Мила Серебрякова - Проклятый дом
– Один-два нераскрытых убийства – это далеко не показатель.
– Для вас, может, и не показатель, а для меня – еще какой! И знаете, я бы вообще не стал заниматься поиском убийцы, – выпалил Аркадий. – Зачем? Тоська на кладбище, ее уже не воскресить, даже если этого подонка поймают и расстреляют, Тося не вернется.
– В первую очередь он – убийца, и поймать его необходимо. Подумайте о других людях: впоследствии он может совершить новое убийство, потом – еще и еще…
– Ничего он уже не совершит. – Аркадий открыл пустую пачку, смял ее и уставился на Копейкину. – Сигаретки у вас не будет?
– Не курю. Почему вы это сказали?
– Что именно?
– Что убийца больше ничего не совершит.
Аркадий начал растирать опухшие глаза:
– Я хочу сохранить Тоськино светлое имя.
– При чем здесь ее светлое имя?
– Не надо копаться в этом деле, прошу вас, займитесь чем-нибудь другим! Менты скоро закроют дело за недостаточностью улик, не сомневаюсь. И вы переключайтесь. – Теперь Аркадий смотрел на Кату с мольбой.
– Вы что-то недоговариваете.
– Разве? Хм… да, вы правы, недоговариваю. А почему я недоговариваю, вы спросили? Может, я специально не хочу договаривать, потому что… боюсь!
– Чего?
– Она… Мы любили друг друга. – По щеке Аркадия покатилась слеза. – Никто мне был не нужен, кроме Тоськи! Я хотел быть рядом с ней всегда, и она тоже этого хотела. Иногда мы ссорились, но Тоська быстро отходила, мы мирились и обещали друг другу – больше не скандалить. Я любил смотреть на нее, когда она спит. Родной человек… любимый… Я не смогу отнести диск в милицию. Ради Тоськи я должен его уничтожить. Поймите меня, я должен это сделать. Но у меня не получается! Трус! Слабак! Бесхарактерная скотина! Я хотел его расколошматить, растоптать, но что-то меня удерживает.
Аркадий сжал кулаки так сильно, что костяшки его пальцев побелели.
– Успокойтесь, – прошептала Катка, не на шутку испугавшись этой внезапной перемены в поведении Аркадия.
– Что мне делать?! Вы – детектив, человек, идущий к истине, а в данном случае истина должна быть скрыта.
Катарина встала, взяла со стола чашку, ополоснула и, налив в нее холодной воды, протянула Аркадию:
– Выпейте, Аркадий, и объясните, что вас мучит, о каком диске вы говорите?
Сделав несколько глотков, он попытался взять себя в руки.
– Диск лежал в столе, в верхнем ящике, – сказал он чуть погодя. – Верхний ящик был Тоськин, впрочем, как и средний. Мне достался нижний.
– Что за диск? – повторила Ката.
– Тося любила снимать себя на камеру, пожалуй, даже слишком любила. Она часто записывала видеописьма для родственников, просто снимала себя от нечего делать, а иногда использовала камеру как дневник. Кто-то записывает свои мысли и впечатления в бумажный дневник, а Тоська обожала делиться всем с объективом видеокамеры. Она могла часами сидеть на диване и говорить, говорить, не важно что, главное, всегда быть в фокусе. Потом переносила все на диск и смотрела. Она получала от процесса съемки и последующего просмотра огромное удовольствие. Я ее не понимал, но свое мнение по этому поводу никогда не высказывал. А еще у Тоси был пунктик: если мы поругались, она сразу включала камеру и начинала изливать перед ней душу. Я уже говорил, Тоська была отходчивой, но записи со своими исповедями она никогда не стирала, мы их потом вместе просматривали. – Аркадий вновь припал губами к чашке.
Катарина слушала его очень внимательно, пытаясь уловить в словах Аркадия скрытый смысл. Зачем он рассказывает ей о привычке Тоси снимать себя на камеру? Куда он клонит?
– Я вернулся из больницы, – с расстановкой сказал Аркадий. – Мне было плохо, очень плохо. Все болело: голова, сердце, ноги, руки, я даже лежать не мог. Без Тоськи стало неудобно жить. Да, именно неудобно, она была всем, а теперь… Короче говоря, я решил просмотреть одну из ее записей, взял из ящика первый попавшийся диск, вставил в дисковод и…
– И что? – напряглась Ката.
– Лучше бы я его не просматривал!
– Аркадий, что было на диске?
– Сначала я не поверил ни глазам, ни ушам. Просмотрел его еще раз, и еще… Перед глазами у меня все поплыло, предметы начали куда-то удаляться. Такого удара я не ожидал! В ступоре просидел часа полтора, верите, даже двигаться был не в состоянии.
– Где этот диск?! – закричала Катка.
