Ольга Троицкая - Порочная королева
Раздались нетвердые шаги. Наконец-то появился Андрей:
— Клим действительно замечательный мужик. Разрешил нам пожить у него, сколько надо.
— Да уж лучше некуда! — прошипела девушка, радуясь, что может выпустить обжигающий гнев наружу. — Все твои друзья — просто замечательные сволочи!
— Перестань, — попросил Андрей. — Клим услышит — обидится.
— Да плевать! Когда меня оскорбляют, ты этого не слышишь. Где я только не была сегодня!
Ты что, по всем городским бомжовникам меня протащить собрался?!
Карина визжала с вульгарными интонациями Дяши, застукавшей супруга за выпивкой. Так же, наверное, вопила ураган-Галина, страдающая оттого, что заодно со стенкой не может умыкнуть совсем не ценное, но зачем-то еще нужное старое изношенное сердце. Так, без стеснения, себя не помня, кричат женщины, когда насилуют их тело или душу.
— Какая собака тебя укусила? Не визжи — соседей разбудишь. Ведешь себя хуже уличной девки.
— Подонок! — Карина задохнулась от обиды. — Не смей хамить мне! Слышишь? Видеть не могу твою рожу пьяную!
Андрей шагнул ближе. Несколько секунд внимательно изучал покрасневшее лицо девушки. Со стыдом Карина почувствовала, как в теле снова заплакало желание. Неожиданно Андрей усмехнулся и смял молчание:
— Ты бесишься так потому, что я не трахнул тебя.
Карина вздрогнула. Он намного сильнее ее.
Придурок старше, опытнее и главное — равнодушнее. Это позволяет ему безнаказанно причинять боль потерявшей голову девчонке. Гнев полыхнул, как молния, и прежде, чем поняла, что делает, Карина наотмашь ударила Андрея по лицу. Он дернулся. Больно вцепился девушке в плечи. Затормошил:
— Не понравилось!
И вдруг грубым, жадным поцелуем впился ей в губы. Карина, задохнувшись, замычала и попыталась высвободиться. Но Андрей положил руку девушке на затылок и не дал ей избежать ласки, переродившейся в наказание:
— А это? Понравилось? Или, может, хочешь, чтобы я тебя так в другое место поцеловал?
Он снова потряс ее за плечи.
— Хочешь? Давай! Прямо сейчас! Не бойся, я, хоть и выпил, но тебя не разочарую.
Карина поднесла руки к лицу, словно защищаясь, и заплакала. Она хотела этого… Мечтала…
Жаждала весь день! И вот ее желание исполнилось, но в вывернутом, извращенном виде. Словно какой-то насмешливый злой бес прочитал нечистые мысли девушки и решил поиздеваться над дурочкой. Суть источили нюансы. От Андрея несло перегаром. Его руки не дарили ласку — причиняли боль. Карину не радовало даже то, что глаза мужчины стали темными и опасными.
Она и вправду вешалась придурку на шею!
Увидев ее слезы, Андрей ослабил хватку и глухо произнес:
— Уже обиделась.
Карина, зло передернув плечами, сбросила руки мужчины и отошла к матрасу. Упала на примитивное ложе, давая волю отчаянию. Минуту Андрей в растерянности смотрел на скрючившуюся, как от боли, девушку. Наконец, словно через силу, подошел ближе:
— Так плачут, когда кто-нибудь умер.
Карина плотнее закрыла лицо, боясь снова прочитать в темных глазах снисходительное:
"Бесишься, потому что…"
Андрей опустился на колени и легко, нежно коснулся плеча девушки:
— Прости… Наговорил глупостей.
Карина, не отвечая, продолжала давиться рыданиями. Мужчина снова заключил ее в объятия и с силой прижал к себе:
— Ну все… все… Успокойся! Моя храбрая девочка… Лучшая в мире.
Провел дрожащей рукой по черным густым волосам.
— Ну не могу я ситуацией воспользоваться.
Подонком был бы… Я старше. Конченый человек.
На черта тебе нужен…
Карина потихоньку затихала под успокаивающим движением ласковой ладони. "Тебе придется сделать это или мы расстанемся", — мысленно девушка продолжала спорить с Андреем.
С противоположной стены на Карину смотрела она сама с красными мясистыми цветами вместо глаз.
Часы показывали полночь. Карина, обхватив коленку, сидела на кухне. Напротив ссутулился пощипывающий бородку Клим. Между ними стояли чашки с остывшим кофе, лежал все тот же подзасохший сыр.
— Я ищу их на вокзале, у храмов — тех, у кого душа пробивается. На суды хожу. Они и великие наши тоже в народе бессмертные лики ловили. У самого комеля. Мне иногда говорят: "Клим, ты пишешь неприлично. Голые старухи — как стриптиз на кладбище". Я с этим утверждением никогда не соглашусь. Менять ничего не стану.
