Антон Леонтьев - Корона последней принцессы
Рано утром тридцать первого декабря, когда стрелки часов приближались к половине четвертого, Якова кто-то грубо разбудил. Молодой человек, спавший в своей каморке, подскочил и увидел перед собой одного из старших товарищей.
– Живо к комиссару! – скомандовал тот, стаскивая с парня одеяло.
Пять минут спустя Яков вошел в жарко натопленную комнату, которую застилал сизый сигаретный дым. Они находились в доме священника, не так давно расстрелянного по постановлению новой власти за контрреволюционную деятельность. Комиссар, с козлиной бородкой и в изящном золотом пенсне (его он экспроприировал у одного банкира, которого потом кокнул), сидел за столом в расстегнутом кителе, выставив напоказ тощую волосатую грудь. В руках он вертел телеграмму. Были здесь прочие товарищи, которые, как это водилось, нещадно смолили и пили самогонку.
– Ага, товарищ Яков! – вскричал комиссар. – Что ж опаздываешь-то? Ну, давай штрафную!
Один из соратников поставил перед молодым человеком граненый стакан, наполненный до краев мутноватой жидкостью. Якову не оставалось ничего иного, как в один присест осушить стакан, влив себе в горло обжигающую жидкость. В качестве закуски ему подали соленый огурец.
– Наш человек, истинный коммунист! – заявил заместитель комиссара, тип с роскошными черными усами. – Я же говорю, что на Яшку можно положиться в этом деле!
Единственная женщина, товарищ Марта, которая, как знал Яков, была пламенной поклонницей товарища Хомучека, люто ненавидела буржуев и отдавалась всем своим соратникам-мужчинам, за исключением Якова, запальчиво воскликнула:
– Он же милуется с королевской дочуркой! Я сама видела, как он цветочки ей собирал! И с ней на фортепиано бренчал!
Яков залился стыдливым румянцем, а его сердце ушло в пятки – расстреливали, как он прекрасно знал, и не за такие вещи. Неужели сейчас товарищи сообщат, что и его отправят в расход?
– Товарищ Марта, не кипятись! – заметил вальяжно самый старый из соратников, с испитым морщинистым лицом, большой бородавкой на носу и редкой рыжей бороденкой. – Ведь парнишке же надо куда-то девать свою энергию! Ты его своим женским вниманием обходишь, вот он и получает удовольствие от принцессы.
Комиссар, а за ним и все прочие, загоготали. Яков еще больше смутился. Нет, похоже, расстреливать его не собираются. Иначе бы просто, без всяких разговоров, вывели его во двор да там и порешили.
Товарищ Марта обиженно фыркнула, а еще кто-то ехидно поинтересовался:
– Ну, Яшка, поведай нам, как Василисочка с женской стороны. Горячая штучка? А то говорят, что всякие там принцесски холодные, как рыбы. Аль брешут?
И снова гомерический хохот сотряс комнату. Яков, переминаясь с ноги на ногу, не знал, что и сказать. Перед ним поставили еще один стакан с самогоном, пришлось осушить и его. В голове сразу зашумело, а ноги налились свинцом.
– Садись, чего стоишь, товарищ Яков, – прогудел кто-то. – Только не к товарищу Марте на коленки!
Комиссар, только что смеявшийся, вдруг резко замолчал, снял пенсне, долго тер его грязным клетчатым носовым платком, затем водрузил стекляшки на свой орлиный нос, тряхнул седеющей шевелюрой и заявил:
– Так вот, Яков, вызвали мы тебя сюда не для того, чтобы самогонку хлестать, а по крайне важному и конфиденциальному делу! Ты знаешь, что это такое – «конфиденциальный»? Значит – болтать нельзя о том, что произойдет, ни сейчас, ни позже! Потому что в противном случае…
Он провел ладонью по шее. Уже больше никто не смеялся. Комиссар махнул телеграммой и продолжил:
– Вот, около часа назад поступило из Экареста. Подписано лично товарищем Хомучеком. Прочитать?
Не дожидаясь ответа, он зачитал коротенькое послание от вождя герцословацкой революции: «Экстренным постановлением ЦК единогласно принято решение ликвидировать Г. Любомировича вместе с домочадцами и челядью. Тиран и его приспешники должны понести суровое и справедливое наказание за свои многочисленные преступления. Приговор привести в исполнение до конца года».
Яков, который плохо соображал, о чем идет речь, по причине двух стаканов самогонки, принятых на голодный желудок, вопросительно посмотрел на комиссара. Тот хлопнул рукой по столу и пояснил:
– В Экаресте решено отправить в расход Георгия и его семейство. Что нам и надлежит сделать в течение сегодняшнего дня.
Наконец-то до молодого бойца дошел ужасный смысл правительственной телеграммы. Яков судорожно сглотнул и робко промолвил:
– Неужели всех надо…
Комиссар вздохнул и кивнул:
– Всех, Яша, всех. Потому что по-другому нельзя! Если только короля да королеву кокнуть, а детишек оставить, то ведь те все еще претендентами на престол будут, так что даже меньшого мальчишку, который у них дебил, тоже надо… того. Потому как монархисты хотят освободить венценосное семейство, а старшие принцы желают возглавить белое движение. А это уже контрреволюция! За такое одно наказание – расстрел! Или ты против?
Вопрос был задан неожиданно. Яков моргнул и все всматривался в выпуклые желтые глаза комиссара.
– Да говорю же вам, товарищи, мальчишка тоже контрик! – раздался несколько истеричный голос товарища Марты. – Видите, ему короля жалко. А еще жальче принцесску! А я тоже хотела бы вырасти во дворце, в шелка да бархат одеваться, с золота и серебра есть...
– Товарищ Марта, приткнись! – бросил кто-то, и революционерка в самом деле замолчала.
– Так что, Яков, ты с нами или против нас? – продолжал допрос комиссар, сверля молодого человека глазами. – А то ходит поганенький слушок, что ты тоже хочешь с Любомировичами в буржуазное изгнание драпануть. Что ты втюрился в Василису. Что бывший король тебя своим зятьком уже называет… Ну, говори сейчас же, ты еще предан делу революции?
Яков знал – всего лишь секунда промедления, неверный тон или фальшивое слово, и его точно расстреляют. Но как же так? Отчего короля и его семейство решено… решено убить? Ведь это значит, что и Василиса…
– Революция для меня все! – заявил Яков. – И если товарищем Хомучеком принято такое решение, то оно должно быть исполнено!
Комиссар ухмыльнулся, а прочие товарищи загудели:
– Молодчина, Яшка! Сразу видно, наш парень!
– Парень-то он ваш, но по принцесске все еще вздыхает, – заметила ехидно товарищ Марта. – Вы, мужичье, только одним местом и умеете думать…
Комиссар, который и сам вкушал «прелестей» товарища Марты, нахмурился и пролаял:
– Товарищ Марта, не забывайся! Потому что незаменимых, как говорит товарищ Хомучек, нет. И это касается также и тебя. Яков, может, немного и впал в правый уклон, но дело-то поправимое... Потому что мы не только умеем карать, но и прощать! Якову революция даст еще один шанс, и он всем нам докажет, что является истинным коммунистом и предан заветам товарища Хомучека. Так ведь, Яков?
Тому не оставалось ничего другого, как кивнуть. Молодой человек все еще судорожно соображал, переваривая ужасную весть: короля и его семью пустят в расход, значит, и его Василиса тоже умрет... И жить оставалось ей от силы несколько часов…
– От нас требуется исполнить постановление ЦК! – провозгласил комиссар. – Но так как дело это исключительной важности, я не буду никого насильно заставлять. Итак, кто желает стать членом расстрельной команды?
Практически тотчас раздался голосок товарища Марты:
– Я! У меня руки так и чешутся пустить пулю в башку короля и королевы!
– Товарищ Марта, оставь, такие дела сугубо мужские, – произнес соратник с бородавкой и рыжей бородкой. Но девушка была непреклонна:
– У нас же равноправие полов! Почему же мне нельзя кокнуть Любомировичей?
– Хорошо, примешь участие в ликвидации, раз в одном месте дюже чешется, – холодно обронил комиссар. – Кто еще?
Вызвались три человека. А сам комиссар, похоже, не рвался принимать участие в акции. Зато он ткнул пальцем в сторону Якова и спросил:
– А с тобой как же? Чего молчишь? Или права товарищ Марта, и ты – контрик?
Яков так не успел придумать, что же ему сейчас сказать. Да комиссар и не ждал его ответа, а важно произнес:
– Чтобы доказать нам всем свою приверженность идеалам революции и рассеять сомнения в твоей идеологической направленности, ты, товарищ Яков, тоже назначаешься членом расстрельной команды. Или у тебя имеется особое мнение?
Яков молчал. Больше всего ему хотелось провалиться сквозь землю, оказаться на другом конце земли. Он не понимал, зачем короля и в особенности его семью расстреливать. Ведь революция выступает за справедливость! Но разве справедливо уничтожать вместе с королем Георгием прочих Любомировичей?
– Кишка у него тонка! – гаркнула товарищ Марта. – Смотрите, сейчас маменькин сыночек разрыдается! Кстати, папаша-то у него попик... Что и говорить, контрик он, сущий контрик! Его самого надо в расход пустить!
Яков сквозь зубы процедил:
– Товарищ Марта, ты бы лучше на себя посмотрела. Кем ты была до революции? В Ист-Энде ошивалась, телом своим торговала, буржуйские деньги брала за то, что тебя…
