Бен Элтон - Смерть за стеклом
– Надо же, я хотела их немножко встряхнуть, а стала защитницей этнических и сексуальных меньшинств! Но шутки в сторону! Дервле придется все проглотить, иначе на следующей неделе никто не получит спиртного.
Фогарти поднялся, чтобы привлечь ее внимание.
– Мы принуждаем девушку раздеться против ее воли.
– Знаю, Боб. Ну и что?
– Я считаю это моральным развращением.
– Да пошел ты в задницу!
Фогарти не выдержал.
– Послушайте, миссис Хеннесси, я, конечно не могу приказывать вам, но все же следует выбирать выражения. Я взрослый человек и квалифицированный специалист и требую, чтобы вы обращались ко мне и к моим подчиненным в другом тоне.
– Еще чего захотел, мудила. Живо садись или выметайся вон.
Но Фогарти не сделал ни того, ни другого. Он стоял и дрожал.
– Хочешь наехать на меня за справедливый разнос? За то, что я ругаюсь? Очнись, Боб! Даже эта вселенская шлюха не такая наивная. Если ты сейчас уйдешь, я расценю это как прямой отказ от работы. И пожалуйте в зубы волчий билет. Ну как, остаешься или уходишь?
Боб сел.
– Вот и хорошо. Ты хоть и мудила, но мудила талантливый, и я не хочу тебя терять. Дервла вольна в любое время покинуть дом. Могла раньше, может сейчас. Но она этого не делает. Почему? Потому что спит и видит остаться на телеэкране. Будь уверен, если придется раздеваться, она позволит себя убедить.
Фогарти опустил глаза и уставился в чашку с кофе. Всем было ясно, что ему очень не хватает сейчас плитки шоколада.
– Мы ее развращаем, – пробормотал он.
– Что? – рявкнула Тюремщица.
– Развращаем, – произнес он еще тише.
– Идиот! – зашлась криком Джеральдина. – Я не требую, чтобы эта надутая стервоза в открытую трясла своими прелестями. В конце концов, над нами есть Комиссия по стандартам вещания. В парилке полупрозрачные стены, и мы выключим свет. Хитрость в том, чтобы там было темно и они решили, что их никто не узнает. Тогда непременно найдется такой, который что-нибудь выкинет. И уверяю вас, это будет намного интереснее, чем созерцание драгоценных телес крошки Дервлы. Я хочу, чтобы в парилке было темно, как в аду.
Выселение
День двадцать восьмой
6.00 вечера
Колридж нажал на магнитофоне кнопку записи.
– Свидетельские показания Джеральдины Хеннесси, – произнес он и пододвинул микрофон через стол Тюремщице.
– Вам к этому не привыкать, мисс Хеннесси?
– Миссис.
– Извините. Я хотел сказать, миссис Хеннесси, что вам не привыкать записываться на пленку.
Джеральдина только улыбнулась.
– В таком случае расскажите о том вечере, когда все произошло.
– Вы знаете столько же, сколько я. Все записано. Вы видели кассеты.
– Я хочу услышать от вас. От самого «Любопытного Тома» лично. Начнем с парилки. Ради бога, зачем вы заставили их это делать?
– Таково было задание. Раз в неделю мы просили их что-нибудь выполнить. Чтобы чем-то занять и понаблюдать реакцию на совместную работу. «Арестанты» рисковали частью бюджета на спиртное и еду, если совершали ошибку. В данном случае им предоставили инструменты, полиэтилен, пару нагревательных элементов и инструкции. И как выяснилось, они прекрасно справились.
– Вы объяснили им, как все сделать?
– Естественно. Как бы иначе они обошлись? Вот вы сумели бы из дерева и пластика сконструировать индейскую парилку?
– Скорее всего, нет.
– И другие бы не сумели. Ребятки получили чертеж, материалы и указание, где установить конструкцию, чтобы она находилась в зоне объективов камер. Они все в точности исполнили. Это заняло три дня. На закате в субботу мы дали им от пуза спиртного и приказали приступать.
– Почему вы разрешали им напиваться?
– Разве не ясно? Чтобы спровоцировать близость. Программа шла три недели. Но, за исключением пролета с Хэмишем и Келли на сексодроме, не было ни единого намека на интимные отношения. Я намеревалась их расшевелить.
– Что ж, – буркнул Колридж, – вам это вполне удалось.
– Не моя вина, что случилась такая подлянка и кого-то на фиг укокошили.
– Не ваша?
– Ни хрена не моя.
Колриджу невыносимо было слушать ее нецензурщину, но он прекрасно понимал, что не имел права проявлять возмущение.
