Роберт Райан - Земля мертвецов
Четыре десятка рядовых девятого взвода первой роты Парней из Ли, добровольцев новой армии Китченера, влившейся в 25-й (пехотный) батальон ланкаширских фузилеров, собрались у водопоя. Многие, раздевшись до пояса, подставляли тела скудным солнечным лучам. У тех, кто стоял на ногах, заметна была характерная сутулость: опытному наблюдателю это говорило, что солдаты только что с передовой – лишь через день-другой люди привыкали, что можно поднять голову без риска получить пулю.
Под песню солдаты перебирали швы одежды, выхватывая и давя ногтями вшей. В движениях сквозило удовольствие от возможности хоть немного отомстить мучителям. Борьба со вшами не мешала песне и даже партии в наполеон.
– Глядите-ка, какая жирная! – выкрикнул кто-то, и тут они заметили офицера. Один за другим рядовые стали подниматься на ноги – белые тела солдат напомнили Ватсону больших слизней.
– Вольно! – гаркнул он. – Ради бога, занимайтесь своими делами, ребята.
– Майор Ватсон! – радостно узнал кто-то. – Что привело вас в нашу дыру, сэр?
– Я сейчас в соседнем эвакогоспитале. Том самом, куда попал сержант Шипоботтом. Вы, конечно, уже знаете, что он заразился и, как это ни грустно, умер. Я хотел бы переговорить с теми, кто лучше его знал.
Прислонив велосипед к стене, Ватсон повернулся к солдатам. Многие уже снова давили вшей.
– Что ж вы его забыли, как сыр на солнцепеке, – натягивая штаны, укорил товарищей здоровенный верзила. – Я Платт, сэр. Капрал Платт, если по-старому. Получил вот третью нашивку. Взводный сержант теперь.
Ватсон вспомнил Платта. Его размеры, так же как нос Шипоботтома, врезались в память.
– Поздравляю, сержант, – кивнул он, скрывая удивление за энтузиазмом. Платт был жизнерадостным увальнем, сильным и, надо думать, беззаветно преданным, но Ватсон сомневался, что из него выйдет дельный сержант.
– Пивка, майор?
– Нет, мне и так хорошо.
Платт направился к нему, по дороге продевая ручищи-окорока в рукава рубашки.
– Точь-в-точь как нам сейчас. Мы тут баню на колесах ждем.
Красный Крест и волонтерский отряд организовали для отходящих в резерв частей передвижные бани. Солдаты, избавившись от вшей, получат еще горячий душ или ванну, а если повезет, то и чистое белье.
Ватсон отметил их сероватую, покрытую мурашками кожу.
– Вы, верно, замерзли тут.
Парень засмеялся:
– Не, это вы у нас неженка-южанин, майор.
Шагнув вперед, Ватсон внимательно осмотрел торсы двух солдат.
– Вы двое, после бани явитесь к фельдшеру. Покажете ему эти расчесы.
– Есть, сэр, – пробормотали оба, поднимая руки, чтобы ему виднее была красная, воспаленная кожа.
– Чесотка, – определил Ватсон. Это означало неделю на серной мази. Он снова повернулся к сержанту: – Я, как уже говорил, приехал из-за Шипоботтома.
Платт кивнул. Его круглое, как луна, лицо помрачнело.
– Да, что жаль, то жаль. Шиппи все любили.
– Надо думать. Врагов не было?
– Врагов? – Платт расхохотался. – Какой же сержант без врагов? Недовольные всегда найдутся. А вы почему спрашиваете?
Ватсон, пропустив вопрос мимо ушей, с нарастающим подозрением всматривался в лицо Платта.
– А друзья? Друзья у сержантов бывают?
– Рядовой Фаррер вон. С одной фабрики. Эй, Альберт, шевели пятками, валяй сюда. И ты, Мэйсон. Еще был один паренек, Хорнби, из третьей роты. Он тоже помер. Газы.
– А с капитаном де Гриффоном вы как? Ладите?
– А, мы его все сперва считали за задери-нос. Барон Ротшильд… Но он ничего так.
– А лейтенант Меткалф?
– Ах, этот… – Сержант прикусил язык.
– Послушайте, Платт, это может быть важно.
Меткалф… он околачивался в госпитале, зазывал сестер на танцы. Или у него были там и другие дела?
– Ну просто он сам из наших. Вон с Говардом в одну школу ходил. А потом набрался всякого в Манчестере, так теперь смотрит на нас вроде как сверху вниз. Забыл, откуда вышел, вот что.
– А сейчас он где?
Платт ткнул пальцем в сторону дома:
– На офицерской квартире. С капитаном. У них, везунчиков, собственная ванна. – Сержант подался ближе к Ватсону и шепнул: – Поговаривают, Шиппи-то в госпитале убили, майор. В вашем отделении. Я-то скажу, все это бабьи толки…
Иными словами, полная чепуха.
– Спасибо за доверие, сержант.
– Только не нравится мне, что вы здесь расспрашиваете про Шиппи.
