а скорее всего, никогда и не было…
— Ну, а теперь, Ефим Афанасьевич, давайте с вами побеседуем, — произнес он вслух, полный сомнений касательно дворника. Еще вчера Иван Федорович был почти уверен, что Ефимка не так прост, как хочет казаться, и что, возможно, он-то и есть главный заводчик убийства и ограбления Кокошиной, а Калмыков — просто подручный. Теперь же от вчерашней уверенности не оставалось и десятой доли. Состояние Воловцова было сродни состоянию лодочника, потерявшего весла, которого несло быстрым течением посередь реки, а впереди уже маячили острые пороги. И дабы не разбиться о них вдребезги, без всякой надежды уцелеть, надлежало как можно скорее прибиться к какому-либо берегу. Правому или левому — уже без разницы…
— Присаживайтесь, Ефим Афанасьевич, — дружелюбно сказал Воловцов, указывая на кушетку рядом с собой, и выдавил из себя улыбку. Получилась она у него настолько фальшивой, что Песков, сидевший на единственном имеющемся в каморке Ефимки стуле, помрачнел.
Ефимка опустился на кушетку и посмотрел на Ивана Федоровича. Во взгляде дворника мелькнула настороженность. Или это показалось?
— Ефим Афанасьевич, — решил начать издалека Воловцов. — Нас с Виталием Викторовичем мучает вопрос: как у вас, столь молодого человека, не имеющего жизненного опыта, получается так здорово… ладить с женщинами?
Дворник сморгнул, а потом его лицо стало расплываться в улыбке.
— Они меня лю-убят, — протянул он, глядя прямо в глаза Воловцова. — И я их люблю.
Ну, истинный дурачок! Ладно еще, слюну не пустил.
— Женщины любят мужчин за что-то, — глубокомысленно изрек Иван Федорович. — Ну, с Еленой Шилохвостовой понятно, она многих мужчин любит. Просто за то, что они — мужчины. Природа у нее такая. А вот та барышня, что иногда к вам приходит, она за что вас любит?
Ефимка надолго задумался, а потом изрек:
— Не знаю.
— Кстати, как ее зовут?
— А вам это зачем? — потупил взор дворник.
— Просто любопытно, — ответил Иван Федорович.
— Она не велела никому говорить ее имя. — В глазах дворника мелькнули злорадные искорки. — И я ей это обещал…
«Не может быть, — молнией мелькнуло в мозгу Воловцова, — похоже, он догадался и обрадовался тому, что мы ее не нашли».
Эта мысль взбодрила Ивана Федоровича. «Нет, все же дворник явно ломает перед нами комедию, — подумал он. — Надо как-то иначе повернуть допрос и заставить его раскрыться…»
— А какие деньги она у вас просила? — вдруг жестко и, что называется, в лоб спросил Воловцов. — Не те ли это деньги, что вы с вашим дядькой Иваном Калмыковым украли у Кокошиной, убив ее крайне жестоким и циничным способом?
Ефимка бросил на Ивана Федоровича острый взгляд, мгновенно потушив вспыхнувшую в нем злобу, и вдруг… заплакал. По-детски, надрывно и со всхлипами.
Это было настоящей неожиданностью для следователей. Они переглянулись и стали дожидаться, когда дворник снова заговорит.
— Я давно хотел… Я боялся… — начал сквозь слезы Ефимка. — Он меня заставил…
— Иван Калмыков заставил? — застигнутый врасплох признанием дворника, спросил Иван Федорович.
— Да, он, — всхлипнул Ефимка и поднял глаза на Воловцова. — Это я… Я во всем виноват… Это я рассказал ему про сундук и шкатулку с деньгами…
— Ну, успокойтесь, Ефим Афанасьевич, — стал мягко увещевать Ефимку Иван Федорович. — Успокойтесь и расскажите все по порядку…
Дворник кивнул. С минуту все сидели молча. Ефимка дважды глубоко вздохнул, пытаясь унять накативший плач, и, наконец, снова заговорил:
— Однажды хозяйка пригласила меня к себе. Стала расспрашивать меня об отце, как он умер, как это случилось. Я ей все рассказал. Она погладила меня по голове и сказала «Бедный, бедный». Потом выдвинула из-под кровати сундук и достала из него шкатулку. В шкатулке были деньги и какие-то бумаги. Она дала мне десять рублей и сказала, чтобы я потратил их на себя, купил чего-нибудь вкусного…
— И ты их потратил? — спросил Воловцов.
