Анна Князева - Наследница порочного графа
– Вам нужно было все ему честно сказать.
– Не в моих правилах. Если человек не может понять сам, это его проблемы. Вы дослушаете меня?
– Да, конечно!
– Так вот, подсаживается он ко мне и заводит разговор про бывших владельцев дворца…
– Про графа Измайлова?
– Только это я и запомнила. Остальное – словно в тумане. Я невнимательно слушала, думала о чем-то своем. Однако поняла, что всю информацию об Измайловых он почерпнул от Темьяновой. Вам это не кажется странным?
– Кажется, – сказала Дайнека. – Но она могла прочитать об этом в какой-нибудь книжке. Или посмотреть в телевизоре.
– Видите ли… Информация была столь обширна, что этим нужно было заниматься специально.
– Вы же не слушали.
– Он рассказывал слишком подробно и долго.
– Интересно, зачем?
– Вероятно, хотел произвести на меня впечатление.
– Он что-нибудь еще говорил про Темьянову?
– Ссылался на нее как на источник. Она, кстати, сидела за соседним столом и наверняка кое-что слышала. Вы знаете, что у них был роман?
Дайнека с удивлением взглянула на Артюхову:
– У кого?
– У Безрукова с Лукерьей Семеновной.
– Что, прямо роман-роман?…
– Самый настоящий, с взаимными визитами, со свиданиями. Вы не поверите, но у нас такое бывает.
– Почему же не поверю? Люди остаются людьми, даже если стареют.
– Как хорошо вы это сказали… – Артюхова задумалась, уставившись в одну точку.
Дайнеке показалось, что она передумала рассказывать, но артистка спросила:
– Вы слышите?
– Что?
– Скрипка… Это играет Лев.
Теперь и Дайнека услышала тихую красивую музыку.
– Да, я знаю, Лев Горин, известный скрипач.
– Великий, – уточнила Ирина Маркеловна. – Я бывала на его выступлениях, когда он играл в Москве. – Она заключила: – К сожалению, финал у всех одинаковый.
Не задумываясь, что это жестоко, Дайнека сказала:
– Не у всех. Многие умирают дома.
Артюхову не задело ее замечание, по крайней мере, она этого не выказала:
– Чтобы умереть дома, в кругу семьи, об этом нужно заранее позаботиться: рожать детей, воспитывать внуков. Большинство из нас жили искусством. Боже мой, как смешно это звучит!
– У некоторых, живущих здесь, есть дети.
– В таком случае, их нужно было не только рожать, но и воспитывать. В том, что из детей вышли мерзавцы, виноваты сами родители.
– Мне трудно об этом судить. – Дайнека покачала головой. – У меня пока нет детей.
– Вы только послушайте, как он играет…
– Правда, что он умирает?
– Ему осталось недолго.
– Как это грустно…
Артюхова спросила:
– Ну, так что вы обо всем этом думаете?
– Вы про Безрукова?
– Не связано ли это с тем, что случилось позднее?
– Не знаю, – призналась Дайнека. – Вам нужно все рассказать Галуздину.
– Следователю? Ну нет. Я избегаю контактов с малознакомыми людьми.
– Могу рассказать я.
– Если посчитаете нужным.
– Только уточните, где именно вы сидели?
Артюхова оглядела гостиную:
– Во-о-он у того окна.
– Безруков был рядом?
– Ну конечно. Иначе как бы мы разговаривали?
– Где сидела Темьянова?
– Справа от дивана, за столом, и будто бы играла в карты с Васильевой.
Дайнека уточнила:
– Почему будто бы?
– Потому что ей было страшно интересно, о чем мы говорим.
– А Васильева?
– Что Васильева? – не поняла Ирина Маркеловна.
– Она могла слышать ваш разговор?
– Если слышала Темьянова, почему бы не услышать и ей?
– Хорошо, – сказала Дайнека. – Я все передам Галуздину.
Из коридора снова послышалась музыка. Артюхова склонила голову:
– Хорошо, что комната Льва недалеко от гостиной, – так лучше слышно. Да-да… недалеко от гостиной… – Она вскинула глаза на Дайнеку: – Знаете, я только что вспомнила. Боже мой! Как я могла забыть? В тот вечер тоже было слышно, как Лев играет на скрипке…
– Что? – заинтересовалась Дайнека. – Что вы имеете в виду?
– В тот вечер, когда в гостиной погас свет и мы стали расходиться по комнатам, я видела, как Безруков говорил с Темьяновой на пороге ее комнаты.
– Ну, мало ли… Кстати, какую комнату занимала Васильева?
– Ее комната следующая.
– То есть их с Темьяновой комнаты рядом?
– Разделены тоненькой стенкой. И, кстати, слышимость у нас идеальная. – Артюхова встала с дивана. – Теперь мне нужно идти. Время принять лекарства.