– Так положено, сержант, так положено, – повторил Ватсон фразу, которую не раз и не два слышал от сотрудников Скотланд-Ярда. – Следует установить причину убившей его болезни. У нас, врачей, это называется «эпидемиология».
Неловко было морочить сержанту голову звучными терминами, но следовало как-то заставить его отцепиться. Как и ожидал Ватсон, сержант наморщил лоб.
– Вот оно как…
– Чтобы предотвратить рецидивы, мы должны определить сопутствующие обстоятельства…
– На случай, если там вроде как тиф?
– Именно так. А теперь, если мне позволят спокойно переговорить с вашими…
Его прервал шум мотоцикла, завернувшего с дороги к ферме. Это приехала миссис Грегсон в забрызганных грязью «данхиллах». Остановив машину, она сняла очки и выдохнула:
– Майор Ватсон, вторая жертва…
Люди зашевелились, опознав в мотоциклисте женщину. Кое-кто прикрыл наготу, другие стали подниматься, решив, что прибыла автобаня.
– Хорнби. Он из Ли. Из той же части. Из этой части.
– Жертва? – переспросил Платт. – Как понимать: жертва? Это что, заразно?
– Нет, просто фигура речи, – объяснил Ватсон, желая успокоить солдат. Кое-кто, уловив перемену настроения, уже подступил ближе
– Покойный, – поправилась миссис Грегсон, – был из Ли.
– Уверены? – спросил Ватсон.
Миссис Грегсон, достав из кармана листки, передала ему.
Двое из Парней Ли умерли. Не было ли в этой роте и других, неизвестных жертв?
– В таком случае, я думаю, нам следует поговорить с капитаном де Гриффоном и лейтенантом Меткалфом.
В этот самый момент распахнулась дверь дома. Во двор с лаем выскочил песик Сэсил. За ним показался перепуганный Меткалф. Он шевелил губами, но слова застревали в глотке. Наконец он выдавил:
– Скорее! Там…
Он не договорил: капитан де Гриффон, оттолкнув его в сторону, вывалился во двор. Лицо его было ужасно, распростертое на камнях тело свела и не отпускала жестокая судорога.
35Зарево было видно за сотню миль, в восьми графствах Англии. Солдаты и врачи, сестры и гражданские стояли длинной извилистой линией на береговых утесах Франции, глядя на огонь, пылающий, как маяк саксов во времена викингов. Никто не знал, что это, – не мог знать, что видит агонию цеппелина императорского флота Германии, недавно бомбившего Лондон. К рассвету от воздушного левиафана, выброшенного на холмы Сассекса, остался тлеющий дюралевый скелет. К рассвету подтянулись первые любопытствующие.
Среди них был Герберт Картрайт, бойскаут, назначивший сам себя сторожем южного побережья от вторжения. Никто не знал, как и почему упал цеппелин. Если бы его перехватили британские аэропланы, дирижабль взорвался бы над столицей. Да и не поднимались британские бипланы на ту высоту, с какой действовали над Лондоном вражеские дирижабли.
Возможно, причина была в механической неисправности или в ошибке штурмана. Может, его шкуру пробил заградительный огонь с земли. Так или иначе, зверь охромел, его пятнадцать газовых камер источали драгоценный водород, и он, теряя высоту, отчаянно рвался к спасению за Проливом.
К тому времени, как подоспел Берт Картрайт, у раскаленных обломков крушения уже стояли посты. Охотники за сувенирами успели растащить все, кроме металлических распорок скелета. Берт беспокоился, потому что летательный аппарат упал рядом с лощиной, где он обычно запускал змея.
Проталкиваясь среди зевак, Берт подхватывал обрывки слухов. Толковали, что цеппелин упал целехоньким. Что тел не обнаружено. Что команда сама подожгла корабль – водород и «блау газ» загорались легче легкого, – чтобы не сдавать врагу. Команда разбежалась, но в чужой форме, не знающие языка враги скоро будут задержаны.
Берт достал из ранца блокнот и стал зарисовывать гигантскую сигару дирижабля. Напишет доклад для скаутского отряда. Ему вспомнились фотографии с разбросанными обломками Большого Ярмутского павильона – зал на набережной сгорел в 1914-м, когда суфражисткам отказали в разрешении устроить там собрание. «Бешеные ведьмы», – сказал о них папа Берта.
Рисуя, он поглядывал по сторонам и скоро заметил в толпе знакомого. Твидовый дядька. Берт впервые увидел его больше года назад, пуская змея. Тогда этот дылда спорил с другим мужчиной, пониже ростом – военным, судя по фуражке и эполетам на плаще. С тех пор высокий часто прогуливался в Даунсе в любую погоду – и одевался обычно причудливо, чаще в тот же потертый твидовый костюм, что был на нем сегодня. За время после ссоры с офицером Твидовый постарел. Сильнее сутулился, двигался будто со скрипом и шагал не так широко, как раньше. Он наравне со всеми разглядывал обломки крушения, но, кроме того, обходя вокруг, внимательно присматривался к земле.
