Марина Серова - Девочки с большой дороги
Вскоре я увидела спешащего навстречу Зубченко. Анатолий Степанович выглядел побледневшим и затравленным. Похоже, он вновь попытался перед кем-то оправдаться и получил по заслугам.
— Что стряслось? — спросила я, как только он сел рядом.
— Просто кошмар какой-то. Этой продавщице, едва я вошел, кто-то позвонил. Я подождал, пока она закончит разговор, подошел, представился. Я даже не говорил, что я сын разработчика бомбы! Не знаю, откуда эта женщина узнала… Вы не представляете, Женя, как она на меня накинулась! Я таких оскорблений никогда в жизни не слышал…
— То ли еще будет, — усмехнулась я. — Это село, а новости тут разносятся быстрее, чем мы с вами думаем. Уверена, та особа уже обзвонила половину знакомых.
— И что же теперь делать?
— Продолжим искать родителей наших задержанных. Не зря же мы сюда притащились.
— Тогда спрашивайте лучше вы. Я уже больше не смогу это выслушивать.
— Хорошо, попробую, — согласилась я, тут же начав высматривать себе жертву. Я решила не отдаляться от магазина из тех соображений, что к нему чаще всего стекается народ.
Мне повезло — вскоре на горизонте показался очередной сельчанин. Я вышла из машины и стала дожидаться, когда он подойдет ближе. Но увидевший меня мужчина еще издали повел себя как-то настороженно: слишком уж пристально всматривался в мою машину, затем, прищурившись, поискал глазами моего спутника. Наверняка и этот человек был в курсе того, кто мы такие. Поняв, что лучше не наживать себе лишних проблем, я собралась уже повернуть обратно, но почему-то так и осталась стоять на месте, решив не показывать, что напугана. Мужчина приблизился почти вплотную. Я мило улыбнулась ему и спросила:
— Скажите, пожалуйста, как мне найти дома Вячиных и Дементьевых?
— Вы, что ли, родственники разработчика? — поинтересовался тот в ответ.
— Откуда вы узнали? — сам сорвался с губ вопрос.
— Об этом уже все знают, — усмехнулся мой собеседник. — Вы ж к Майорихе первой заглянули, а она у нас прославленная сплетница. Успела уже всех обзвонить. А телефоны в каждом дворе почти есть.
Я не смогла справиться с эмоциями:
— Скажите, почему такая реакция на наше появление? Мы ведь не принимали непосредственного участия в тех событиях. Я, к примеру, на тот момент еще не успела родиться, а мой спутник был ребенком…
Мужчина скептически усмехнулся в ответ:
— Он-то небось за свое изобретение тогда кучу денег получил… Вон она какая у вас машина! А мы… Сами больные, наши дети больные… И ведь сколько народу поумирало! Как думаете, плохо это или хорошо?..
— Так вы можете подсказать, как найти дома Вячиных и Дементьевых? — повторила я свой вопрос.
— Нет. Я не скажу, и никто другой не скажет. Не знаем уж, что вы там от них хотите, но лучше вам их не трогать.
— Вы ведь даже не знаете, чего мы хотим…
— А нам и знать не нужно. От таких, как вы, только и жди подвоха!
— Идиотизм какой-то, — всплеснула руками я. — Вы что тут все, с ума посходили? Поймите, Альберт Вячин и Олег Дементьев попали в беду. Нам нужно поговорить с их родителями, вот и все… Ну, скажите, что в этом плохого?
Мужчина на мгновение задумался, но потом вновь пробурчал:
— Можете сказать любому, им передадут.
— Мы бы хотели лично встретиться и поговорить.
— Я так и понял, что это уловка, — прищурился мужчина и, сплюнув в сторону, добавил: — Убирайтесь прочь, пока не засветились слишком сильно.
— На что вы намекаете?
Мужчина неопределенно махнул рукой и, больше ничего не сказав, скрылся за дверью магазина. Я повернулась к своей машине. Анатолий Степанович, чья физиономия просматривалась сквозь прозрачные стекла автомобиля, смотрел на меня вопросительно. В ответ я только развела руками. Но тут меня кто-то окликнул:
— Если вы по поводу того испытания, то я вам много чего могу о нем рассказать, — обратился ко мне стоящий за забором ближайшего дома странный старичок.
Нет, во внешности его не было ничего такого уж чудного, просто я, находясь в этой деревеньке вот уже полчаса, начала воспринимать ее жителей как каких-то мутантов, а не людей. Меня насторожил уже сам факт, что дедок сам вызывался нам что-то рассказывать, тогда как другие тщетно избегали бесед по существу и лишь поливали нас грязью. А может, он среди них всех единственный нормальный человек? Вдруг он действительно поведает нам что-то важное. Я не торопилась отказываться от беседы. Оглянувшись на Зубченко, я жестом попросила его подойти поближе.