– И я пойду, – Дайнека тоже поднялась и через гостиную направилась к стеклянному переходу. Однако на полпути решила сменить направление и подошла к журнальному столику, за которым в кресле сидела новенькая старуха:
– Нина Сергеевна?
Та оторвалась от вязания:
– Да-да?
– Мы с вами на репетиции рядом сидели.
– Память еще не отшибло.
Дайнека подтащила свободное кресло и села возле нее.
– Вы сказали, что знаете Лукерью Семеновну.
– Луизу Рудольфовну – так ее звали.
– Пусть так, – согласилась Дайнека. – Можете рассказать про нее?
– Мы были мало знакомы. Здравствуй, до свиданья – и все. В конце творческого сезона я вышла замуж и уехала.
– И ничего-ничего не расскажете? – Дайнека даже расстроилась.
Помолчав, Нина Сергеевна припомнила кое-какие подробности:
– Луиза всегда была модной, одевалась во все импортное. Таких в то время называли стилягами.
– Как интересно…
– Еще говорили, что у нее была связь с режиссером. Но утверждать не берусь. Своими глазами не видела.
– Что еще?
Старуха усмехнулась:
– Нашли, у кого спрашивать… Мне и тогда до нее не было дела, а уж теперь и подавно. Вы бы спросили нашу кассиршу, она бы все рассказала. Вот уж языкастая баба, все обо всех знала! – Нина Сергеевна взялась за вязание. – Столько времени прошло, а она все работает.
– Кто?
– Люська Самошина. Я в прошлом году к родственникам в Орел приезжала, зашла в театр, смотрю – сидит в билетной кассе. Старая, страшная, а как работала, так и работает.
– В Орловском драмтеатре? – переспросила Дайнека.
– Как работала, так и работает, – повторила старуха.
В гостиную зашла Татьяна Ивановна Песня, огляделась и жестом подозвала к себе Дайнеку:
– Людмила Вячеславовна, можно вас на минуту?
Она подошла к директрисе.
Та спросила:
– Как прошла репетиция?
– Очень хорошо.
– Есть нарекания?
– Нет. Никаких. Но я хотела вам сообщить…
– Увольняетесь? – нахмурилась Песня.
Дайнека удивилась:
– С чего вы взяли? Всего лишь предупреждаю, что завтра суббота и я собираюсь уехать.
– Что ж, – директриса облегченно вздохнула. – Ваше право. Выходные можете использовать по своему усмотрению.
* * *Рано утром в субботу, когда в пансионате все еще спали, Дайнека и Тишотка вышли из спального корпуса, сели в машину и выехали с территории дворцового комплекса.
Впереди их ожидали четыреста километров пути и город Орел.
Глава 22
Мадам Раздвигаева
Остановив машину, Дайнека сверилась с навигатором: огромное бетонное здание, похожее на сарай, было театром.
Она припарковалась на полупустой парковке с косой разметкой, налила в миску воды и поставила рядом с сиденьем. Тишотка спрыгнул и стал пить. Дайнека вышла из машины, прихватила свою сумку и предупредила его:
– Ты – за хозяина. Скоро вернусь.
Потом захлопнула дверцу и зашагала к театру. Поднялась по ступеням, нашла главный вход, рядом с которым висела афиша спектакля «Власть тьмы». Зайдя в вестибюль, Дайнека направилась к билетной кассе. Там за стеклом сидела старуха с седыми кудряшками.
– Здравствуйте, – Дайнека склонила голову и заглянула в окошко.
– Вам на сегодня?
– Подождите, я сейчас все объясню…
– Билеты, говорю, на сегодня? – повторила старуха.
– Мне не нужны билеты…
– Тогда что?
– Ваша фамилия Самошина?
– Откуда вы меня знаете?
Дайнека ответила:
– Про вас мне рассказала бывшая артистка театра.
– Нашего?
– Вашего.
– Фамилия?
– Ее зовут Нина Сергеевна.
Старуха пожала плечами:
– Это имя мне ни о чем не говорит.
– К сожалению, я не спросила фамилию…
– Она точно играла у нас?
– Всего один сезон.
– Тогда я вряд ли ее запомнила. За сорок пять лет, что работаю, таких здесь перебывало много.
Дайнека перешла к главному:
– Но я хотела поговорить не о ней.
– Кто вы? – насторожилась старуха.
– Я приехала из Москвы.
– Из Москвы? – лицо Самошиной выразило крайнее недоверие.
– Если хотите, могу показать паспорт.
– Паспорт необязательно.
– У вас есть время поговорить?
– Я на работе.
– Но ведь здесь никого нет.
– А если кто-то придет? – спросила старуха.
– Тогда я отойду.
– Что ж, тоже верно.
– Вы знали Луизу Рудольфовну Темьянову?
– Лушку? На самом деле ее звали Лукерья.
– Мне это известно, – Дайнека кивнула. – Значит, вы ее знали.
– Она играла в нашем театре пять или шесть сезонов. А по-хорошему ее с самого начала нужно было гнать ссаными тряпками!
