Ги Кар - Храм ненависти
— Вы ошибаетесь, поскольку я ничего не прошу — ни единого сантима! ни у городских властей Парижа, ни в Пюто или Курбевуа… И несмотря на это я намерен подарить этим трём городам самый выдающийся монумент нашей эпохи! Вы говорите о туристах? Они приедут, будьте на этот счёт спокойны, месье Боравен! Но ими будут люди с душой паломников, в отличие от обычных путешественников., Вы говорите о коммерции? Думаете, миллионы верующих, которые многие годы ездят в Лурд или Лизье, не пустили в ход то, что вы называете «деловые сделки)»? Вы увидите даже, что долго после моей смерти, ибо я знаю, что будет предпринято всё, чтобы меня ликвидировать, мне будут воздавать посмертные почести за один только замысел этого собора и за стремление наперекор всему построить его! При этой мысли мне безразличны заботы о признательности людей. Вы можете идти.
Муниципальный советник не соизволил даже ответить и покинул эту нищую мансарду, вся обстановка которой, в его глазах, состояла только из мечтаний и грёз пророка-отшельника. Спускаясь по лестнице с шестого этажа, месье Боравен подумал, что если бы депутаты тратили своё время на таких вот поэтов, то на выборах никто бы за них не проголосовал.
Андре Серваль так и продолжал свою борьбу, но временами его охватывало глубокое отчаяние: ему казалось, что Париж, такой иногда великодушный, на этот раз ничего не хотел и слышать о его великой идее. Верно оказывалось то, что Париж ещё и ненасытный город! И конфликт, произошедший у художника с муниципальным советником, повторялся изо дня в день, из часа в час, сотни раз, во время нескончаемых и бесплодных дискуссий с инженерами-строителями мостов и дорог, ведущими городскими архитекторами, владельцами недвижимости и управляющими доходных домов, окружающих площадь де ля Дефанс. И абсолютно повсюду наш герой наталкивался на непонимание и эгоизм.
Как-то утром его посетителем стал человек довольно небрежного внешнего вида. Новый гость непрерывно пожёвывал сигару, что некогда было привычкой Рабироффа, но в отличие от банкира он довольствовался сигарами плохого качества, которые распространяли зловоние. Представился он без всякого вступления: было ясно, что для него нормы вежливости были только тратой времени:
— Бидар… Меня знает всякий! Я режиссёр-постановщик массовых сцен, а иногда и импресарио. Я сам набираю статистов для Оперы, театра Шатле, Национального народного театра. Театры, находящиеся на дотации, обязаны мне очень многим… Если однажды вам потребуются мои услуги по организации большого парадного шествия или красочных процессий на паперти вашего собора, не упустите возможности прибегнуть к моей помощи. Вот моя визитная карточка с тарифами. Для религиозных церемоний и почётных кортежей у меня особая скидка. Но я пришёл к вам не как постановщик массовых сцен, а как импресарио…
— Вы принимаете меня за Барнума?
— Почти! Ваша тайная организация действительно колоссальна. Я осведомлён. На других вы производите впечатление всего лишь благого мечтателя, очень скромного… Однако в действительности вы несравненный организатор! Вот уже без малого десять лет вы, словно паук, плетёте свою невидимую паутину, чтобы достичь цели. Близок тот день, когда будет заложен первый камень собора Сен-Мартьяль, я уверен в этом!
— Вы оказались первым из многих людей, уже порядочно измотавших меня, кто верит в это.
— Они все верят, месье Серваль! И они уже поневоле пришли к мнению господина, который ему никогда не изменял… Бот это-то меня и тревожит! Вы настолько верите в свою звезду, что она может вас вознести слишком высоко. А это для «нас» имеет важное значение!
— Для кого это «вас»?
— Я отчасти являюсь ещё и менеджером-устроителем народных праздников и ярмарок, бараки которых установлены вокруг площади де ля Дефанс. Коммуны Пюто и Курбевуа сдали в аренду участки земли всем этим артистам, чтобы они могли там устроить свои манежи и стенды тиров. Когда же они узнали, что вы намереваетесь на этом месте построить собор, то не на шутку взволновались и объединились в профсоюз… Если не объединишься в профсоюз, ничего не добьёшься в этой стране!
— Но чего же всё-таки хотят ваши друзья?
