Анатолий Ромов - Совсем другая тень
Разумеется, Сашка мой друг. И все же мне никогда не нравилась его привычка чрезмерно темнить, все скрывать от меня. Даже то, что очевидно. Но я ни разу ему ничего об этом не сказал! Я не только не сказал, даже не пытался понять, что стоит за этим умолчанием, за теми фактами, которые были на виду! Но мог ли я что-нибудь понять раньше? А теперь?
Что я теперь могу понять из того, что знаю? Немногое. Могу предположить, что Юра и Женя арестованы или будут вот-вот арестованы. А вот арестован ли Вадим Павлович, неясно. Скорее всего на свободе, но его активно ищут.
Почему Рахманов сказал, что Вадим Павлович может входить в окружение Веры? Что-то совсем уж непонятное. Ведь если Вера знает Вадима Павловича, значит, она может быть связана с Юрой и Женей? С двумя убийцами? Но так можно договориться до того, что Вера — самая обычная уголовница. Разве похоже это на Веру? Но если исходить из вопроса Рахманова, так оно и есть. Ну и история! Стоит попасть к следователю, как тебя уже начинают подозревать в самых немыслимых вещах. Хотя откуда у Веры такие деньги? Пятнадцать тысяч отдала, даже не моргнув. А с другой стороны, у нее так много антиквариата, картин. Все это со временем дорожает. Она может продавать что-то.
Нет, во всем этом мне не разобраться, подумал я. Только с помощью Сашки. И то если не будет темнить. Надо поговорить с ним всерьез. Начистоту. Чтобы не осталось никаких недоразумений.
Выпив четвертую чашку кофе, я расплатился и вышел из кафе.
К «Форуму» подъехал без четверти шесть. Без пяти в зеркале возник радиатор девятки. Выйдя из своей машины, Сашка обошел мой багажник, сел рядом. Посмотрел испытующе:
— Серега, ну как?
Я промолчал.
— Плохо? Или терпимо?
— Смотря что считать терпимым. Мне многое неясно. И я хотел бы кое-что выяснить. Хотя, Сань, я понимаю, как тебе сейчас тяжело.
— Выяснить что?
— Ну насчет всей этой истории.
— Какой?
— Ну, с Вадимом Павловичем. Юрой, Женей. И… остальными.
Довольно долго Сашка сидел, глядя на улицу. Потом вздохнул:
— Ты говоришь так, будто я пытаюсь что-то скрыть. Я ведь как раз и хочу выяснить все. Вместе с тобой.
— Что-то я этого не заметил. Во всяком случае, раньше.
Сашка поправил волосы. Сказал, явно сдерживаясь:
— А где ты был сам раньше? В Дагомысе? На Рижском взморье? Вспомни: хоть раз ты пытался завести об этом разговор? Как ты выражаешься, «раньше». Хоть раз поинтересовался, что происходит?
Сашка был абсолютно прав: до сегодняшнего дня вся эта история меня не интересовала. Ответить мне было нечего. Я лишь посмотрел на него и промолчал. А он вдруг резко повернулся ко мне, сказал:
— А вот если бы ты поинтересовался, я мог бы кое-что сообщить!
— Что?
— Например, то, что Вадим Павлович не оставил меня в покое. И вряд ли оставит.
— Серьезно?
— Серьезно. Он мне в эти месяцы несколько раз звонил. И кстати, сегодня.
Я молчал, подавленный этой вестью.
Сашка откинулся на сиденье:
— Ладно. Будем исходить из твоего разговора со следователем. Долго он тебя терзал?
— Не очень. Чуть больше часа.
— Что хоть из себя представляет этот следователь?
— В каком смысле?
— Ну, какой он из себя внешне? Как держится?
— Такой круглолицый, добродушный. А держится вежливо, спокойно. Вопросы задает тихим голосом.
— Понятно. Таких как раз и надо бояться. Как его зовут?
— Фамилия Рахманов. Зовут Андрей Викторович.
— Как они на тебя вышли?
— Из-за контрамарки.
— Из-за какой контрамарки?
— Из-за обычной контрамарки.
Выслушав мой рассказ, Сашка посидел в задумчивости. Печально сказал:
— Надо же. Я допускал, что ты засветишься из-за номеров. Но не из-за этого!
— Какая разница, из-за чего я засветился?
— Контрамарка потянет за собой Алену. Ладно, давай дальше.
— Дальше следователь спросил, где я был девятого июля и что делал в тот день. Я сказал, что с девятого июля был на Сенеже. Без машины. Поехал туда на этюды. Расположился около базы «Рыболов Сенежья». И пробыл до понедельника двенадцатого.
— О Вере он не спрашивал?
— Мне самому пришлось о ней сказать. Следователь поинтересовался, где я был восьмого июля. Я сказал — в Москве. Он потребовал подтверждения. Ну и пришлось сказать, что в тот день я отвозил свою картину одной знакомой, которая собиралась ее купить.
— И ты ему все рассказал?
— Все. Мы же договорились: скрывать ничего не нужно. Кроме того, что было девятого.
— Ну и как он прореагировал, узнав, что ты получил пятнадцать штук?
— Без особых эмоций. Чуть удивился. Но не больше.
— Что было дальше?
— Дальше он показал мне фото Юры и Жени и спросил, знаю ли я их. Я ответил, что не знаю. Потом спросил о Вадиме Павловиче.
— Все-таки спросил…
— Да. Даже подробно описал его внешность. И почему-то сказал при этом: «Это имя-отчество вы могли слышать среди окружения Новлянской».
Сашка даже присвистнул и опять резко развернулся ко мне:
— Интересно. А он не говорил, откуда они это взяли? Про окружение Новлянской?