Когда мы вместе с Анатолием Степановичем оказались возле забора, я осторожно спросила:
— Вы правда что-то можете рассказать?
— Ну да. Я ведь в тех испытаниях сам непосредственно участвовал. Я бывший командир взвода Тоцкого полигона.
— Но почему?.. Никто из жителей деревни не высказал особого желания отвечать на наши вопросы, и только вы…
— А-а-а, — старик небрежно махнул рукой, — они таких, как вы и я, не любят.
— Но вас-то почему? — не понял Анатолий Степанович.
— Потому что я повел целую бригаду на смерть… Бригаду, из которой выжили немногие. Мою семью здесь ненавидят. Да я их и не виню, жалею лишь, что сам оказался пешкой в чужой игре.
— Почему же вы тогда не уехали куда-нибудь в другое место? — не понимала этого я.
— А куда? Мы ведь здесь все больные, насквозь прогнившие. Нигде на работу не устроишься, прописку не получишь… Только здесь. Инвалидностей нам не оформляют, льгот нет. Эхе-хе… — Старик устало покачал головой. — Я сам во всем виноват, теперь за это и расплачиваюсь.
— Невероятно! Я и подумать не мог, что подобное возможно в наше время, — изумлялся Анатолий Степанович. — Все так дико, так не по-человечески… Так неправильно.
Дедок ехидно усмехнулся и пригласил нас пройти во двор. Мы послушно проследовали за ним и разместились в саду на старой, потрескавшейся скамейке. Вскоре из дома вышла бабка и тоже присоединилась к нам. Не дожидаясь наших вопросов, дед сам повел свой рассказ, а мы молча слушали и ужасались.
— Сейчас об этом часто в газетах пишут. Говорят, будто в тех учениях было задействовано до сорока пяти тысяч военнослужащих… — Появившаяся на лице деда усмешка говорила сама за себя. — Но на самом деле эта цифра значительно выше. Тем утром нас направили на участок, который должен был подвергнуться действию поражающих факторов. Нам не выдали никаких средств защиты от радиации, да и вообще скрывали истинную цель наших действий… Мы думали, что это обычные армейские учения… То есть так считали те мальчишки, что числились в моей бригаде. Они даже ничего не заподозрили, когда всех заставили подписать бумагу о неразглашении в течение двадцати пяти лет информации о событиях. С самого начала все выглядело подозрительно. Возводились какие-то сооружения, рылись окопы, как для настоящих военных действий, сгонялась техника…
— Да, я слышал об этом от отца, — осторожно произнес Зубченко и сильно смутился. — Он говорил, что некоторым военным даже выдали новую форму, и все смотрелись, как на параде.
— Да уж, на параде…
— Лучше бы таких парадов вообще никогда не было, — завздыхала щупленькая супруга дедка. — Я никогда не смогу забыть того дня. Я ведь жила прямо рядом с тем местом, где произошел взрыв. Сейчас от нашего дома уже ничего не осталось… — Женщина тяжело вздохнула и мертвым, лишенным эмоций голосом продолжила: — За день до взрыва нам объявили, что будут проводиться какие-то испытания. Предупредили, что все женщины и дети в определенное время должны пойти на берег реки. Увидев вспышку, нужно лечь лицом вниз, закрыть глаза…
Я помню, как моя мама возмущалась и плакала. Я была самой старшей и уже понимала объяснения взрослых, как следует себя вести, а вот младшие дети… Соседки тоже возмущались, понимая, что малышей не заставишь выполнить такой приказ. Утром отец и еще несколько мужчин заявили, что лучше пойдут под трибунал, чем выйдут на позиции до тех пор, как их семьи не вывезут из опасной зоны. Нас вывезли в Сочинск…
— Это сорок километров от эпицентра, — пояснил на всякий случай ее супруг.
— Сама вспышка выглядела красиво, — продолжила делиться воспоминаниями старушка. — Небо озарило бело-розовое сияние. За ним не было видно даже солнца. А потом пришла ударная волна, и стекла во всех домах повылетали. Меня тогда поранило осколком, так как я прикрывала младшего брата своим телом. Все вокруг засуетились, дети заплакали, женщины завопили. Мы даже представить себе не могли, что же происходит там, где остался наш дом, если тут такое… А потом мы узнали, что все село сгорело дотла. — Женщина смахнула выкатившуюся из глаз слезу и громко высморкалась в носовой платочек.
Старики замолчали, мысленно вернувшись в то тяжелое для них время. Я глядела на них и с трудом верила, что они все это пережили.
