Галина Романова - Черт из тихого омута
— Марь Пална? Конечно! Я же выросла в этом доме. Она меня знала всю жизнь и…
— Понятно, — следователь премило улыбнулся, потянулся влево и еле слышно щелкнул тумблером чайника. — Сейчас чай будем с вами пить. Не откажете в компании?
— Спасибо, но…
Он сбивал ее с толку — этот добродушный малый. Он вполне мог оказаться не совсем таким, каким она себе его представляла: алчным, безмозглым карьеристом. Он мог оказаться тем самым змеем, что торопится свернуться на твоей груди кольцом, а потом выстрелить в тебя жалом или затянуть предательскую петлю на твоей шее.
Татьяна судорожно сглотнула и потянула книзу тесное горло нового шерстяного свитера. Боже, какое неудобство носить такую одежду! Как же их Перова носит, меняя почти ежедневно? Как выдерживает такое испытание ее хлипкая шейка? Татьяна едва не скрипнула зубами, вспомнив о ней. Вот уж воистину кому всегда везет в этой жизни, а почему, спрашивается?
— Так вот, небезызвестная вам Мария Павловна Невзорова в ответ на то, откуда в квартире, принадлежащей ей, взялся вышеназванный гражданин, вполне внятно ответила, что жильца, дескать, нашли ей вы! Представляете?
Следователь задвигал ящиками стола, извлек оттуда пару вполне приличных чашек, аккуратно уложил в каждую по пакетику чая и налил кипяток. При этом он очень внимательно посматривал на нее — Татьяну — и все так же продолжал благодушно улыбаться.
— Но это неправда! — вскричала Татьяна и с силой вцепилась в свою сумку. — Я представления не имею, кто это! Я даже никогда… Да как можно представить меня рядом с ним! Господи! Она совсем из ума выжила, что ли? У нас в подъезде больше половины квартир сдается. Престарелых родителей забрали к себе дети. Кто вот, как Марь Пална, уехал к родственникам в деревню, считая, что там более сытая жизнь. Я так не считаю, к примеру!.. Так если ей верить, то я заселила почти все пустующие квартиры? Так, что ли, получается?
Татьяна рассмеялась сухим неприятным смехом, без конца заправляя волосы за уши и совершенно не отдавая себе отчета в том, насколько непривлекательно она выглядит сейчас.
— А вы знаете, в ваших словах, пожалуй, есть рациональное зерно, — парень весело мотнул головой и задорно щелкнул пальцами. — Потому что минимум трое из шести жильцов, сдающих квартиры в вашем подъезде, обращались за помощью именно к вам. Не припоминаете?
Господи, ну конечно же, она давно поняла, о чем речь. Конечно, тут же прокляла и свое доброжелательное отношение к соседям, и желание прослыть доброй и отзывчивой, и рок, что сумел так гнусно воспользоваться ситуацией. Но не признаваться же в этом этому милому парню вот так, с бухты-барахты! Тем более что его милые манеры начали потихоньку ее настораживать и действовать на нервы.
— Ну, Татьяна Николаевна, не может такого быть. — Он пригубил чай и жестом указал ей на ее чашку: — Угощайтесь…
— Спасибо, — она осторожно приняла из его рук чашку и призадумалась.
А что она, собственно, потеряет, если признается? Допустим, милиции о ее интернетовских услугах уже все известно. Если она станет упираться, он может обратиться к ее начальству и настучать на нее. Может тогда влететь за то, что использовала служебное положение в личных целях. Нет, молчать не резон. Нужно выходить из этого пике…
— Кажется… Кажется, я начинаю понимать, что вы имеете в виду, — она дернула губами, пытаясь выдавить улыбку, и тут же закрылась от него чашкой, отхлебывая чай. — Я и в самом деле помогала им размещать объявления через Интернет. Многие распечатывала, иногда не по одному разу и даже развешивала на досках объявлений. Кажется, с Марь Палной так и было. Да, точно. Она обратилась ко мне с просьбой, не помню точно когда…
— В феврале этого года, — подсказал следователь, как по мановению волшебной палочки, стирая с лица улыбку и надевая маску профессиональной строгости.
— Может быть, — Татьяна снова принужденно улыбнулась.
— Это же можно установить. Данные в компьютере…
— Ой, да что вы! — она почти весело всплеснула руками. — Подобной ерундой я не засоряю свой компьютер. Я тут же их уничтожаю, в смысле объявления…
— И граждане, желающие получить жилье, к вам лично не обращаются?
— Нет, конечно! Я же всегда указывала адрес сдаваемой квартиры. При чем же здесь я?! С какой стати Марь Пална так исказила ситуацию, не понимаю!