Вот если мне скажут: "Волох, ты пишешь неталантливо", — тогда я заброшу кисти, обрежу свою шевелюру и тихонечко уйду в монастырь.
Вам, к примеру, мои картины понравились?
Карина опустила глаза и, слегка покраснев, пролепетала:
— Та… С цветами. Я бы хотела купить ее…
Потом.
— Вот! — победно вскинул гривистую голову Клим. — Глас народа. Я назвал ее "Домашние объятия". И знаете, ведь вместо глаз у женщины можно написать все что угодно, в зависимости от обстоятельств… Ее, семейных. Там могут быть и змеи, и угли, и, извините, шиши. Но вам-то, конечно, ближе цветы. Без сомнения. У вас ведь с Андреем любовь.
Сердце Карины метнулось, застигнутое врасплох. Любовь? Какая любовь? Да она его почти не знает! Просто этот мужчина будит ее чувственность, заставляет совершать сумасбродные поступки, подавляет. Она идет за ним как слепая, ясно осознавая, что поводырь тоже незрячий.
Уважает? Да. Но любить? Человека, который сперва оскорбил ее, а потом мирно заснул в соседней комнате? Нет. Карина его не любит. Однако девушка почему-то не решилась возразить Климу. А тот продолжал с доверительными интонациями природного ясновидца:
— Настоящую любовь не утаишь, как большое богатство. "Любовь не завидует. Любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла. Не радуется не правде". Первое послание апостола Павла к коринфянам. Слова прочнейшей мудрости. Все преступления мира от нелюбви. Не от ненависти, а вот от этой ледышки. Они жизнью правят на равных: любовь и ее сестрица. Я и Андрею сказал: "Вот ты убийцу ищешь. Значит, найди человека, у которого смертельно много этой нелюбви скопилось…"
Наконец, девушка отправилась в постель, то бишь на матрас. Карина еще успела подумать:
"Не забыть попросить отца купить у Клима мой портрет… с красными глазами", — и почти сразу же утихла в объятиях Морфея.
Через полчаса в зал вошел Клим. Включил бра. Несколько минут цепким абсолютно трезвым взглядом он гипнотизировал спящих. Наконец, глубоко вздохнул и потер ладони друг о друга, точно ему вдруг стало холодно. Губы Волоха изломала плотоядная улыбка. Хозяин схватил бумагу, карандаш и принялся быстрыми, точными движениями рисовать мужчину и девушку. Карина спала тихо и спокойно. Ее черные волосы разметались. Концы густых прядей гармонично влились в бархат ночи. Андрей беспокойно метался, как больной, и иногда нечленораздельно ругался.
Волох тихонько мычал, сопел, потел. Вдруг он насторожился, приостановил работу. Критически осмотрел натурщиков. Недовольно нахмурил лоб.
Быстро встал и воровато, на цыпочках, приблизился к гостям. Склонился над Кариной. Осторожно откинул угол одеяла, обнажая красивую загорелую ногу девушки. Потом ту же процедуру проделал у соседнего матраса. Довольный, вернулся к своему месту и снова самозабвенно, хищно продолжил работу…
Скала, отбросив остатки покладистости, резко взметнулась вверх. Ни за какой хрен не уцепишься. Ногу не поставишь без опаски. Вот тогда он и сорвался. Воздух со стоном лопнул, и, кажется, почти сразу где-то внизу раздался отвратительный звук удара о землю. Вжавшись в обжигающе холодное брюхо горы, Стрелок дважды мысленно сказал: "Это упал «живой» камень. Это…" Но лживые слова не хотели гнездиться в обостренном, кровоточащем сознании. Стрелок точно знал: сейчас о мертвечину обломков шмякнулось человеческое тело, и из него высвободилась жизнь и тепло. Он догадывался, чьи тонкие пальцы не выдержали перегрузки и разжались. Злость на собственные сведенные болью и усталостью мускулы, на бесчувственного лейтенанта, поведшего девятнадцатилетних парней гибельной тропой, на ребят, запертых в ущелье и ждущих от горстки товарищей невозможного, на того, кто совершил смертельный прыжок, помогли Стрелку подтянуться и одолеть еще один подъем. Но это было все… Автоматические станковые гранатометы, пулеметы тянули напрягающиеся тела в пропасть.
Хотя бы веревку! Одну на всех скалолазов чертовых! И тогда Попов как-то очень медленно стянул сапоги, снял десантный рюкзак. Он отдавал себя в ледяную власть высоты молча. Не приказывал.
Не просил. И так же, сцепив зубы, подчиненные последовали примеру командира.
Наверное, это им и помогло. Когда тьма начала всасываться в ущелья, пропасти, в трещины, они поднялись. Взобрались! Все, кроме Сашки Кривды.
Рванули к пещерам, на ходу открывая огонь.
Безъязыкий воздух завизжал, зарычал, загрохотал от переполнившего его раскаленного свинца.
