Галина Романова - Мужей много не бывает
– Даша, – лаконично ответил он, и почти тут же прямо перед нами возникла дверь черного хода. – Все, пришли...
Тарас толкнул тяжелую дверь, и она легко подалась. Не видя из-за его спины, что там, за дверью, я изо всех сил вытянула шею и судорожно попыталась сглотнуть. Но лишь корябнула сухим языком по небу. Надо же, как я волнуюсь. Кто бы мог подумать, что моя решимость так быстро испарилась по мере приближения к опасной особе по имени Дашка. Даже ненависть моя, прежде вспыхивавшая всеми цветами радуги, конфузливо перешла на черный и белый цвета, предавая меня и все то, ради чего я сюда приехала...
– Чего ты? – позвал меня Тарас из глубины бездонного затхлого зева темного коридора. – Иди сюда!
Я вошла. Минуты три стояла зажмурившись, пока глаза попривыкли к темноте. Затем принялась оглядываться по сторонам, пытаясь рассмотреть, куда судьба сподобилась спровадить меня на сей раз.
Холл был огромным. На другом его конце виднелась фронтальная входная дверь в окаймлении стрельчатых окон, занавешенных грязноватым, давно не знавшим стирки тюлем. Никакой мебели, даже стула или колченогой табуретки. Только голые стены с выцветшими обоями. Двери комнат, которых я насчитала четыре. И крутая лестница, ведущая наверх.
– Тебе туда, – проследил Тарас за моим взглядом. – А я ухожу.
– Как уходишь?! – Если честно, то мне было боязно оставаться одной в этом жутковатом месте. Пусть паренек и был из вражеского стана, но на настоящий момент даже его присутствие мне было приятно. Какая-никакая, а все живая душа. – А как же я?!
– Тебе наверх. Тебя там ждут. Иди. – Тарасик потоптался на пороге, теребя кованую ручку тяжелой дубовой двери, и как-то нехотя, скороговоркой пробормотал: – Не будешь дурой, завтра уже будешь смеяться надо всем этим. Это все покажется тебе анекдотом, не более того. Все, иди и глаза на меня не таращь...
Он беззвучно прикрыл дверь. Я снова крепко зажмурилась и почти тут же услышала легкие шаги над своей головой.
Тихие, вкрадчивые, напоминающие скорее шелест листвы, тронутой легким ветром. Но это были шаги. Они завораживали монотонным постукиванием каблучков по половицам, словно огромный бубен шамана, чарующий и зовущий к столбу жертвоприношений. Они звали меня наверх, заклинали прислушаться к их магическому ритму.
И я, словно жертвенная овца, поплелась на этот колдовской перестук. Спина взмокла, влепив в себя тонкую ткань футболки, словно вторую кожу. Сердце отчаянно колотилось, отдаваясь почти болезненными толчками крови в висках, запястьях и под коленками.
Господи, я прошу тебя только об одном!.. Только об одном... Не дай мне показать своей слабости, что накрыла меня сейчас адреналиновой волной, заставляя дышать с подсвистом и ненавидеть уже самое себя, а не всех виновников моего теперешнего состояния. Откуда такая слабость?! Откуда это постыдное желание развернуться и бежать сломя голову прочь?!
Забыть обо всем. Начать все сначала. Забыть, забыть, забыть...
Помоги мне, господи! Помоги преодолеть мою слабость, трусость и еще ты знаешь что, ведь ты все видишь, все знаешь обо мне!.. Даже больше, чем я сама о себе знаю! Только помоги мне вновь обрести силы!!!
Это случилось. Силы вновь вернулись ко мне. Они вытеснили из меня всю эту паточную обволакивающую дрянь, называемую малодушием. Это случилось молниеносно, шарахнув яркой вспышкой по глазам и бешеным выплеском крови в лицо. Это случилось при первых же звуках ЕЕ смеха. Мелодичного, до отвращения и до тошноты благозвучного. Он прозвенел рождественским колокольчиком над моей головой, заставив застыть на месте с поднятой для очередного шага ногой. И почти тут же я поняла, зачем я притащилась в это чудовищное место, где были погребены несколько лет назад все радужные мечты о светлом будущем двух женщин: зрелой и совсем юной. Я поняла это и почти тут же вздохнула с облегчением.
Убить я ее не смогу, это точно. К тому же юный провидец подсуетился и лишил меня подручных средств. Но вот стереть с ее лица улыбочку, заставить захлебнуться своим гнусным зазывным смехом и забыть его на веки вечные – это, думаю, в моих силах.
Итак, все снова встало на свои места. Моя растревоженная ненависть снова дала о себе знать, вернув мне утраченные было силы и заставив поднять подбородок повыше.
Я была готова к бою и совершенно искренне надеялась, что на этот раз я его не проиграю...
Глава 10
– Ты все такая же линялая истеричка, – самоуверенно начала Дашка, стоило мне подняться на площадку второго этажа и встать напротив нее. – Год прошел, а все то же. Тусклые волосы. Макияж никакой. Прикид тинэйджера вшивого. Витка, ты никогда не научишься быть женщиной. Никогда.
