Ольга Тарасевич - Оберег Святого Лазаря
Что именно творится за кулисами – наверное, в полной мере знают разве что высшие силы. Мне лично кажется, что там происходит что-то страшное…
Задание, казавшееся невыполнимым в принципе, Гинтаре прошла легко и непринужденно. Она безошибочно определила все пары отцов и детей. Не допустила ни одной неточности! «У них прочная связь по сердечной чакре, – заявила она, мило улыбаясь. – Я просто увидела соединяющие их нити, и поэтому мне понадобилось совсем немного времени». Я тоже расплылась в ответной восхищенной улыбке. Все-таки невольно испытываешь радость за человека, блестяще прошедшего через такое сложное испытание.
Но, возможно, ни радоваться, ни улыбаться ни у кого, кроме Гинтаре, оснований не было…
Следующим на запись привели участника из Беларуси Алеся Мацкевича.
Через пару минут его загримированное лицо уже отражало растерянность. «Мне стерли всю информацию. Вокруг каждого человека создан непроницаемый энергетический кокон. Все отцы и дети словно находятся в панцире, скрывающем связи между ними. Кто проходил испытание передо мной?! – сокрушался мужчина. Весь вид его свидетельствовал об искреннем горе – но вместе с тем (я снова невольно отметила этот момент) это была печаль без малейшей агрессии в отношении обидчика. – Я уверен, что ни я, ни те люди, которых будут записывать после меня, не смогут справиться с этим заданием. Конечно, так поступать нечестно. Этот человек играет с огнем! Он очень сильный. Бог дал ему большие способности не просто так. А как он их использует? За такие шутки спрос очень строгий…»
После Алеся на запись привели Ирину Козлову.
Конечно же, дамочка прошла испытание блестяще – но с учетом того, что ей предоставляли намного больше информации, чем остальным экстрасенсам, это было совершенно неудивительно.
Потом записывали Евсению – все мимо, цыганка умудрилась перепутать все без исключения пары отцов и детей. Она пришла на испытание с новой колодой карт. Но мне показалось: лучше бы она вообще ничем не пользовалась. Возможно, если бы Евсения прислушивалась только к своим ощущениям, ей бы удалось показать лучший результат. Однако новые карты только отвлекали и раздражали ее. И меня, признаться, тоже – в них не было ни намека на силу предыдущей колоды. Я просто смотрела на яркие прямоугольнички, ожидая чудесного неконтролируемого полета, – но ничего не происходило, картинки колоды не манили меня войти внутрь изображения, стать его частью…
Талантливейший афганский мальчик Сайяф Раббани тактично не стал говорить о постороннем вмешательстве – хотя по его нахмуренному лицу было понятно: он согласен с Алесем, тоже чувствует то, что Мацкевич назвал «закрытием информации». Но, наверное, Раббани сумел сдержаться и не высказать обвинений. Возможно, он вспомнил о договоре, где отдельным пунктом оговаривалось табу на провоцирование конфликтов, и решил оставить свои претензии при себе. Задание Раббани прошел посредственно, правильно определил родственные связи только между половиной участников. С учетом того, как блестяще он показал свои способности на кладбище, мне вообще иногда казалось: экстрасенса будто подменили.
Такая же ситуация возникла и с Сашей Ремизовой, и с Алисой Катаевой – девочки смогли правильно определить только часть отцов-детей.
После всего произошедшего как было не поверить, что Гинтаре каким-то странным образом умудрилась помешать другим участникам проекта?
Ее выполнение задания выглядело действительно безупречным и очень эффектным. Остальных экстрасенсов с Гинтаре и сравнивать не стоит; и так ясно, кто обладает явным преимуществом. Получается, такая ситуация выгодна только ясновидящей из Литвы. Получается, она не настолько белая и пушистая, как хочет показаться.
Можно ли в этом случае доверять ее словам насчет причастности Кононова к убийству Мариам?..
Можно ли доверять вообще хоть кому-то из этих экстрасенсов?
С одной стороны, я часто вижу – они обладают действительно уникальными способностями.
Но в том, что касается совершенного на съемках преступления, все они противоречат друг другу.
Подобных обвинений и противоречий накапливается слишком много.
И мне страшно, что этот ком спровоцирует неконтролируемый сход настоящей лавины…
– Наталия, сейчас наш Том Круз будет записываться!
