Дональд Стэнвуд - Седьмой лимузин
Грохоча пустыми жестянками, я прошел на автостоянку.
— Да так, всякая дрянь.
Джилл деланно улыбнулась. Морской воздух или некоторое время, проведенное наедине с собой, казалось, разогнали нависшие над нею тучи. Джилл выглядела и впрямь просветлевшей, хотя это и не означало, что с ней будет просто. Мы походили на двух подростков на танцплощадке: пуститься в пляс хочется обоим, но танцевать не умеет ни тот, ни другая.
Чтобы переломить собственную неуверенность, я приступил к всегдашним занятиям. Смыл из садового шланга песок, проверил, не стер ли ступни.
— Ах ты, черт! — Я измазался в дегте — и казалось, будто это пиявки, как в кинокартине «Королева Африки». — Присядь. Я сейчас.
Я пошел в гараж, вернулся с пемзой и мылом. Сидя на приступке, принялся соскребать с себя грязь.
— Только не начинай с того, что я не умею тебя развлекать!
Она рассмеялась.
— Ты пошел на поправку, Алан.
— Ты тоже.
Наши взгляды встретились. Кому начинать?
— Ладно, — в конце концов произнес я. — Как ты находишь жопу во человеческом образе, каковой я являюсь?
— Тебе не нужно извиняться…
— Разумеется, не нужно. Это ведь мое всегдашнее занятие: выгонять взашей старых друзей, доводить их до слез.
— Я хочу сказать, — кротко вступилась Джилл, — что мне понятно твое тогдашнее состояние.
— Ты просто невольно попала в самую гущу событий. Мы с Лоррен далеко не просто друг к другу относимся.
— Да нет. Я и сама вела себя как чудовище. — Ей стало зябко, она потерла плечи. Меж тем быстро темнело.
— Ты проголодалась?
— О Господи, ну конечно же.
— Проходи. — Я открыл раздвижную дверь. — Как насчет свинины по-китайски?
Джилл ничего не имела против моей китайской кухни. Свинина и фибы из ресторана Во Фонга плюс импровизированный салат с курятиной, который я на скорую руку сообразил из домашних припасов. «Джим Бим» с содовой и огонь в очаге.
О чем они говорили с Лоррен? Да так, обо всякой всячине.
(«Знаешь, Алан, она по-прежнему очень за тебя переживает». «К сожалению, кто-то некогда совершил великую ошибку, внушив ей, что она на редкость умная женщина».) Мы перешли к более насущным темам, но и это не принесло ничего хорошего. Нет, Элио никогда не заводил речи о ранчо или о целом поместье. («Можешь внести это обстоятельство в список вещей, которые он от меня утаивал».) Да, она видела полицейский портрет Гарри Стормгрина и, точь-в-точь как ее сын, не имеет ни малейшего представления о том, кем мог оказаться этот человек.
— Алан, — торжественно начала она, допивая виски. — Мне хочется внести ясность в… ну, сам понимаешь. — Джилл помахала в воздухе палочкой для еды, вид у нее сейчас был самый серьезный. — Только, пожалуйста, выслушай. Это для меня важно. С тех пор, как началась вся эта история, я стараюсь держаться молодцом. Нет, я не требую за это медали. Мне просто кажется, что мне — что всем нам — другого не остается. Значит, сперва был Элио, и я смирилась с этим, что бы оно на самом деле ни значило. Затем в разгар ужина зазвонил телефон, как гром среди ясного неба, и оказалось, что звонят из больницы и что мне надо прибыть к Теду, хотя не волнуйтесь, он уже вышел из критического состояния.
Она вытерла глаза салфеткой.
— Конечно, это прозвучит чудовищно, но я страшно обрадовалась, когда мне сказали, что к тебе меня не допустят. Все обрушилось на меня разом, а мне все же хотелось принимать несчастья малыми дозами. И когда к тебе в конце концов начали пускать посетителей, я вовсе не стремилась попасть в их число. Ты лежал на больничной койке, и мне было страшно поглядеть тебе в глаза. — Сейчас она явно разволновалась. — Еще одна катастрофа, против меня словно бы разом ополчился весь мир. Я чувствовала, что-то вот-вот надорвется или сломается. — Джилл смяла салфетку и швырнула ее на стол. — Ах, я такая паршивка.
— Ты напугала меня, только и всего. — Я подлил ей виски. — Но ожидал я куда худшего. И с паршивкой вполне в силах справиться.
Она попробовала было рассмеяться, но ей это не удалось.
— Хочешь ознакомиться с подлинной изюминкой всей этой истории? В день, когда я улетала из Солт-Лейка, ко мне пришел Тед. В аэропорт. Я стояла с билетом в руке, а он сказал: «Знаешь что, мама? Я сделал Карри предложение».
— О Господи!
Никого из нас это не должно было по-настоящему удивить, но все-таки… Я рассказал Джилл о видениях, посещающих меня на пляже, о том, как действительность преследует нас всех, улепетывающих от нее на босу ногу.