— Нет, — ответил Ефимка. — Мне давно никто ничего не дарил. Они вот… — С этими словами он достал из кармана коробочку из-под часов и открыл ее. Внутри, на бархатной подкладке лежала сложенная в несколько раз десятирублевая купюра…
Воловцов и Песков невольно переглянулись. Конечно, номер с коробочкой, в которой нищий дворник хранит подаренную десятку, — это что-то! Номер на вышибание слезы. Черт возьми, разве в человеческих возможностях так искусно играть? А может, это не игра вовсе? Может, Ефимка таков и есть: добрый, доверчивый, заблудший и потерявший после смерти отца жизненные ориентиры? Эта мысль коварной змеею вползла в голову Ивана Федоровича, отвлекая и мешая вести допрос.
— Хорошо, Ефим Афанасьевич, продолжайте дальше… — глухо проговорил он.
— Подметя двор и убрав мусор, я пошел к своему дядьке, чтобы рассказать ему, как мне повезло с хозяйкой. Он был дома, на огороде, и я подождал, пока он освободится. Затем мы поели картошки с луком и хлебом, и я рассказал ему о подарке.
«Значит, она хранит деньги в шкатулке, а шкатулка лежит в сундуке под ее кроватью?» — спросил он.
«Ага», — ответил я.
Потом мы с ним разговаривали о погоде, об урожае, о моей жизни. Дядька еще жаловался, что не может никак найти постоянную службу, вынужден пробиваться редкими заработками, и спросил, не найдется ли у моей хозяйки работы и для него. Тогда, сказал он, мы-де будем вместе, и у него будет возможность приглядывать за мной. Я сказал, что попрошу хозяйку, чтобы она взяла его на работу. Дядька очень обрадовался и угостил меня чаем с настоящей шоколадной конфектой. Раньше, давно, когда я был совсем маленький, я ел конфекты, и они мне нравились. А у вас есть конфекты? — простодушно посмотрел Ефимка на Воловцова.
— Нет, — сдержанно ответил Иван Федорович и для пущей убедительности развел руками.
— Жалко, потому что конфекты я очень люблю…
— Мы тебе купим конфет, — пообещал Ефимке Воловцов. — Вот поговорим с тобой и купим тебе конфет, идет? Хоть целый фунт! Только ты все по правде нам расскажи.
— Ла-адно, — протянул Ефимка и улыбнулся. — А не обманете?
— Нет, не обманем. — Иван Федорович пытался разглядеть и найти в словах и поведении дворника фальшь. Самую незначительную. Или хотя бы какой-нибудь намек на нее. И — не находил, хоть тресни! — Рассказывайте дальше, Ефим Афанасьевич.
— Так вот, — продолжил повеселевший Ефимка. — Вернувшись от дядьки, я пошел к хозяйке, чтобы спросить, нет ли у нее какой работы для него. Она ответила, что нет, какая, дескать, работа. Я опечалился и пошел к себе. И долго плакал, потому что было жалко дядьку. На следующий день я снова пошел к нему и рассказал, что работы для него у моей хозяйки никакой нет. Он сделался хмурым, а потом спросил:
«Может, мне самому поговорить с ней?»
«Она к себе незнакомых людей не пускает», — ответил я.
«Ну, ты же будешь рядом», — сказал он.
Я согласился. Пришел он не сразу, а через несколько дней. И поздно вечером. От него пахло керосином, и я спросил, чего это от него так пахнет керосином? А он ответил, что был в керосиновой лавке, покупал керосин и, верно, немного облился. Тогда я сказал, что уже поздно, пусть приходит завтра.