Мне бы очень хотелось возразить ей, ответив чем-нибудь таким же хлестким и по поводу макияжа, и по поводу волос, и по поводу всех остальных прелестей. Но я не могла. Не потому, что слова завязли в горле, нет. А потому, что это было бы неправдой. Грубой, по-детски мстительной ложью.
Дашка была по-прежнему прекрасна.
Она была по-прежнему совершенна, и в душе каждой видевшей ее женщины рождалось мерзкое чувство собственной неполноценности. Я тут же мысленно прошлась и по своим распущенным по плечам волосам, которые уже недели три слезно молили о покраске. И по блеклому лицу с запавшими от бессонницы глазами, потрескавшимися от переживаний губами и горькими складками, окаймляющими их скобками. Я еле уговорила себя не спрятать за спиной руки с облупившимся маникюром. Не станешь же объяснять этой ухоженной сучке, что мой визит в маникюрный зал был назначен именно на сегодня на два часа дня. Пыльные кроссовки, измятые джинсы и прилипшая к груди и спине потная футболка...
Линялая истеричка... Что же, может быть, она и права, называя меня так. Но я явилась не на конкурсный отбор претенденток на звание «Мисс города, которого нет на карте», а с вполне определенными намерениями, к которым мой внешний вид не имеет никакого отношения...
– Здравствуй, во-первых, – произнесла я, умоляя себя говорить ровнее и без вибрации в голосе. – Кто тебя воспитывал, невежа?
– Хм... – Дашка сняла с перил руки, которыми грациозно опиралась о полированное дерево, поджидая меня. – Ну здравствуй, коли не шутишь.
– Нет, не шучу, я вполне серьезна. Хотелось бы надеяться на встречное понимание с твоей стороны. – Голос все же предательски посипывал. Немного так, совсем почти незаметно, но все же посипывал.
– О, Витуля, чего-чего, а понимание в моем лице ты обнаружить сумеешь безграничное. Кстати, я всегда тебя понимала. Всегда, чего не скажешь о тебе. Я даже понимаю твой порыв, заставивший тебя спустя год искать встречи со мной.
Эта вальяжная сука хотела сбить меня с толку. Лишить меня сил и обретенного самообладания, которое не позволяло мне ринуться на нее с воплями и запустить когти в ее совершенную ухоженную физиономию. Нет, сегодня праздник на моей улице, хотя и заказан в ее доме...
– Да что ты? – вложив как можно больше сарказма в свою ухмылку, я обошла девушку стороной и заглянула в одну из приоткрытых дверей. – О, как вижу, чувство вины тебя все же глодало. Еще как глодало, раз ты так тщательно подготовилась к встрече. В каком из бокалов яд, госпожа Сальери?
Ее комната. Это, несомненно, была когда-то ее комната. Светлые полуистлевшие обои в смешных мультяшных человечках. На стенах акварельные рисунки с загнувшимися пожелтевшими краями. Нежно-кремовые шелковые шторки, посеченные солнцем и временем. Узкая деревянная кровать, застеленная сейчас наспех куском гобелена. Два плетеных кресла у огромного окна, выходящего на улицу. И между ними такой же плетеный столик со стеклянной столешницей, сплошь уставленной угощениями. Виноград, бананы, цитрусовые. Коробка конфет. Бутылка десертного вина, заплавленная сургучом, сбежавшим лет пятьдесят назад по пузатому боку посудины. Тарелка с сыром и малюсенькими бутербродиками.
Слева от двери в комнату – плательный шкаф. Повинуясь инстинкту самосохранения, я вдруг метнулась к нему и с грохотом распахнула его створки.
– Наемника ожидала увидеть? С бо-ольшим револьвером, да? – вкрадчиво поинтересовалась Дашка, подлетев ко мне сзади и обдав мое ухо жарким дыханием.
– Нет, – в тон ей ответила я. – Ищу скелеты. Сколько их у тебя, Дарья Острякова? Скольким еще людям ты разбила жизни и сердца? Никогда не поверю, что ты ограничилась лишь мною. Что твой послужной список включает в себя лишь мою жалкую, линялую, как ты изволила выразиться, жизнь.
– Нет, конечно же! О чем ты?! Были, конечно же, были и разбитые сердца, и загубленные жизни, и даже пара суицидников на моей совести имеется. Так что скелетами можно наполнить не только этот шкаф, но, пожалуй, и весь дом под завязку. Слушай, а чего ты стоишь? Давай присядем, выпьем. Поболтаем, посплетничаем чисто по-бабьи. Что, нам с тобой обсудить нечего, что ли? Мы же с тобой почти родня. Как-никак одного мужика трахали. Он, идиот, думал, что это он нас имеет, а было-то все как раз наоборот. Поимели его, Сеньку твоего омутоглазого, мы с тобой. Ты, Витуля, и я Дашуля. Давай выпьем!