— Примерно так же отреагировала и я. Ну да, конечно же, я постаралась это скрыть. «Разумеется, я счастлива, сынок. Просто малость ошарашена, вот и все». Надо было меня тогда послушать! Алан, я выглядела точь-в-точь телематушкой из «мыльной оперы». И в то же самое время лихорадочно размышляла. А почему бы мне и впрямь не возрадоваться, сынок? Да и что за церемония нам предстоит? Отец невесты и отец жениха — они оба убиты. Не уведут ли невесту полицейские, прикрывающие нас всех от снайперов?
Прежде чем Джилл закончила свой рассказ, я понял, что она на грани истерики. А больше ей пойти было не к кому. Я сделал все, что было в моих силах. Давай, держись. Все в порядке. Вытри сопли. Тревожная улыбка. («Знаешь, стоит тебе выпить, и ты начинаешь разговаривать, как Люк Рикардо».) Яростная доброжелательность, косноязычная и самую малость парализованная. На первый взгляд, все это не слишком отличалось от встречи ночью непосредственно после убийства Элио. Но тогда мы пребывали в преддверии ада и не могли нести ответственности за свои поступки.
Джилл припала ко мне, спрятала лицо у меня на груди, ее волосы прикасались к моим скулам. Видеоматериалы, вопреки тому, что я сказал Джулиану, часто обманчивы. Если бы, например, сейчас гигантский телеобъектив шпионил за нами с берега, — два кадра, один за другим, практически неотличимы друг от друга. Но на первом — простое дружеское объятие, эмоциональный порыв друг к другу, а на втором — встреча пальцев и плоти, алые всплески тепла, покоряющиеся и сопротивляющиеся неизбежному очертания.
Почему такие дела никогда не даются просто? В кинофильмах и в «Плейбое» полным-полно бесхитростно совокупляющихся пар. И это идет людям на пользу, как четверть часа, проведенные в сауне.
Если бы все сводилось только к происходящему в данные минуты! Но у нас с Джилл имелся на двоих чемодан, битком набитый ношенными некогда одеждами. Лучший друг, чужая невеста, мать взрослого сына, друг покойного Элио, конфидентка Лоррен. Все это смешалось в самом нелепом порядке и в самых немыслимых сочетаниях. Я запутался во всех этих сложностях, и блаженный миг был непоправимо и безвозвратно утерян.
— Алан, — нежно шепнула она мне на ухо, — кажется, со мной уже все в порядке. Можешь отпустить меня. — Она мрачно посмотрела на меня, ее руки по-прежнему обнимали меня за шею. — Прости. Будь ты мне посторонним, я могла бы поддаться, могла бы сымитировать страсть. Но у нас с тобой уже ничто не может завершиться так просто.
— Я понимаю. Но мне не хочется, чтобы мы навешивали на все ярлыки. Был это порыв или… — я поднял одну бровь, пародируя безмолвную гримасу киноартиста. — Прелиминарии?
Все правильно, Алан, обрати все в шутку. Мы отлипли друг от друга, с деланным азартом принялись убирать со стола, мыть тарелки, выбрасывать объедки. Позволь, я тебе помогу. Нет-нет, посиди. Болтовня как подмена беседы. Ресторанный набор от Во Фонга включал два пирожка с вложенными в них предсказаниями. Джилл прочитала свое: «Малость безумья и малость доброты принесут большое счастье». В моем значилось: «Отпечатано в типографии Сан-Франциско», а оборотная сторона оказалась чистой.
Я скатал записку в шарик и бросил ее в огонь. Так мы и сидели, в домике на берегу моря, у зажженного очага, сытые и немного пьяные. Посторонний взгляд не смог бы определить, что встреча наша потерпела крушение, ожила, умерла и вернулась на круги своя, в том-то и заключалась главная шарада. Огонь в очаге пошел на убыль, и я уже собирался подложить дров, когда зазвонил телефон.
Джилл, закончив помогать мне, подсела поближе к огню. Я прошел на кухню снять трубку.
— Это мистер Эшер? — Мужской голос, резкий и в то же время колеблющийся, который я узнал, но оказался не в состоянии соотнести с конкретным человеком.
— Совершенно верно.
— С вами говорит Джон Сполдинг. Я звоню по поручению матери. Она хочет поговорить с вами немедленно. — Не слушая возможных возражений, он закончил свою мысль. — Нет-нет, я хочу сказать, лично.
Глава тринадцатая
Люсинда Сполдинг, подобно возлюбленным профессором Роше Анасази, избрала своим последним земным приютом дом в нетронутом цивилизацией архаическом пейзаже. Попасть сюда означало покинуть живущий на высокой скорости внешний мир и очутиться в… ладно, больше всего это походило на используемый под жилье железнодорожный вагон. Мы с Джилл прилетели в Феникс, проехали поездом до Седер-сити, и в конце концов, отчаявшись, взяли напрокат в каком-то жалком агентстве старенький «студебеккер». Как раз подходящая машина для того, чтобы проехать по Пятьдесят шестой дороге на самую границу с Аризоной.