Я невольно вздрагиваю, и визажист, проводившая в этот момент мне по лицу кисточкой с пудрой, тоже вздрагивает от неожиданности. На моем алом платье появляется светлая прерывистая дорожка. Хочу смахнуть ее салфеткой, но девушка шипит:
– Тише, тише. Спокойно Маша, я Дубровский. Не надо лишних движений! Сейчас пудру в трикотаж вобьешь, платье испортишь – а меня Ванин с Быстровым порвут, как тузик грелку.
Через секунду она уже включает фен и ловко сдувает пудру потоком прохладного воздуха.
Работает – и, как всегда, фонтанирует рассуждениями на тему мужчин и женщин.
– Конечно, заиметь такого кавалера, как Муратов, было бы хорошо. И в кино ходить не надо – свой собственный Голливуд постоянно под носом. Но все-таки он слишком красивый. На такого постоянно будут посматривать другие девочки. Много возможностей, много соблазнов… Да и вообще, не хотела бы я, наверное, заводить отношений с экстрасенсом. Флирт с другим – самый классный способ своего мужика рядом держать. Он тогда ревнует, старается себя с лучшей стороны показать. Но если поймет, что это все не по-настоящему, то какая тут ревность?
Покорно соглашаюсь, с тревогой посматривая на Леню:
– Никакой ревности.
Мой муж устал.
В студии очень жарко и душно, на лбу Лени выступила испарина.
Но ничего: запись Муратова – это последние съемки перед большим обеденным перерывом. Вот они пройдут, и мы отправимся перекусить в кафе, съедим пиццу и выпьем нормального, не растворимого кофе.
Я стараюсь мысленно себя успокоить.
Думаю о чем угодно, кроме того, что через минуту в студии появится мой любовник и в паре метров от нас находится ни о чем не догадывающийся муж.
Возможно, аутотренинг приносит свои плоды.
Когда рядом оказывается Денис, ослепительно красивый, прекрасно причесанный, с сияющим взглядом – я не чувствую ни волнения, ни раскаяния. Этот симпатичный мальчик с голливудской внешностью кажется мне абсолютно посторонним человеком. Даже не верится, что мне хотелось прикоснуться к этим темно-русым волосам, что я не могла не целовать его губы.
– Здравствуйте, Денис! Сегодня вам предстоит пройти через довольно сложное, на мой взгляд, испытание…
Излагаю Денису суть задания, а сама думаю только об одном – как бы дотерпеть до окончания съемок.
Тошнота.
Она нахлынула внезапно, быстро заполнила все мое горло вязкой слюной.
Боюсь, что меня банально стошнит, что голос утратит четкость…
– Я могу воспользоваться маятником? – интересуется Денис, глядя мне в глаза абсолютно равнодушным взглядом.
Что ж, по крайней мере, на съемках у нас обоих получается вести себя прилично.
Я киваю:
– Конечно, вы можете пользоваться любыми приспособлениями. Нельзя только задавать вопросы присутствующим в студии отцам и детям.
Денис достает из кармана пиджака прозрачный кристалл на длинной серебряной цепочке и записную книжку. Его ручка что-то быстро чертит – но я не вижу страницы книжки, передо мной находится оператор с камерой, загораживающий обзор. Впрочем, через секунду на одном из студийных мониторов уже можно увидеть все подробности: Денис сделал процентную шкалу и теперь помещает кончик маятника на штрих, являющийся нулевой отметкой.
Все-таки этот парень – такой смешной!
Вижу, как сосредоточенно нахмурены его брови.
– Маятник, этот мужчина является отцом девочки в желтом платье? Девочка в желтом платье является дочкой этого мужчины? – бормочет Денис себе под нос.
Я наблюдаю за ним и вспоминаю, что с таким же сосредоточенным выражением лица мой сын играл в солдатики. Расставлял их в два ряда, разговаривал то от лица одного лагеря, то от лица другого. А потом оказывалось: противоречия между противниками разговорами не устраняются, остается только одно – яростно сражаться.
Увы, прозрачный хрустальный маятник не помог Денису.
Он правильно определил только одну пару, причем, по-моему, самую легко угадываемую. В момент записи от духоты девочка чуть не потеряла сознание, и ее отец рефлекторно дернулся, намереваясь броситься на помощь.
Муратов так расстроился из-за плохого результата, что даже забыл на столе свою записную книжку.
Оглянувшись по сторонам (никто не смотрит, все заняты своими делами), я быстро притянула ее к себе, сунула под стол (не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел, как почтенный эксперт шарит по чужим записям) и там открыла.
