Дей Кин - Моя плоть сладка
Хайс нежно гладил плечи рыдающей женщины, прильнувшей к нему, и смотрел поверх ее головы на Коннорса. Его лицо выражало покой. У него вызрел какой-то план.
— Согласны ли вы дать нам сорок восемь часов свободы? — спросил он у Эда.
Коннорс покачал головой.
— Вы сошли с ума? Хайс, вы не сможете вытащить ее из этой истории!
— Я хочу попробовать. В Сан-Луисе есть международный аэропорт. За двое суток мы будем уже далеко.
— Возможно, но в Мексике по-прежнему меня ждет тюрьма…
— Вам не нужна Селеста. У вас есть могила Дона и Элеана, чтобы подтвердить всю историю.
Элеана не хотела смотреть на мать.
— Когда меня спросят, я скажу всю правду.
Селеста подняла голову.
— Ну, разумеется, Элеана! Ничего другого я и не прошу у тебя. — Она протянула руку, чтобы дотронуться до дочери, но затем передумала. — Ты очень любишь мистера Коннорса?
— Да, очень, — ответила Элеана, не глядя на нее.
— Я очень рада.
— Ну, так что ж? — спросил Коннорса Хайс.
Коннорс решил попытаться разубедить Хайса и отговорить его от этого плана.
— Это бессмысленно, Хайс, вас найдут. У вас никогда не будет больше недели или, в крайнем случае, месяца покоя!
— Это уже много. Я люблю Селесту вот уже двадцать четыре года. Может, мне удастся подыскать для нее безопасное место. А если мы останемся здесь, она угодит на электрический стул или ее приговорят к пожизненному заключению.
— Она убила трех человек.
— По ошибке только одного.
— А как отнесется к этому Блу-Монд?
— Тем хуже для Блу-Монда, — ответил Хайс. — Я властвовал в Блу-Монде почти столько же времени, сколько люблю Селесту. Теперь пусть кто-нибудь другой играет здесь роль Господа Бога. И почему бы эту роль не сыграть вам, если вы дадите мне эти сорок восемь часов?
Коннорс вопросительно посмотрел на Элеану.
— Решать должен ты, Эд, — ответила она на его немой вопрос.
— Но Селеста — твоя мать.
— Она пыталась убить тебя. Я ее ненавижу.
— Нет, Джон, оставим это, — вмешалась Селеста. — Мне совершенно безразлично, что со мной произойдет.
— Но мне не безразлично, — возразил Джон Хайс. — У меня теперь есть на что тратить деньги, которые я честно заработал и держал здесь, в доме. Мы вылетим из Сан-Луиса на Майами, из Майами сможем добраться до Боготы или, может, сразу до Кито. От Кито…
— Так-так! — оборвал его Коннорс и повернулся к нему спиной. — Вам незачем рассказывать мне все это, я не хочу ничего слышать!
— Значит, вы даете нам сорок восемь часов?
— Да, я даю вам сорок восемь часов. Но вы не сможете вытащить ее из этой истории.
— Я пойду на риск. И я не забуду этого, Коннорс!
Потом за спиной Эда разгорелся жаркий спор. Хайс настаивал, а Селеста отказывалась. Затем Селеста громко проговорила:
— Хорошо, Джон, я согласна, но только потому, что ты хочешь этого. Пойду соберу немного вещей. Один чемодан.
Селеста поднялась по лестнице и вскоре вернулась со своим багажом. Хайс помог ей надеть плащ и открыл дверь. Селеста устремилась в темноту, потом остановилась, повернулась и проговорила:
— Благодарю вас, мистер Коннорс! Прощай, Элеана!
— Прощай, мама! — прижавшись лицом к груди Коннорса, откликнулась Элеана.
Дверь закрылась, и они остались вдвоем.
Коннорс подождал, пока шум отъехавшей машины Хайса затих вдали, сел в кресло и посадил Элеану к себе на колени. Она вытерла свои слезы его галстуком.
— Ты веришь, что дяде Джону удастся вытащить ее из этой истории?
Коннорс еще сильнее прижал ее к себе и поудобнее устроил на своих коленях.
— Этого я не знаю. Во всяком случае, с деньгами Хайса у них есть кое-какие шансы. Гораздо больше шансов, чем у нас с тобой.
Элеана потерлась носом о щеку Коннорса.
— Ты посмотри, что с нами произошло!
Коннорс прикурил сигарету и предложил первую затяжку Элеане.
— Да, ты тоже посмотри, что с нами случилось!
Прежде чем вернуть сигарету, Элеана сильно затянулась.
— Одна сигарета — один человек! — сказала она и протянула ему губы для поцелуя.
Коннорс бросил взгляд на входную дверь.
— А Лаутенбах? Он все еще не вернулся?
Элеана сморщила нос.
— А, ты о нем!
«Довольно забавно быть Господом Богом!» — подумал Коннорс.
Потом наступило молчание, нарушаемое только дождем, барабанившим по крыше. Они были одни на всем свете, во всей Вселенной…