– В ящике, – апатично, разом погаснув, молвил Аркадий. – С ним надо что-то делать, но я не знаю что. Отнести следователю – у меня рука не поднимется, уничтожить его тоже не могу…
– Мне можно на него взглянуть?
Аркадий горько усмехнулся:
– Знаете, о чем говорила Тося?
– Даже не догадываюсь.
– Она призналась, что… убила отца и собиралась убить Матвея, – сказал Аркадий и уронил голову на стол.
Катарина опешила:
– Я вам не верю!
– Ха! Кто бы сомневался. Я сам бы себе не поверил, не будь у меня диска. Это же стопроцентная улика, доказательства, как говорится, налицо!
– Я хочу посмотреть запись, – несмело проговорила Ката, полагая, что Аркадий ответит категоричным отказом.
Но она ошиблась. К ее большому удивлению, Аркадий резко встал и, слегка покачнувшись, пошел в комнату.
– Идемте! – крикнул он на ходу.
В комнате, сев в кресло, Катка наблюдала, как Аркадий включает компьютер.
«Кино» действительно произвело на Катарину неизгладимое впечатление. На мониторе появилась молодая девушка в красивой светло-бежевой блузке, с распущенными густыми волосами. Она сидела на диване, рядом виднелась тумба и стоявшие на ней электронные часы. Над головой у Тоси висела картина, та самая, на которую Ката сразу обратила внимание, оказавшись в комнате.
Аркадий отошел от компьютера, сложил руки на груди и замер.
Катка превратилась в слух. Правда, слушать пришлось недолго, речь Тоси была краткой и одновременно с этим – ужасной.
«Я хочу признаться, – говорила Тося, глядя в камеру, – что совершила преступление. Я убила отца и его подругу – Лидию. Они не должны были жить! Я их ненавидела. И Матвей очень скоро присоединится к ним. Матвей, я тебя убью!»
Далее на мониторе появилась серая рябь. Аркадий негромко кашлянул.
– Теперь вы понимаете, что к чему?
– Нет, – замотала головой Катарина. – Теперь я вообще ничего не понимаю!
– Все ясно как день: Тоська убила отца, его любовницу и едва не лишила жизни брата.
– Намекаете, что цианид – ее рук дело?
– Я думал об этом. Здесь, конечно, не сходятся концы с концами. Решив отравить Матвея, Тоська ни за что не стала бы пить его коктейль. Но вдруг она забыла, вдруг была сосредоточена на чем-то другом и по ошибке…
– Аркадий, вы сами себя слышите?! Какая тут может быть ошибка?
– Значит, Тоська вовремя осознала, что наломала дров, и специально выпила коктейль Матвея.
– Самоубийство?
– Ну да.
– Интересно…
– Что именно?
– Да все, если хотите. Она призналась в убийстве отца и Лидии, но почему Тося не рассказала, как именно ей удалось расправиться с родителем?
– А это столь важно? По-моему, вполне достаточно ее собственного признания.
– Не скажите, здесь много нестыковок.
Аркадий сел на диван:
– В любом случае мне уже все ясно. Тоська призналась в преступлениях. Она признала себя убийцей. Зачем?! Зачем ей понадобилось пачкать руки в крови?
– Аркадий, вы не станете возражать, если я попрошу вас отдать диск мне?
– В милицию ломанетесь?
– Хочу просмотреть его дома.
– А потом? А впрочем, делайте, что хотите! Сам я на это решиться не смогу, но и жить, храня в тайне Тоськины грехи, – это тоже не вариант. Единственная просьба: когда вы соберетесь отнести диск следователю, поставьте меня в известность. Обещаете?
– Обещаю, – кивнула Катарина, ощутив, как сжался ее желудок.
ГЛАВА 16
Дождавшись, когда Розалия скроется в спальне, Лизка включила в гостиной ноутбук и прошмыгнула в комнату Катарины. Катка уже переоделась в пижаму и, полулежа на кровати, читала книгу.
Закрыв за собой дверь, Лизавета затопталась на пороге:
– Кат, можно тебя на пару слов?
– Проходи, садись.
– Нет, лучше ты в гостиную иди, там Лялька на связь вышла.
Отбросив книгу, Ката быстро вскочила с кровати.
– Как у нее дела?
– Хреново! Вчера мать побила Ляльку, а сегодня днем заставила ее просить милостыню возле метро. Лялька заработала двести рублей, принесла деньги домой, а эти алкаши ей даже на хлеб не оставили! Все забрали и ушли. Лялька в панике. Ты завтра сможешь отвезти ей деньги?
– Идем. – Ката вышла из спальни, Лизка семенила следом.
Сегодня Ляля выглядела далеко не лучшим образом: лицо девочки прибрело землистый оттенок, под ее глазами отчетливо виднелись синие круги. Катке даже сделалось страшно. Если бы она не знала историю Ляли, то подумала бы, что девочка специально нарисовала синяки тенями для век. Бедный ребенок, за что ей выпала такая доля?