— Нет. Я думал, ты знаешь это лучше.
— Да для меня это вообще как снег на голову. Обо мне разговор тоже заходил?
— О тебе нет. Следователь не спрашивал. Я молчал.
— Хорошо хоть это. А следователь не сообщил, что там было? С этим трейлером?
— Сообщил. Убийство. — Я нарочно сказал это бесстрастным голосом.
Сашка внимательно посмотрел на меня:
— Убийство? И… кого же убили?
— Кого, следователь не сказал. Но ясно и так: водителя трейлера.
— Значит, это все же было убийство… — Сашка откинулся на сиденье. Сволочь! Ну и сволочь! Он же обещал, что все будет чисто.
— Кто сволочь?
— Вадим Павлович. Кусочник. Портяночник. Гадюка… — Сашка застыл, вглядываясь вперед. — Вообще, Серега, я перед тобой виноват. Но клянусь, я не знал, что дело дойдет до такого.
— До чего?
— Ну до убийства.
Сашка мог бы и не виниться. Я знал и без него: а любом случае, что бы с ним ни случилось, он не мог бы поступить по отношению ко мне плохо. Поэтому сказал:
— Ладно, Сань. Что было, то было.
— Спасибо. Но я должен тебе все рассказать. Потому что может быть кое-что и похуже.
— Еще хуже?
— Да. Этот мерзавец, Вадим Павлович, просто поймал меня на противоходе. Года три назад, я как раз только начал работать, он остановил меня около института и попросил полностью изменить ему внешность. Естественно, левым путем. И естественно, за большие бабки. Я был уже не мальчиком и понимал: если мужчина тайно просит сделать полную перетяжку, это человек не простой. Даже очень и очень не простой. Но все же я был еще зеленоват. Да и деньги были нужны. Я согласился. Операция мне удалась, практически я сделал ему новое лицо. Вот здесь он меня и купил. При расчете. За операцию по договору он должен был мне семьсот. Он их дал и говорит: Саша, если нужны еще деньги, не стесняйтесь. Хотите, дам вам десять тысяч сверху? Причем не будем даже считать это долгом. Просто… будет у вас возможность оказать мне услугу, вы мне ее окажете. Не будет, считайте эти десять штук подарком.
Сашка сидел, сунув руки в карманы куртки. Мотнул головой:
— Конечно, не нужно было ничего у него брать. Он просто хотел меня повязать… этими десятью тысячами. Но тогда я подумал: чего мне терять. Мы ведь и так повязаны. Деньги же были нужны: я как раз нацелился на дачный кооператив. В общем, деньги я взял. Ну а этим летом он мне о них напомнил, попросив подвезти Юру и Женю. Естественно, этим летом я был уже не тот, что три года назад. Решил: зачем я буду с ним связываться? Лучше отдам ему эти десять тысяч и пошлю к черту. Но было поздно. Я уже был прихвачен, взят за горло, хотя сам этого еще не понимал.
Мы посидели молча. Кажется, Сашка целиком ушел в воспоминания. Наконец встряхнулся:
— Знаешь, как берут за горло? Такие, как Вадим Павлович?
— Не знаю. Как?
— Сейчас объясню. — Поправил на стекле карточку техосмотра. — Когда Вадим Павлович мне позвонил… В июле… И сказал, что ему нужна услуга, мы договорились встретиться. Встретились. Он объяснил, что ему нужно. Требовалось подвезти двух людей на приличное расстояние. Ехать придется несколько часов. Что за люди, куда их нужно везти, меня не касается. Но он гарантирует: в этой поездке все будет чисто. В смысле уголовщины. Везти этих людей нужно в определенный день. Когда, он сообщит заранее. Если я соглашусь и отвезу, мы будем квиты — свой долг я отработал.
Сашка помолчал и продолжил:
— Конечно, я понимал: это не просто поездка, если Вадим Павлович готов скостить за нее десять тысяч. Но когда я предложил отдать ему деньги и разойтись по-хорошему, он мне кое-что объяснил. Если я хочу отдать ему долг, то должен учесть: за это время набежали проценты. Обычные пять рублей с сотни, или пятьсот с десяти тысяч в месяц. Так что сейчас я должен ему уже не десять, а около тридцати тысяч. И если он захочет, он из меня их выбьет. В любом случае. Но ему, мол, эти тридцать тысяч не нужны. Ему нужна услуга, о которой мы договаривались три года назад. Эту услугу я должен ему оказать, хочу я этого или не хочу. Поскольку больше ему обратиться не к кому, он обещает: никаких претензий после этого он ко мне иметь не будет. Ему даже все равно, кто будет отвозить этих людей. Если я найду человека, за которого отвечаю как за самого себя, пожалуйста. Но я ведь понимал: после этой поездки и я, и любой мой знакомый будет уже окончательно повязан с Вадимом Павловичем. И тут я подумал: выход есть. Ехать надо под другой внешностью. Тогда и от него и от милиции все концы будут спрятаны в воду. И я сказал Вадиму Павловичу, что найду надежного человека с тачкой. После этого мне оставалось только придумать, как лучше изменить внешность. Достать парик и сшить накладной живот было пустяком. С мазью оказалось сложнее, пришлось посидеть, поломать голову. Потом достал на толкучке права, два номера, чистый техпаспорт и стал ждать. Вадим Павлович позвонил мне седьмого и сказал, что выезжать нужно девятого. То есть в пятницу, в будний день. Восьмого утром я позвонил тебе. Почему тебе — сам понимаешь. Кому я еще могу в таком довериться. Ну, а остальное ты знаешь.