– Я работаю для людей, инспектор, – продолжала Джеральдина. – Делаю телепрограмму. Извините, если вам это не по нраву, но я считаю, что телевидение должно быть сексуальным! – Она сказала это так, будто разговаривала с выжившим из ума восьмидесятилетним старцем. И хотя Тюремщица была всего на два года моложе Колриджа, между ними пролегла непреодолимая пропасть. Джеральдина вливалась в каждое новое подрастающее поколение и по крайней мере в собственных глазах оставалась вечно молодой. А инспектор, наоборот, был будто рожден стариком.
– Зачем вам понадобилась темнота?
– Я считала, что это поможет им раскрепоститься. Чтобы они почувствовали полную анонимность.
– И в этом вы тоже преуспели, миссис Хеннесси. Создали главный препятствующий расследованию фактор.
– Знаете что? Я понятия не имела, что один из них сбрендит и кого-то ухайдакает. Я давно корячусь на телевидении, но мне никогда не приходило в голову, что программу следует делать так, чтобы потом копам было легче распутывать убийство.
Колриджу пришлось согласиться. Он пожал плечами и подал Джеральдине знак продолжать.
День двадцать седьмой
8.00 вечера
Парильня в мужской спальне была готова, но сами «арестанты» сидели в гостиной и пили, стараясь перед решительным моментом довести себя до кондиции.
– Нам предстоит провести там четыре часа, – заметил Газза. – Если вы не хотите, чтобы взошло солнце и застало нас нагишом, нужно отправляться не позже часа.
– Хорошо бы покончить со всем пораньше, – сказала Дервла, отхлебнув глоток крепкого сидра.
– Не слишком накачивайся, Дерво, – предостерег ее Джаз. – Парильня не лучшее место, чтобы блевать.
Дабы ребятки должным образом одурели, «Любопытный Том» расщедрился на все атрибуты роскошной гулянки: прислал немерено выпивки, обязательный набор закусок, бумажные колпаки и интимные игрушки.
– А это что такое? – спросил Гарри.
– Секс-шарики, – объяснила Мун. – Их вводят во влагалище.
– Иди ты!
– У меня есть такие дома. Потрясающе! Ходишь постоянно возбужденной. Вот только случаются всякие несуразицы. Я, как правило, не ношу трусов. Однажды шарики выпали прямо в магазине и в овощном отделе звякнули об пол. Тут же подваливает какой-то старикан, подбирает их – он и понятия не имел, что это такое, – и подает мне: «Дорогуша, это не вы потеряли?»
Джаз выудил из короба нечто вроде пластмассовой трубки.
– А это что?
– Массажер головки. – Мун оказалась экспертом в данном вопросе. – Помещаешь внутрь головку и получаешь удовольствие.
– Что касается меня, я консерватор, – заявил Джаз. – Зачем нужна вся эта механика, если то же самое можно прекрасно делать руками?
Все целенаправленно напивались, стараясь убедить себя, что пришли на вечеринку. Что они среди друзей, а не среди соперников и конкурентов.
– Честно говоря, – продолжала Мун, – девяносто пять процентов интимных игрушек не используются по назначению. Их покупают для смеха. Ошарашить на день рождения или типа того: «Что бы подарить Сью на восемнадцатилетие? Знаю, знаю – резиновый член с гнущейся головкой. Вот будет потеха, когда она откроет при родителях коробку!» Никто не пользуется этой чепухой. У меня у самой есть пара сосочных клипс. Так я ими скрепляю счета.
«Любопытный Том» прислал «арестантам» мороженое – современные дорогие наборы, повторяющие в охлажденном виде популярные шоколадки. И все с энтузиазмом принялись его поедать.
– Помнится, раньше было мороженое и вафли «КитКэт»,[39] – заметил Джаз. – Но тогда никто не путал одно с другим. Это было невозможно. Немыслимо. А теперь в порядке вещей.
– Разложение началось с батончиков «Марс», – подхватила Дервла. – Я помню, как все балдели от батончиков «Марс» из мороженого. Глупо! А теперь продаются ледяные «Опал фрутс».[40]
– Их называют «Старбертс», – поправил с шутливым упреком Джаз. – Ты еще скажи, что «Сникерс» – это «Маратон».[41] Чертова глобализация все перепутала. У наших конфет теперь такие же имена, как у янки. Почему никто не протестует?
– А кому помешали «Мивви» и «Роккет», хотела бы я знать! Они очень вкусные.
– Мы последнее поколение, – торжественно объявил Джаз, – которое понимает радости от эскимо и леденцов на палочке. Нынешним детям уже никто не расскажет, какое это удовольствие высасывать оранжевые и красные кусочки из брикетиков мороженого.
