Марио Пьюзо - Счастливая странница
– Нет, тетушка Лоуке, – сдержанно ответила Октавия. Если бы к ней обратился таким тоном кто-нибудь другой, она бы плюнула обидчице в лицо; с особым удовольствием она поступила бы так с кем-нибудь из жирных самодовольных матрон – с этой неперевоспитавшейся деревенщиной, вечно обращающейся к молоденьким женщинам с хитроватой жалостью в голосе – а как же, ведь те еще не отведали сладости супружеского ложа!
– А вы его видели, Лючия Санта? – продолжала допрос тетушка Лоуке. Мать отрицательно покачала головой, и тогда старуха повысила голос:
– Значит, вы не заботитесь о своем красавчике-сыне, семнадцатилетнем лоботрясе, в такой стране, как эта? Вам за него не страшно?
На глазах у Октавии лицо матери сморщилось от тревоги. Лючия Санта беспомощно передернула плечами.
– Что же делать? Disgrazia! Субботнюю ночь он всегда проводит вне дома. Что-то стряслось?
Тетушка Лоуке хрипло хохотнула.
– А как же! Разыгралась целая комедия! И, как всегда в Америке, мать узнает об этом последней.
Успокойтесь, Лючия Санта, ваш сыночек жив и здоров. «Lady Killer» «"Погубитель женщин" (англ.).» – она с неимоверным наслаждением произнесла эту американскую фразу – наконец-то повстречал девушку, в которой тоже оказалось достаточно жизни. Поздравляю вас; Лючия Санта, с женитьбой сына и с невесткой – в американском стиле.
Новость была настолько ошеломляющей, что Октавия с матерью сначала не могли вымолвить ни слова. Старуха хотела раздразнить их и таким образом позволить им излить гнев на себя; теперь же она закудахтала в подобии хохота, отчего ее древние кости, обтянутые черной материей, мелко затряслись.
– Нет, нет, Лючия Санта, – проговорила она, задыхаясь, – вы уж простите меня, я здесь всецело на вашей стороне, но что за мерзавец ваш Лоренцо! Cue mascaizone. Нет, это уж слишком!
Но тут она увидела, как окаменело лицо подруги, как плотно сжаты ее губы. Выходит, она нанесла ей смертельное оскорбление. Она угомонилась и придала своему костлявому лицу серьезность, соответствующую ее преклонным годам. Впрочем, она все равно не могла относиться к их горю с должной серьезностью.
– Еще раз прошу прощения, – снова заговорила она. – Но скажите, чего еще вы ожидали от сыночка-развратника? Неужели вы предпочли бы, чтобы его поколотили или вообще прикончили? Ваш сын вовсе не глуп, Лючия Санта! Синьора Ле Чинглата, которая не была способна зачать на протяжении двадцати лет, и синьор Ле Чинглата, женатый вторично, с сорокалетним опытом супружеской жизни, которому никак не удавалось стать отцом, наконец-то осчастливлены! – Она насмешливо покачала головой. – Хвала милостивому господу! Супруг Ле Чинглата вообразил было, что обязан счастью кое-кому поближе, и принялся точить нож, чтобы возвратить долг. Тогда бесстыжая Ле Чинглата и удумала женить вашего сынка. Представить себе только – женщина, рожденная и воспитанная в Италии!… О Америка – страна, не ведающая стыда!
При этих ее словах Лючия Санта воздела к потолку угрожающий перст, безмолвно проклиная наглых Ле Чинглата, и тут же приготовилась слушать дальше. Тетушка Лоуке продолжала:
– Ваш сын попал в западню к тем самым тиграм, которых так бездумно приручил. Стоит Ле Чинглата шепнуть своему муженьку хотя бы словечко – и он расстанется с жизнью. С другой стороны, если он вздумает подарить этой старой шлюхе надежду, то мало ли что может случиться? Только и жди нового бесчестья. Вдруг она отравит своего старика – тогда жариться им обоим на электрическом стуле! Но вы знаете своего сына – он умен, он сделал все возможное, чтобы никто не услышал от него «нет». Он мчится в муниципалитет и женится на молоденькой невинной итальянке, которая, еще будучи в косичках, смотрела во все глаза, как он гарцует на лошади по Десятой авеню, не смея с ним заговорить. Никто не знал, что они знакомы, он никогда не разговаривал с ней при людях. Ее родители живут на Тридцать первой стрит – Марконоцци, достойные люди, но беднейшие из бедных. Ну и хитрюга ваш сынок – быть ему священником!
– У девушки хорошая репутация? – спокойно спросила мать.
Тетушка Лоуке издала непристойный смешок.
– Такие, как ваш сын, женятся только на безупречных девицах. Такова уж их философия. Кто больше развратника ценит девственниц? Но она – вот такая спичка. – Старуха продемонстрировала костлявый палец с узловатыми суставами, выглядевший хуже самой похабной картинки. – Клянусь богом, он переломит ее надвое, как тростинку. – Она истово перекрестилась.
