Татьяна Устинова - С небес на землю
— В Санкт-Петербурге у меня дела.
Это означало: каков вопрос, таков ответ.
Где сядешь, там и слезешь.
В огороде бузина, а в Киеве дядька.
Подумав про дядьку, Маня как будто очнулась. Шан-Гирей по-прежнему пристально смотрел ей в лицо, словно хотел высмотреть что-то тайное, скрытое от всех остальных.
— А я на работу, — зачем-то объяснила она, хотя он-то ни о чем ее не спрашивал. — Здесь, в питерском «Буквоеде», презентация моей книги, только не новой, а старой, потому что новая пока не вышла, но меня все равно пригласил Денис, генеральный директор, несмотря на то что книга старая, а не новая.
Алекс как будто удивился немного:
— Презентация книги?..
Маня, почувствовав почву под ногами, усмехнулась с некоторым превосходством.
— Вы же в издательстве работаете! Так всегда делается! Книжники приглашают писателей. Писатели приезжают на встречи с читателями. Продажи возрастают. Книжный магазин радуется. Издательство ликует. Вам положено это знать.
Он кивнул совершенно равнодушно. Кажется, ей не удалось его уколоть.
Где же, черт возьми, Митрофанова?!
Тут вдруг зажужжало, зазвенело, замигало красным, дрогнул и поехал транспортер вдоль стены, и люди, истомленные ожиданием, освобожденно задвигались, заговорили и направились к ленте.
— Как выглядит ваша сумка?
— Простите?..
— Я принесу вашу сумку.
Маня Поливанова вдруг пришла в волнение. Она моментально засуетилась, подскочила, бросила журнал в урну — он шлепнулся так звонко, что какие-то иностранцы оглянулись на них, — и ринулась к транспортеру.
Алекс ничего не понял.
Она протолкалась в первые ряды, по-птичьи вытянула шею и уставилась завороженным взглядом в квадратную пасть, выплевывавшую сумки и чемоданы.
Он подошел.
Завидев свой коричневый саквояж в переплетенных вензелях и шашечках знаменитой европейской фирмы — предмет ее чрезвычайной гордости, ибо у каждой уверенной в себе женщины должны быть дорогие, уверенные в себе сумки! — она стала было тянуть его с ленты, но тот, что был в Москве совсем другим, не дал ей никаких шансов.
Он чуть-чуть подвинул ее плечом и легко стащил саквояж.
— Вас кто-нибудь встречает?..
Она посмотрела на свой багаж у него в руке.
— А?.. Нет, мы на такси.
— Подвезти вас?
Она просто глаз не могла оторвать от своей сумки. Следит, чтоб он не сбежал?..
— Спасибо, не нужно.
Он пошел вперед, как будто прокладывая ей дорогу в толпе. Она двинулась за ним, позабыв про Митрофанову, и попыталась вырвать у него из руки саквояж!..
— Спасибо вам большое, но я и сама могу.
Он очень удивился, но не отдал.
— Я донесу ваши вещи до стоянки.
— Мне неудобно, — пробормотала она, — спасибо, конечно…
Каждый раз, когда она бормотала «спасибо», он взглядывал на нее, как ей казалось, чуть насмешливо. Он вообще держался очень уверенно, от его московской нервозности не осталось и следа, и ей приходилось все время делать над собой усилие, чтобы соотносить того, кого она знала в Москве, с этим, который нес сейчас ее сумку.
Миновав стеклянную крутилку-дверь, куда ежеминутно ломился народ, они выбрались на улицу, в туман, сырость и серость, и тут она опять стала рвать у него свою поклажу.
— Алекс, дальше я сама.
— Все-таки я провожу вас.
— Некуда меня провожать!.. Я Митрофанову потеряла, сейчас пойду искать, куда ее черт понес, и мне бы сигарету выкурить…
— Я подожду.
— Да не нужно!..
— Я люблю «Буквоед», — вдруг сказал Алекс, вконец устав от препирательств. — Тот, что на площади Восстания!.. Там можно пить кофе и читать книжку сколько угодно. Однажды я так просидел до утра. Почему-то мне ночью пришло в голову, что я хочу почитать Мариенгофа. И я пошел его читать.
И он подумал с внезапным ужасом — зачем я это сказал?..
Он был совершенно уверен: Маня сейчас спросит — вы сумасшедший?.. И тут все и кончится.
Кончится даже то, что еще и не начиналось вовсе.
Никаких шансов. Жизнь линейна и однозначна, и в ней все повторяется раз от раза. Бег по кругу. Так по цирковой арене бегает дрессированный пудель. У него рябит в глазах, он все время чувствует один и тот же запах сырых опилок, пота и звериной мочи, но у него нет ни ума, ни сил, ни воли повернуть в обратную сторону, или выбежать на середину, или перемахнуть манеж и броситься по ступеням вверх.
Это просто невозможно, и все тут.
Какой еще Мариенгоф среди ночи в «Буквоеде» на площади Восстания?! Вы сумасшедший?..
— Слушайте, — вдруг сказала писательница Поливанова с неподдельным восхищением. — Я тоже так хочу!.. Сидеть ночью в книжном магазине и читать что-нибудь странное.
