Майкл Коннелли - Ловушка для адвоката
— Да.
— Что за газета?
— По-моему, «Лос-Анджелес таймс».
— Какой был заголовок?
— «Джессап: новый процесс, старые улики».
Сам я не видел утренний номер, но успел прочитать статью в Интернете. В ней цитировался неназванный «источник, близкий к прокуратуре» и утверждалось, что доказательная база не содержит ничего нового и фактически сводится к результатам опознания восемьдесят шестого года. Автором была указана Кэйт Солтерс.
— Вы читали саму статью, мисс Туччи? — спросила Брайтман.
— Нет, ваша честь, только заголовок, и то мельком. Я, как только поняла, о чем это, сразу отвернулась — вы нас предупреждали, что нельзя.
Брайтман задумчиво кивнула:
— Понятно. Мисс Туччи, вы не могли бы минутку подождать в коридоре?.. — И, закрыв за ней дверь, обратилась к нам: — В заголовке вся суть, не так ли?
Ройс молчал. Не знаю, что он думал и анализировал ли вообще психологию запасной коллегии. Я взял слово:
— На мой взгляд, ваша честь, ущерб имеется. Она в курсе, что один процесс уже был, а любой, кто хоть мало-мальски знаком с судебной системой, знает, что оправданного второй раз не судят. Значит, Джессап был осужден, что говорит в пользу обвинения. Думаю, справедливость требует удалить мисс Туччи из коллегии присяжных.
Брайтман кивнула.
— Мистер Ройс?
— Я согласен с мистером Холлером по поводу ущерба, но не по поводу требований справедливости. Он просто надеется заменить мисс Туччи на кого-то из своих кандидатов-святош.
Я едва не рассмеялся.
— На это я даже не буду отвечать. Впрочем, если угодно, можно и оставить.
— Насколько я поняла, мистер Ройс разделяет ваше мнение, — подвела итог Брайтман.
Она открыла дверь и пригласила Туччи.
— Мисс Туччи, от души благодарим вас за открытый и честный поступок. Вы можете вернуться в комнату присяжных и забрать свои вещи.
— Это значит…
— Да, мисс Туччи, к сожалению, нам пришлось освободить вас от обязанностей присяжного, поскольку вы теперь знаете, что мистер Джессап уже состоял под судом по этому обвинению, и это может повлиять на ваше решение. Вы можете идти.
— Мне очень жаль, ваша честь.
— Мне тоже очень жаль.
Туччи вышла из кабинета с таким видом, будто ее саму обвинили в преступлении. Брайтман повернулась к нам.
— По крайней мере, — вздохнула она, — это немного дисциплинирует остальных… Мы остаемся всего с пятью запасными, хотя еще толком не начали — зато теперь ясно видно, как пресса может повлиять на исход процесса. Я непременно прочту эту статью, и если обнаружу, что в ней цитируют кого-то из здесь присутствующих, буду крайне разочарована… а те, кто меня разочаровывает, обычно терпят крайне неприятные последствия.
— Ваша честь, — сказал Ройс, — я прочитал статью сегодня утром. Никто из нас по имени не упомянут, но автор цитирует анонимный источник, близкий к стороне обвинения, — думаю, вам следует об этом знать.
Я презрительно фыркнул.
— Один из самых старых адвокатских трюков — сговориться с репортером и спрятаться за его спину. Значит, источник, близкий к стороне обвинения? Совсем близкий — через проход, рукой подать!
— Ваша честь! — вскипел Ройс. — Я не…
— Мы задерживаем начало процесса, — отрезала Брайтман. — Вернемся в зал.
Мы поплелись следом за судьей. Кэйт Солтерс сидела во втором ряду, и я быстро отвернулся, чтобы не встречаться с ней взглядом. Неназванным источником был я, а целью — дать защите фальшивое чувство превосходства. У меня и в мыслях не было влиять на состав присяжных.
Вернувшись в кресло, Брайтман записала что-то в блокноте, а затем обратилась к присяжным, вновь предостерегая от чтения газет и просмотра телевизионных новостей во время процесса. Потом повернулась к секретарю:
— Одри, коробку.
Секретарь взяла коробку с леденцами, стоявшую у нее на столе, высыпала леденцы в ящик стола и передала пустую коробку судье. Брайтман вырвала из блокнота чистый листок, разорвала его на шесть частей.
— Я пишу здесь номера с первого по шестой, чтобы случайным образом выбрать того из присяжных запасного состава, кто займет вакантное десятое место в жюри.
Она сложила бумажки, бросила в коробку и хорошенько потрясла ее в руке, затем другой рукой вытащила одну бумажку и развернула.
— Номер шесть! Будьте добры, займите десятое место.
Новым присяжным под номером десять стал тридцатишестилетний статист Филипп Кернс, работающий в кино и на телевидении. Скорее всего это означало, что актер он самого последнего сорта и едва сводит концы с концами. Человек с нижнего конца социальной лестницы, сам неудачник, вполне мог симпатизировать защите, выступавшей против сильных мира сего. Так он и был помечен в моем списке.
Глядя, как он занимает место на скамье присяжных, Мэгги прошептала мне на ухо:
— Надеюсь, это не твоих рук дело? Если так, имей в виду: мы, возможно, только что потеряли один голос.
Я поднял руки, решительно отрицая свою причастность, но она, похоже, осталась при своих подозрениях.
Брайтман развернула свое кресло в сторону скамьи присяжных.
— Итак, наконец мы готовы начать. Процесс откроется вступительным словом сторон. Эти вступительные слова — еще не представление доказательств, а лишь возможность для заинтересованных сторон объяснить присяжным, что будет доказываться, то есть краткая сводка того, что будет происходить во время разбирательства. Затем обе стороны, как обвинение, так и защита, будут обязаны представить на рассмотрение присяжных необходимые доказательства и свидетельства в пользу своих доводов… Начнем со вступительного слова обвинителя. Мистер Холлер?
Я встал и вышел к судейской трибуне, установленной между столом обвинения и скамьей присяжных. Со мной не было ни блокнота, ни карточек с заметками, ничего. Сначала надо подать себя, а потом уже представить дело. Надо быть прямым, открытым и честным, смотреть присяжным в глаза, а не бубнить по бумажке. Говорить кратко и по существу.
Прежде всего я представился и представил Мэгги, затем дознавателя Гарри Босха, сидевшего за ограждением. Потом перешел к делу:
— Мы пришли сюда сегодня с одной целью: выступить от имени той, что больше не может говорить за себя. В 1986 году двенадцатилетнюю Мелиссу Лэнди похитили во дворе ее дома. Через несколько часов тело нашли брошенным в мусорном баке. Девочка была задушена. Человек, обвиняемый в этом зверском преступлении, сидит перед вами за столом защиты.
Я презрительно ткнул пальцем в сторону Джессапа — точно так же, как в течение многих лет другие обвинители тыкали в моих клиентов. Этот жест мне никогда не нравился, казался каким-то фальшиво добродетельным, но куда же деваться от традиции? Ткнул пальцем и продолжал тыкать раз за разом, перечисляя обстоятельства дела, называя свидетелей и кратко объясняя, что они будут говорить и показывать. Особо выделил сестру убитой, видевшую преступника и опознавшую его, не забыл упомянуть и о волосах жертвы, найденных в машине Джессапа. Затем перешел к эффектному заключению:
— Джейсон Джессап отнял жизнь у Мелиссы Лэнди. Он схватил ее, увез из дома, отнял у семьи. Отнял у всех нас. Сжал в руке ее тонкую детскую шейку и выдавил из нее жизнь. Лишил ее всего — и прошлого, и будущего. И мы докажем это вам, докажем безусловно, вне всяких разумно обоснованных сомнений.
Я кивнул, словно подтверждая обещание, и вернулся за свой стол. Брайтман предупреждала, чтобы мы не затягивали вступительную речь, но и она не ожидала, что я управлюсь так быстро. Она даже не поняла сразу, что я уже закончил.
Слово было предоставлено Ройсу, но он, как я и думал, предпочел выступать после представления доказательств обвинения.
Я снова встретил взгляд судьи.
— В таком случае, мистер Холлер, вы можете вызвать первого свидетеля.
Я вернулся к трибуне, на этот раз с заметками и распечатками. Всю прошедшую неделю я составлял вопросы, которые задам своим свидетелям. Выступая в качестве защитника, я привык допрашивать чужих свидетелей, сбивая их с толку и подрывая основы обвинения, а теперь мне предстояло самому закладывать эти основы, связывая факты, показания и доказательства в единую стройную систему. Ломать, конечно, всегда легче, но теперь я выступал в роли строителя.
— Штат вызывает Уильяма Джонсона!
Я взглянул на противоположный конец зала. Босх вышел заранее, чтобы доставить Джонсона из комнаты ожидания свидетелей. Теперь он возвращался, ведя за собой маленького тощего человечка с лицом цвета красного дерева. Из-за совершенно белых волос Джонсон выглядел старше своих пятидесяти девяти лет. Босх показал ему свидетельскую трибуну и сел на место. Секретарь быстро привел свидетеля к присяге.
Я нервничал и ничего не мог с собой поделать. Когда мы были женаты, Мэгги не раз пыталась растолковать мне, что такое бремя доказывания. Не просто юридическое бремя, а глубокое осознание того, что ты представляешь весь народ. Я всегда отмахивался, воспринимая это просто как восхваление своей профессии. Считал, что поскольку за обвинителем вся сила государства, его ноша заведомо легче, чем у адвоката защиты, который стоит один в чистом поле и держит в руках свободу другого человека, надеясь только на себя. Я никогда не понимал, что Мэгги имела в виду.