Октавия была вне себя от гнева: она стыдилась этого брака, столь типичного среди бедняков, стыдилась скандала и мерзости, в которой барахтается брат. Что за отвратительная необузданность заразила всех вокруг? Однако она с удивлением заметила, что мать уже забыла о тревогах и даже слегка улыбается. Октавии было невдомек, что это известие, пусть удивительное и повергающее в оцепенение, новость, которую лучше было вовсе не слышать, на самом деле относится к разряду желанных. Как же иначе, если мать готовилась к тому, что станут реальностью куда худшие кошмары? Она страшилась неведомых хворей, смертоносных извержений похоти, тюрьмы, электрического стула – все было возможно, все могло обрушиться на нее в любую минуту. Лоренцо вполне мог жениться на шлюхе, неряхе, даже ирландке. Да, его женитьба поспешна, но это случается с бедняками сплошь и рядом, и в этом еще нет бесчестья; вот родители девушки – те могут считать себя обесчещенными…
– Все будут воображать худшее, – высказала Октавия общие мысли. – Проклятый плут!
Однако Лючия Санта залилась беззаботным хохотом: ее сынок оказался хитрецом, он отменно надул семейку Ле Чинглата!
– Где он сейчас, мой расчудесный сын? – спросила она тетушку Лоуке.
Та настаивала:
– Дайте мне закончить. Теперь Ле Чинглата не сомневается, что стал отцом. Женщине достаточно взять мужчину за оба уха и заставить поползать перед ней на коленях – после этого она может делать с.ним все, что ей вздумается. Нет, загвоздка в другом: надо обо всем рассказать матери девушки, то есть невесты. Вот в чем проблема! Их гордость под стать их бедности. Они сочтут свою дочь опозоренной.
Лючия Санта нетерпеливо махнула рукой.
– Я сама пойду к ним и все выложу. Мы столь же горды и уж наверняка не менее бедны. Мы поймем друг друга. Но где же они?
Старуха встала, охая и скрипя костями. Проковыляв к двери, она выглянула на лестницу и позвала;
– Лоренцо, Луиза, поднимайтесь!
Три женщины ждали появления новоиспеченных супругов и дивились фокусам судьбы. Мать внезапно сообразила, что утрата денег, приносимых старшим сыном, станет для семьи серьезным ударом. Нет уж, покуда у него нет своих детей, придется ему подкидывать кое-что своим осиротевшим братьям и сестрам. Решено! Дальше: вот-вот освободится квартира на третьем этаже; они переедут туда, и она сможет присматривать за невесткой, помогать супругам на первых порах, а потом пойдут ребятишки – она не сомневалась, что скоро станет бабушкой. А как любопытно посмотреть, кого же выбрал в конце концов ее красавчик-сынок, вернее, кому удалось его взнуздать! Октавия тоже размышляла о деньгах. Ну и негодяй этот Ларри – удрать из семьи в тот самый момент, когда ей позарез нужны деньги!
Она понимала, где кроется подлинная причина его женитьбы: мать правит в семье железной рукой, отбирает у него почти все заработанное, ограничивает его свободу; вот он и пошел на крайнюю меру, чтобы освободиться от пут. Теперь, когда семья переживает трудные времена, Ларри больше не связывает с ней свое будущее. Октавия приготовилась встретить его как бесстыдного изменника и не оставить у него и у его девчонки ни малейших сомнений насчет ее места в их семье.
Тетушка Лоуке терпеливо ждала. Она искренне радовалась возможности присутствовать на таком отменном спектакле.
Сперва над лестницей появилась черная шевелюра Ларри, потом – его красивая физиономия. Девушка почти потерялась за его спиной. На губах Ларри играла смущенная усмешка, очаровавшая присутствующих: ему при его неизменной самоуверенности был весьма к лицу налет чуждой ему робости.
Мать ждала его с вроде бы радушной улыбкой, в которой читалась презрительная снисходительность.
– Мама, сестра, познакомьтесь с моей женой, – поспешно проговорил Ларри. Из-за его спины выглянула тоненькая девушка. – Лу, это моя мать и сестра Октавия.
Мать обняла девушку и пригласила ее сесть. При виде этого прекрасного, но худенького и бледного личика с огромными карими глазами и еще не оформившейся фигурки Октавия прониклась к ней жалостью. Да она дитя, ей ни за что не справиться с Ларри, она не представляет, на какую жизнь обречена! Глядя на брата, его сильный торс и блестящие черные волосы, зная о его романтической уверенности в своих силах, она жалела и его: теперь его мечтам положен конец, жизнь его подошла к концу, не успев начаться. Она вспомнила, как он гарцевал по Десятой на своей черной лошади, выбивающей копытами искры из булыжника и стальных рельс, как разглагольствовал о своем будущем, словно ему была предначертана необыкновенная судьба. Она поняла, что его добродетельность, – он рано начал трудиться, чтобы помогать матери, рано бросил школу, не подготовился к борьбе за жизнь, – оставила его безоружным перед лицом судьбы. Теперь пойдут дети, и годы промчатся так же быстро, как лошадь под мостом, и он оглянуться не успеет, как минет добрая половина жизни. А ведь это – Ларри, ему свойственно витать в облаках Когда они были детьми, она его очень любила, и сейчас ее пронзила жалость, заставившая ее смилостивиться над его женой, этим ребенком. Она чмокнула Ларри в щеку и обняла золовку, почувствовав, как та сжалась от испуга.
