Татьяна Степанова - Невеста вечности
– Да? – Страшилин достал из своего кейса протокол допроса. – А это у нас с вами сейчас не частная беседа, а официальный допрос.
– Но я вам отвечу. Я расскажу. Чтобы не было никаких недопониманий между нами и подозрений. – Сестра Римма посмотрела на притихшую Катю, словно приглашая ее в союзники. – Да, то была криминальная разборка. Так мне потом объяснили такие же, как вы, следователи, оперы, занимавшиеся всеми этими уголовными делами, которые, как рой, внезапно стали клубиться вокруг моего отца. «Ваш отец – преступник, и прикончили его такие же бандиты, свои» – так мне тогда сказали в следственном управлении на Петровке, куда вызывали меня на допросы. Сама того не желая, я внезапно оказалась в аду. В настоящем аду. В газетах писали про отца бог знает что, по телевизору тоже… В театре узнали, что я его дочь. «Дочь мафиози», – шипели мне в спину. Возникли всякие сложности на репетициях, в коллективе стали придираться. А потом начались странные ночные звонки с угрозами. Я не знаю, каким бизнесом владел мой отец, где и что он имел, в каких банках лежали деньги. Но мне стали звонить и угрожать, заставляли отдать: «Отдай, что тебе не принадлежит, а то хуже будет». Я боялась за свою жизнь, я боялась за свое будущее. У меня имелись поклонники, но их мигом не стало – все от меня отказались, отвернулись. И я отчаялась… я поняла, что прежняя моя жизнь кончилась. Надо начинать новую с чистого листа. Под новым именем, разорвав все связи с прошлым.
– И вы ушли в монастырь? – спросила Катя.
– Да. Уехала в Калужскую область, там тихий монастырь. Потом уже, через несколько лет, когда началась реставрация Высоко-Кесарийского монастыря, я перевелась сюда с благословения игуменьи Евсевии.
– Вы жертвовали какие-то средства, деньги? – спросил Страшилин.
– Я пожертвовала некоторые средства, которые могла себе позволить. Я буду с вами откровенна – мой выбор монастырской жизни продиктован тем, что мне потребовалось убежище, – сказала сестра Римма. – Я могу долго говорить вам о духовных потребностях, о вере, но… прошлое научило меня, что полицейские – люди циничные и таким объяснениям не верят. Так вот я говорю вам как есть: мне нужно было убежище. И я его получила. После убийства отца и этого кошмарного уголовного скандала, который грянул, я стала парией в своей среде – в той среде, где прожила всю жизнь. Дочь мафиози… Ну а здесь я сестра Римма. Монастырь предоставил мне кров, и тут я обрела душевное равновесие и новый статус.
– Какой статус? – спросил Страшилин.
– Послушницы.
– Вы намерены постричься в монахини?
– Возможно, в будущем.
– Ну хорошо, с этим вопросом все ясно. – Страшилин покладисто кивнул. – Понимаю, что это для вас неприятно – вспоминать все это, но я обязан выяснить для следствия.
– Я не сержусь. Гневаться – это грех, – сказала сестра Римма.
– И у сестер Пинны и Инны, с которыми вы оказывали помощь Уфимцеву, в прошлой жизни тоже произошли трагедии. Одна – чемпионка по боксу, убила свою соперницу на ринге, у второй муж покончил с собой в медовый месяц.
– Вы и о них все узнали, – произнесла сестра Римма. – Сестры хлебнули горя в жизни. Я знаю, они не очень-то многословны, но мы говорили об этом. Я не буду от вас скрывать – мы говорили об этом. Для них монастырь тоже стал убежищем. Знаете, когда смерть являет себя во всей своей грозной неотвратимой мощи, что может сделать слабый человек?
– А с Уфимцевым вы или сестры о своем прошлом разговаривали?
– Нет, никогда.
– А он с вами говорил о своем прошлом?
– О каком прошлом?
– Ну, он когда-то занимал крупный пост в ЦК, почти министр. Партийный босс был.
– А, это, да, он иногда говорил о своей работе, но я не придавала этому особого значения. Я видела в нем лишь старика, за которым нужен уход, потому что он одинок и брошен.
– Но его интерес к религиозным вопросам, к Библии… Он ведь из старой породы – они в прошлом на Пасху устраивали концерты, чтобы молодежь церковную службу ночную не посещала. И вообще проповедовали атеизм, а тут вдруг – вас он стал привечать, тексты божественные читать. Мне непонятна эта метаморфоза, я хочу разобраться.