Он помолчал, а потом пробормотал растерянно:
— В следующий раз я вас… приглашу. Можно?..
И в этот момент что-то случилось.
Вроде бы свинцовые питерские небеса не разверзлись, солнце не выглянуло из-за туч, мрак не был попран, и время не остановилось. Но она уставилась в асфальт и сказала:
— Можно. У вас есть мой телефон?..
Он даже не сразу сообразил, о чем она спрашивает, а, сообразив, замотал головой. Волосы упали на лоб, и он нетерпеливо откинул их растопыренной пятерней.
— Мобильного нет.
— Запишете?.. Или, хотите, я вам визитную карточку дам, там есть мобильный номер.
Сердце у нее стучало, и хотелось придержать его рукой.
— Лучше карточку, — ответил он не сразу. — А вы долго здесь пробудете?
— До понедельника.
Он спрятал картонный прямоугольничек во внутренний карман.
— Я позвоню.
Вместо снега из низкой тучи вдруг пошел дождь, и Маня Поливанова подумала, что дождь — всегда к удаче.
— Володечка, солнышко, а у меня мышь опять не работает!
— Об стол стучала?
— Не-е-ет! Разве можно?
— Нужно! Постучи, может, контакт отошел. Спиртом протирала?
— Я ее духами протирала! Между прочим, «Диор», вот понюхай, как пахнет! Эротик?.. Ну скажи, скажи, правда эротик?..
— Эротик. Батарейку меняла?
Леночка или Олечка уставилась на него в изумлении.
Береговой едва удержался, чтобы не шлепнуть ее по заднице и таким образом побудить к мыслительному процессу.
— Так чего там с батарейкой-то, а?
— Ой, а у нее есть батарейка, да?
— Есть! — весело сказал Береговой Леночке или Олечке и, вместо того чтобы хлопнуть ее по заднице, галантно поцеловал руку, чего не делал никогда в жизни. Он не умел ухаживать за барышнями… красиво.
Он вообще не умел за ними ухаживать.
И за этой не ухаживал. Он был в превосходном настроении, вот что!..
— Там есть батарейка, и даже не одна, а целых две! На вот! — он кинул на стол упаковку. — Возьми и попроси кого-нибудь у себя в отделе, чтоб поменяли.
— Ой, Володечка, ну до чего ты умница! Ну ты просто красавец! И мы тут все без тебя так скучали, та-а-ак скучали!..
Береговой без «них» тоже скучал, та-а-ак скучал, знала бы она! Чуть с ума не сошел, рассылая чертовы резюме, мучительно думая, где бы взять денег на кредит и на материну больницу, и каждой извилиной мозга сознавая собственную ненужность и никчемность!..
Как страшно, когда никому не нужен.
Как здорово, когда нужен всем, и все ругаются, что чего-то там не успел, недоделал, недодал, недоглядел!..
Раньше Владимира Берегового раздражали претензии окружающих и их чрезмерные запросы, и еще то, что с некоторыми приходится валандаться, как, например, с этой Леночкой-Олечкой! Нынче его все это умиляло.
— Да! — крикнул он ей вслед. — Я самое главное забыл! Ты ее иногда переворачивай.
Леночка или Олечка сделала пируэт и притормозила у самого порога:
— Кого, Володечка?
— Мышь, — объяснил он совершенно серьезно. — Ну, это же устройство! И оно имеет свойство перегреваться. Ее нужно время от времени переворачивать на спинку, чтобы она отдохнула. Поняла?
— Поняла-а, — задумчиво протянула умница и красавица. — Теперь буду переворачивать, Володечка!
Из-за перегородки давно уже раздавались хихиканье и шуршание, в последние секунды переросшие в отчетливое хрюканье и возню.
— Береговой, — сказали оттуда, как только дверь захлопнулась, — ну, ты дал стране угля! Ты это… чего бедной девушке голову морочишь?!
— А термопасту опять всю по домам растащили, сволочи?!
— Владимир, кажется, я коробку в шкаф переставила, — пискнула Жанна. — Там еще много оставалось, мы не всю растащили, правда!
Он распахнул дверцы шкафа, и первое, что увидел, — микроволновую печь.
В тот день, когда его уволили и он собирался уйти навсегда, он так же распахнул шкаф и наткнулся взглядом на эту самую печь!
…Дурацкая коробка, в которую он складывал свои пожитки, все норовила перекоситься, из нее то и дело вываливались какие-то вещи, он ожесточенно совал их обратно и думал только об одном — жизнь кончилась. Вот эта, нынешняя, вдруг оказавшаяся прекрасной и совершенно особенной, с микроволновками и чайниками, которые притаскивали, чтоб он чинил, — какие, на хрен, микроволновки в IT-отделе! — с летучками по понедельникам, с вечно неработающим оборудованием, с сервером, который накануне «упал»!.. Тогда позвонила директриса спросить, что случилось, почему ни один компьютер в издательстве не работает, сотрудники, мол, на нервах, и он ответил как раз в том смысле, что сервер «упал». «Не разбился?» — озабоченно уточнила Анна Иосифовна.