— Значит, вы утверждаете, что не знали покойного? — Милый парень исчез, представив ее вниманию жесткого стража порядка с насупленными дужками темных бровей, сведенных на переносице. Следователь вперил в Татьяну жесткий взгляд и, медленно цедя каждое слово, начал говорить: — А вот пара моих свидетелей утверждают как раз обратное. И к утверждениям этим я не могу не прислушаться. Когда я снова и снова перечитываю их показания, я все больше утверждаюсь в мысли, что вы были знакомы с покойным.
— Нет! — Татьяна теперь уже двумя руками драла вязаное горло на свитере, почти швырнув на стол чашку с едва тронутым чаем. — Это неправда! Мы не были знакомы!
Следователь выбрался из-за стола. Он оказался вдруг очень высоким и очень громоздким для такого крохотного кабинета.
Он обогнул угол стола, приблизился к Татьяне. Сел на стол прямо перед ней, представив ей на обозрение широко расставленные крепкие ноги. Она могла поклясться, что чувствует запах крема на его ботинках. Ей вдруг стало дурно. И от того, каким неприятным сделался их вполне безобидно начинавшийся диалог, и от опасной близости его массивного тела, пахнувшего слишком мужским, слишком резким запахом.
— Итак! — начал он вкрадчиво и приблизил свое довольно-таки симпатичное лицо почти вплотную к ее глазам. — Что связывало вас с покойным? Что за отношения были между вами? Почему он постоянно обращался с вами дурно? Что за дикая сцена произошла между вами в лифте за несколько дней до его смерти? Я жду ответов! И советую вам не лгать. За дачу ложных показаний законодательство предусматривает весьма суровое наказание. Итак…
Татьяна попыталась сглотнуть, но пересохший язык лишь больно оцарапал небо. Воздуха катастрофически не хватало, а все этот новый свитер с неимоверно тесным горлом. Все, сейчас она точно хлопнется в обморок. Рухнет мешком со стула прямо к его начищенным ботинкам. А он будет стоять и смотреть на нее с высоты своего роста и, возможно, издевательски ухмыляться. Она тряхнула головой, пытаясь согнать с себя наваждение, и сдавленно произнесла:
— Никаких отношений не было и быть не могло. Он просто… Просто ненавидел меня за что-то…
— За что?
— Откуда мне знать? — Она устало облокотилась локтем о стол, едва не коснувшись его крепкого бедра. — Может, за то, что я вечно с сумками бегала, будто вьючное животное. Может, за то, что я некрасивая. А может, просто из-за того, что я никогда не связывалась с ним. Просто проходила молча, стараясь не обращать внимания.
— А в лифте он тоже оскорблял вас или… что-то еще? Свидетели утверждают, что лифт завис минут на пятнадцать и оттуда раздавались какие-то сдавленные крики. За это время…
— Ничего. Абсолютно. Он просто оскорблял меня, пытался вырвать сумки из рук, и все, — она старалась говорить твердо и без эмоций, даже глаза подняла на следователя, отслеживающего каждое ее движение. — Что он мог сделать со мной в лифте, по-вашему?
— Да все, что угодно! — обрадованно воскликнул парень и вернулся на свое место за столом. — Мало у нас преступлений совершается именно в лифтах? Посмотрите статистику. Чего только там не происходит!
Тут он начал приводить массу примеров, старательно нагнетая и без того тяжелую атмосферу допроса. Но что-то пошло у него не так. То ли ему на каком-то этапе и в самом деле не хватило профессионализма, то ли его свидетели снабдили его не такой уж существенной информацией, потому что в какой-то момент он заговорился до такой степени, что сморозил явную чепуху и смущенно умолк.
— И все же я вас разочарую, — Татьяна интуитивно почувствовала его смущение и внезапно ощутила уверенность. — В лифте не произошло ничего, что могло бы толкнуть меня на убийство. Вы ведь к этому клоните?
— Ну почему сразу так! — воскликнул он, но по лицу у него поплыли красные пятна.
— Из-за того, что он рассыпал мои макароны, не убивают, поверьте, — она усмехнулась, вспомнив, с какими намерениями вышла в тот день из лифта. — Ну, не нравилась я ему, и что?! Это уж ему было бы уместнее меня прикончить, а не мне его.
— Однако ваша мать была совсем другого мнения, — ясно было, что этот козырь он держал в рукаве до поры. — Она сказала, что в тот день вы зашли к ней сама не своя, и руки тряслись, и волосы были всклокочены, и одежда в беспорядке. Он… пытался насиловать вас?
— Ах, прекратите, ради бога! — Татьяне сделалось смешно. — Стал бы этот красавчик опускаться до такого ничтожества, как я! У него желающих было хоть отбавляй.