– Это метаморфоза возраста, – ответила сестра Римма. – Я вам повторяю, смерть, она…
– Но религия больше о вечной жизни рассуждает…
– Смерть, – повторила сестра Римма, – это единственное, что начинает нас волновать в определенный момент. Для Ильи Ильича тот момент наступил. Он страшился смерти. Он боялся умереть. Он спрашивал нас… Он хотел слышать слова поддержки и утешения. Мы порой разговаривали по душам – так ведь это называется, да? Вы это от меня хотели услышать? Мы с сестрами с ним разговаривали по душам. Пытались его успокоить.
– Как успокоить? Про рай рассказывали? – спросил Страшилин.
Сестра Римма глянула на него своими темными глазами.
– Придет такой час, когда и вы не захотите слышать ни про рай, ни про ад, – изрекла она. – Это час истины. И он ко всем к нам приходит. Некоторые стараются предугадать – когда. Обращаются к гадалкам, к экстрасенсам. Но другие пытаются, как бы это сказать – отсрочить… да, отсрочить неизбежное. Так вот и Илья Ильич тоже… Он порой спрашивал: может ли быть смерть милосердна? Может ли она повременить, чуть обождать?
Катя слушала сестру Римму с напряженным вниманием. Что-то есть во всем этом… во всех этих ее словах – таких туманных и вроде как отвлеченных.
– Так не отсрочил он ничего, – сказала она, – его убили.
– Не повезло старику, – ответила сестра Римма просто, – а можно мне, в свою очередь, вам задать вопрос?
Страшилин кивнул, он записывал показания в протокол.
– Вы что же, меня и сестер в его убийстве подозреваете?
– Мы расследуем дело, – ответил Страшилин. – Вы и сестры Пинна и Инна в числе тех, с кем потерпевший Уфимцев имел непосредственный контакт.
– Но ни я, ни сестры старика не убивали, – сказала сестра Римма. – Как нам убедить вас в этом?
– Мы расследуем дело, – повторил Страшилин. – Вот показания записываем свидетелей – видите, тут у меня надпись «Протокол допроса свидетеля». Вы проходите по делу как свидетель. Я еще спросить вас хотел.
– Я слушаю внимательно.
– Вы патронируете приют для детей, чьи родители находятся сейчас в местах заключения.
– Монастырь патронирует.
– Но вы, так сказать, куратор этого приюта от монастыря. Именно вы – сестра Римма.
– Да, это один из моих обетов послушания – заниматься организацией приюта для бедных детей.
– И спонсоров вы нашли, да?
– Приложила много усилий для поиска.
– Нет ли среди спонсоров прежних знакомых вашего отца?
– Есть, – ответила сестра Римма, – что толку скрывать от полиции? Вы все равно узнаете. Есть такие люди. Да, в прошлом судимые… Многие сейчас уже очень пожилые, и они богаты. Это самое главное. У них есть деньги и желание помогать. Дети ведь не виноваты, что их родители в тюрьме.
– Да, конечно, – кивнул Страшилин. – А вот часовня…
– Какая часовня?
– Та, что в Каблуково.
– А при чем тут часовня?
– Вы вроде как взяли на себя все бремя хлопот в районной администрации по поводу выделения участка и строительства.
– Монастырь хотел построить часовню, – кивнула сестра Римма, – в Каблуково уже готов план новой застройки и реорганизации. Там построят таунхаусы и коттеджи через несколько лет. Тогда цены на землю взлетят невообразимо. А сейчас там земля дешевая, ну и… Надо воспользоваться моментом и построить сейчас.
– Да, логично, и вы искали и нашли спонсоров?
– Я нашла, – ответила сестра Римма. – Там не такие уж крупные расходы на строительство.
– Место-то чудно называется: Смерть майора.
– Да, я тоже слышала. Люди порой называют места странным образом.
– А я часом подумал, не в честь ли покойной Надежды Крыловой вы там часовню воздвигли?
– Никогда не слышала ни о какой Надежде Крыловой. А кто она?
– Майор ОБХСС. Боролась с расхитителями тогдашней социалистической собственности.
– Да? Но это случилось, наверное, очень давно?
– Ужасно давно, – ответил Страшилин. – Вот, пожалуйста, прочтите протокол и распишитесь.
Глава 36
Белые цветы
– Не стала прикидываться овцой, в некоторых вещах призналась весьма цинично эта сестра Римма – Маргарита Полторак-Мурина, – подытожил Страшилин, когда они покинули комнату для паломников и шли по монастырскому двору к машине. – Посчитала, что лучше частично поведать нам правду.
– Частично? – переспросила Катя.
– А вам так не показалось разве? Тут – правда, тут – не совсем правда.
– Про отца, что ли, мафиози?
– Да нет, не про отца… Кстати, кликуха у него занятная. Для такого босса даже немножко смешная, оскорбительная – Везунчик. Но это не оскорбление, это у них в мафии констатация факта – ну, типа Япончик… Витя Мурин – везунчик. Интересно, в чем именно ему так повезло, что это даже на кличке уголовной отразилось?