— Чтобы вы строили в другом месте!.. В Париже, несомненно, имеются и другие места, чтобы строить собор, тогда как больше нет такого, где можно было бы соорудить бараки. Нигде больше не хотят ярмарок под предлогом, что они производят слишком много шума… Помните тот нашумевший необъявленный крёстный поход под предводительством префекта полиции? Тишина — это разорение для ярмарок! Они не бывают бесшумными! Пятачок площади Дефанс был для них идеальным местом, потому что там им никто не мешал… Как вы думаете, мои добрые друзья смогут выжить, если их отовсюду гонят? Это настоящая драма! Если бы вы лучше знали ярмарочных артистов, то увидели бы, что среди них есть и очень хорошие люди! Это свой особенный мир, о котором плохо судят, потому что буржуа боятся всего того, что непривычно… Но я могу вас уверить, что нет такой другой среды — за исключением, может быть, цирковой, у которой также есть «ярмарочный дух», — где чувство взаимопомощи и единой семьи было бы так развито. Вы легко там найдёте семьи с двенадцатью детьми… И как же можно обрекать их на смерть от голода под предлогом строительства храма на месте, которое до сего дни сохранялось за ними? Не находите ли вы, что это не согласуется с тем, что помпезно называется «христианским милосердием»?
— То, что вы говорите, я очень хорошо понимаю, месье Бидар, это оправдано. Впервые я слышу истинно гуманный довод. Знайте, что я не враг этих ярмарочных тружеников, далёк от этого! Я даже нахожу, что те популярные развлечения, которые они доставляют людям, имеют двойное достоинство: они бесхитростны и привносят разнообразие в серость городской жизни. А разве эти народные праздники не укрывались на протяжении веков под сенью церквей или мест паломничества? В Париже примером этому является ярмарка античных времён Сен-Жермен, размещавшаяся перед церковью Сен-Сюльпис… В Бретани были знаменитые пиршества, проводившиеся во времена примирений, такие, как например, Сент-Анн-д'Орэй… И наконец, что может быть более трогательным, чем все эти паломничества артистов, фокусников и цыган на средиземноморский берег в Сент-Мари- де ля Мэр? Итак, вы можете передать этим симпатичным людям, что я никогда не воспрепятствую тому, чтобы они могли разместиться вокруг будущего собора, который станет им защитой. Если понадобится, я без колебаний добьюсь выделения специальной площадки, где они смогут расположиться, на территории одной из двух коммун, о которых мы только что говорили. Ну, убедил ли я вас?
— С того момента, как я познакомился с вами; я всё больше отдаю себе отчёт в том, что вы человек достойный. Сигару?
— Нет, благодарю. У меня также есть намерение в память об этих ярмарках, долгие годы занимавших площадь, где будет построен новый собор, сохранить для них один из витражей. Они имеют право на него, так как не просили об этом. Так же, как и в Сент-Мари-де ля Мэр, ярмарочные труженики смогут преклонить колени перед своими покровителями.
— Вам следовало бы подарить им небольшую часовню в соборе. Когда они узнают, что вы решили построить часовню, то сразу же организуют сбор пожертвований между собой, чтобы помочь вам в финансировании, и я вас уверяю, что её алтарь станет самым благоухающим из всех! Я хорошо их знаю, моих прекрасных друзей, у них есть сердце…
Впервые с того времени, когда он задумал свой проект, Андре Серваль обратился к религиозным властям. Эта задача оказалась отнюдь не лёгкой. Строитель Столкнулся с непониманием некоторых представителей духовенства. Один из них, каноник Рути, неоднократно приходил к нему, чтобы каждый раз неутомимо повторять:
— Вам должно быть известно, месье Серваль, что, в городе может быть лишь один церковный собор. Это незыблемое правило, В Париже у нас уже есть Нотр-Дам.
— Сен-Мартьяль не причинит никакого вреда собору Нотр-Дам!
— Мне очень хотелось бы вам верить, но имейте в виду, что у вас нет никакого права присваивать церкви Сен-Мартьяль это престижное наименование: собор.
В первый раз Андре Серваль обнаружил, что он упустил из виду один наиболее важный вопрос в разработке своего проекта. Его ошибка исходила из того, что его собственная религия была более насыщена его личной верой, чем уроками катехизисов. Поэтому откровение каноника застало его врасплох. Он понял, что не добьётся ничего, если церковь не будет на его стороне. А она не будет, если он не повинуется её имперским канонам. Он вынужден был проявить послушание и скромность при ответе своему посетителю:
— С сегодняшнего дня мои ателье будут работать на «базилику» Сен-Мартьяль.
Каноник упрекнул его также в намерении построить базилику в современном стиле:
