Дарья Калинина - Целый вагон невест
Францу было ясно одно: зря этих русских пускают дальше Бреста. Но девушки неожиданно взяли сторону русского и выпихнули Франца добывать информацию, снабдив, правда, фотографиями всех пропавших девушек, их именами и адресами. От Сергея избавиться было труднее, но в конце концов и он ушел после того, как ему выдали под честное слово дневник его драгоценной Елены. В байки о каком-то ее брате не поверила даже наивная Аня.
Человек работал на винном заводике уже второй месяц. Он уже понял: то, что из России видится золотой сказкой, на самом деле так далеко от мечты, как мусорный ящик от праздничного стола. Он давно уже бросил солнечную Испанию и исколесил почти всю Европу, не особенно заботясь о своих документах. Границы тут выглядели своеобразно. Никакой таможни, а тем более алчных таможенников. Часто одно государство от другого отделяет только столб с надписью, из которой понимаешь, что пересек границу. Сейчас мужчина работал во Франции, но ему это не нравилось. Бесспорно, уровень жизни во Франции выше, чем в России. Последнему нищему живется тут лучше, чем среднестатистическому россиянину, но, как говорится, аппетит приходит во время еды. Если сначала мужчина получал двести франков в неделю и был доволен, то теперь, получая сотню в день, считал, что судьба еще не до конца одарила его своими милостями. Ему мучительно хотелось большего. Он видел роскошные машины и красивые дома, которыми владели невзрачные людишки, обедавшие тем не менее в дорогих ресторанах и одевавшиеся в лучших магазинах. По мнению мужчины, он был куда более достоин этой красивой жизни, так как только он мог оценить ее прелести.
Что они знали о лишениях, эти выросшие на белых булочках и тортах со сливками французики? Они даже не понимали, как можно наслаждаться белым полотном салфетки, прозрачным хрусталем бокала, хорошей машиной и красивой женщиной. А для того чтобы стать обладателем всего этого, нужно было иметь неограниченный счет в банке. Это-то мужчина знал всегда. Но деньги просто так не давались. Их еще следовало найти. Однако в том, что они дожидаются его где-то в этой стране, мужчина не сомневался, как не сомневался и в том, что он до них в конце концов доберется.
И вот ему улыбнулась удача. Он встретил женщину, причем с капиталом. Однако и это полной удачей еще не было, потому что, к великому сожалению мужчины, женщина обладала твердыми принципами, мешавшими ради нового любовника насовсем бросить домашний очаг. Но в одну из их встреч мужчине все же улыбнулась та самая долгожданная удача. Он увидел свою старую знакомую, возле которой увивался какой-то сморчок. И тут ему повезло во второй раз.
– Видишь эту парочку? – спросила его подруга, незаметно кивнув на сморчка. – Это мой старый друг. Он все мечтает жениться на молоденькой, и, кажется, сейчас это реально. Девица кажется достаточно глупой, чтобы выдержать его больше пяти минут. Но после того, как вскроют завещание, она не пожалеет о потерянных годах. Мой друг очень богатый человек и к тому же не ладит со своими родственниками. Насколько я знаю, в прошлом году он грозился оставить все свои деньги какому-то благотворительному фонду.
Мужчина плотоядно улыбнулся. Теперь все решить могли быстрота действий, а главное, его наглость. Быстро распрощавшись с обиженной любовницей, он остался подкарауливать свою старую знакомую и ее престарелого дружка. Мужчине было необходимо выяснить все, что их касалось. Где живут, кто соседи, насколько богат старик, много ли родственников, женится ли он в самом деле? Вопросов была тьма, и все они требовали ответа. Как подступиться к этому делу, мужчина еще не знал, но в одном был точно уверен: его работа на винном заводе подошла к концу.
В доме Ганса творилось нечто невообразимое. Когда-то давно, в самом расцвете их супружеской любви, Моника и Вернер просили своих детей похоронить их в одной могиле и в одно и то же время. При этом супруги оповестили о своем желании всех своих родных, многие из которых на старости лет попросту выжили из ума и приняли слова супругов всерьез. И вот теперь все эти родственники собрались в ожидании похорон супругов и никак не желали довольствоваться похоронами одной лишь Моники. Родственники Вернера твердили, что иначе всю жизнь будут считать, что их незаслуженно оскорбили. Гансу казалось, что за эти недели он постарел лет на десять.
Вся эта орава заполонила его дом, грызлась по утрам из-за очереди в туалет и душ и дружно ненавидела мерзкую русскую нахалку, которая единолично владеет четырехэтажным особняком, прекрасно приспособленным для таких семейных сборищ. Но несмотря на бытовые неудобства, уезжать никто не собирался, и Ганс начинал тихо ненавидеть своего друга Вернера, который лишил их возможности похоронить себя по-человечески.
Однажды обнаружив, что в его постели устроилась с инсультом какая-то престарелая старушка, воображавшая себя младшей внучкой Моники, собака некоего троюродного брата Моники выкопала все розовые кусты и в душевой постоянно распевает внучатый племянник Вернера, бедный Ганс понял, что дальше такое терпеть он не в силах и пора самому заняться поисками тела Вернера. Однако едва его осенила эта здравая мысль, как в дверь позвонили. В этот момент Гансу как раз удалось занять туалетную комнату, куда он прорывался целых три часа, поэтому он продолжал спокойно сидеть на унитазе и подскочил лишь тогда, когда дом огласил пронзительный голос тети Ильзе.
– Тома уводят! Полиция уводит Тома! – вопила она.
Ганс умилился. Такая забота о нем со стороны полиции показалась ему верхом человеколюбия. Ему тут же представилась чудесная картина: полиция одного за другим забирает всех его гостей, и в итоге он остается в собственном доме один-одинешенек, чего раньше боялся и о чем сейчас страстно мечтал. Ганс пулей выскочил из своего укрытия в надежде, что ему удастся пристроить еще парочку гостей. Но этим надеждам не суждено было сбыться, по крайней мере в этот раз.
Поэтому Ганс быстро вернулся обратно в туалет, вернее, попытался это сделать, но безрезультатно – туалет оказался занят. И тут к нему бросилась заплаканная Ева, размахивая какой-то бумажкой. Сначала Ганс подумал, что это прошение об освобождении Тома, и заранее решил отказать в своей подписи. Но потом до него дошло, о чем ему толкует Ева.
– Требуют, чтобы ты отказалась от своей доли наследства? – удивился он. – С какой это стати Кати с ее дружком такое требовать? Моника все завещала вам поровну. Вы же сестры.
– Это не Кати, – всхлипнула Ева. – Это кто-то другой. И речь вовсе не о маминых деньгах. В письме требуют, чтобы мы не возбуждали в суде папиного дела и оставили всякую надежду на то, чтобы получить хоть марку из его состояния. А любого, кто посмеет претендовать на эти деньги, ждет смерть. В слове «смерть» две ошибки. А все письмо написано печатными буквами, словно его сочинял ребенок.
– Тогда это происки той русской девки, что заняла дом Вернера, – решил Ганс. – Или ее подружки.
– На письме штемпель Хайденгейма, – согласилась Ева.
– Не волнуйся, – успокоил ее Ганс. – Они просто пугают тебя.
– А я подумала, вдруг это тот человек, который убил маму и стрелял в Кати? И он на самом деле не имеет ничего против нас, а просто убирает с пути конкурентов за папино наследство, – предположила Ева. – И это письмо отправлено им.
– Не хотелось бы тебя огорчать, – немного помявшись, сказал Ганс. – Но судя по всему, в Кати стрелял именно твой муж. Я, конечно, понимаю твои чувства, но у полиции есть свидетели, которые видели его.
– Видели, как он стрелял в Кати? – удивилась Ева. – В таком случае заявляю, что они врут. Том весь спектакль сидел с нами, только в третьем действии отлучился в фойе, но я не могу его упрекать, спектакль и в самом деле был очень скучный.
– А третье действие длилось больше часа, – подхватил Ганс. – Так вот, моя дорогая, полиция считает, что за это время Том вполне мог смотаться в Хайденгейм, встретить твою сестру и выстрелить в нее.
– Но зачем? – поразилась Ева. – Неужели из-за денег? Но мама оставила нам так много, что даже половина – это целое богатство.
– Денег много никогда не бывает, – цинично заметил Ганс. – И к тому же маленький маскарад, который затеял Том, не позволял этой Анне – невесте Вернера – претендовать на его деньги. Думаю, что тело из морга выкрал тоже Том.
Последнее обстоятельство заставило Ганса здорово разволноваться. Он почувствовал, что готов собственными руками пытать Тома, чтобы узнать, где он спрятал тело Вернера.
– Чтобы Том переодевался в папину одежду, клеил себе седые брови и надевал голубой парик, такого быть не может! – возмутилась Ева. – Я немедленно иду в полицию и покажу там это письмо. Может, оно заставит их поверить в то, что Том не виноват.
Спустя два часа, несколько успокоившись, потому что сделала все, что в ее силах, чтобы вытащить мужа из тюрьмы, Ева возвращалась домой из полиции. И только женщина шагнула к двери, как она с треском распахнулась ей навстречу. Будь Ева менее расторопной, ходить бы ей с расквашенным носом. А так она только помяла поздние астры на клумбе. Ураган, распахнувший дверь, был ее сестрой Кати, которой не терпелось побеседовать с Евой. Поэтому, не дожидаясь, пока она войдет в дом, Кати ринулась встречать ее на крыльцо.
