Евгения Грановская - Дневник тайных пророчеств
– Это ж псих! – поддакнул другой.
– Он себя прирежет, а мы по «мокрому делу» пойдем, – подтвердил третий.
Бритоголовый Дрон пристально всмотрелся в лицо Ивана и процедил сквозь зубы:
– Ладно, сука. Мы с тобой еще встретимся. Когда у тебя не будет ножа. Пошли, пацаны!
Бритоголовый повернулся и зашагал к метро. Черная стая рысью двинулась за ним.
Фарук перевел дух, поднял со снега папку и отряхнул ее.
– Спасибо, – сказал он новичку.
– Не за что, – ответил тот, спокойно глядя на Фарука. – Сильно они тебя?
– Да нет. Не успели. – Фарук сунул папку под мышку и с любопытством посмотрел на парня. – Можно тебя спросить?
– Спрашивай, – отозвался Иван.
– Ты пошел один на пятерых. Тебе не было страшно?
– А их было пятеро? – Иван пожал плечами. – Я не заметил. Я плохо вижу в сумерках.
Фарук перевел взгляд на окровавленную руку новичка.
– Твоя рука, – сказал он взволнованно. – Надо чем-нибудь ее перевязать.
– Рука? – рассеянно переспросил Иван. Он проследил за взглядом Фарука. – Ах, это…
Иван нагнулся, зачерпнул в пригоршню снег и тщательно обтер снегом ладонь. Затем показал руку Фаруку и сказал:
– Видишь? Она цела.
– Но как же так? – удивленно спросил Фарук. – Я ведь сам видел, как ты…
– Никогда нельзя верить тому, что видишь, – сказал Иван.
Он достал из кармана нож, выщелкнул лезвие, затем положил на кончик ножа палец и слегка подвигал лезвием вниз-вверх. Лезвие вошло в рукоятку и снова вышло наружу.
– Это обманка из киношного реквизита, – объяснил Иван. – Лезвие на пружине, да и сделано оно из пластмассы.
– Так просто, – улыбнулся Фарук.
– Люди видят только то, что хотят видеть, – серьезно объяснил Иван. – Они слишком привыкли доверять своим глазам. Ты когда-нибудь слышал про Иосифа Гильмера?
Фарук покачал головой:
– Нет.
– Это лекарь-шарлатан, живший в восемнадцатом веке. Он разъезжал по Европе в золоченой карете, на дверце которой было написано: Mundus vult duipi.
– Мир хочет обманываться! – перевел Фарук.
Иван кивнул:
– Да.
– Но ведь это… цинично, – проговорил Фарук, нахмурившись.
Иван усмехнулся.
– Лучше выздороветь по рецепту шарлатана, чем умереть по правилам науки, – сказал он. – Вера, а не врач делает чудеса. Помнишь, как сказано в Евангелии от Марка? «И не мог совершить сам никакого чуда. Только на немногих больных возложив руки, исцелил их. И дивился неверию их».
– Я не читал Библию, – стыдливо признался Фарук.
– Зря, – спокойно сказал Иван. – Из нее можно почерпнуть много полезного. – Он протянул Фаруку нож. – Возьми. Он выглядит как настоящий, но ты уже знаешь, что это муляж.
Фарук взял нож и повертел его в руке.
– Что мне с ним делать? – поинтересовался он.
– То же, что сделал я. Воткни его себе в ладонь. Не думая ни о чем, с размаху.
Фарук улыбнулся.
– Ты хочешь, чтобы я повторил твой фокус? Нет проблем.
Он размахнулся, помедлил секунду, наслаждаясь мгновением, затем резко всадил лезвие себе в ладонь.
– Ну вот, – весело сказал он, – я тоже могу быть крутым.
– Конечно, – улыбнулся Иван. – Но для начала было бы неплохо перевязать руку.
Фарук опустил взгляд на ладонь и пошатнулся. Кровь темными каплями закапала на снег.
– О господи! – вскрикнул Фарук. – Я проткнул себе ладонь! Боже, как больно… – Фарук затрясся, на глазах у него выступили слезы.
– Стой спокойно, – приказал Иван. Одной рукой он сжал запястье Фарука, а другой вынул нож из кровоточащей ладони. Фарук закричал от боли и отскочил от Ивана.
– Нож был настоящий… – проговорил он плачущим голосом. – Ты дал мне настоящий нож!
– Да, – спокойно ответил Иван. – Но ты ничего не почувствовал, правда? Вера сделала тебя нечувствительным к боли.
– Ты дурак! – крикнул Фарук. – Ты кретин!
Иван швырнул окровавленный нож в сугроб и задумчиво посмотрел на Фарука.
– В следующий раз, когда тебе нужно будет принять важное решение, поднеси ладонь к глазам. Ты увидишь шрам и сразу вспомнишь о сегодняшнем вечере.
4Фарук Маратович вздохнул и отвел взгляд от окна.
– Как вы поняли, я не самый доверчивый человек на земле, – сказал он, обращаясь к дьякону и Жене. – Доверию я предпочитаю веру. И я верю в его способности. Иван был необыкновенным человеком.
Рашидов поднял руку и для чего-то посмотрел на свою ладонь.
– Так вашего приятеля звали Иван? – подала голос Женя. – А фамилия?
– Иван Глебов. Иван Сергеевич Глебов.
Отец Андрей на секунду задумался, затем качнул головой:
– Никогда о таком не слышал.
– Меня это не удивляет, – сказал Рашидов. – Иван всегда обожал таинственность.
– Но вам-то он доверял? – спросила Женя, отрываясь от блокнота.
Занятый разжиганием трубки, Фарук Маратович ответил не сразу. Лоб его был нахмурен.
– Когда-то, еще в студенческую пору, мы были с ним дружны, – медленно и тихо сказал он. – Насколько вообще можно было дружить с таким человеком, как Иван.
– Он был угрюм и нелюдим?
Рашидов покачал головой:
– Да нет… Скорее задумчив. Он не замечал окружающих людей не из-за угрюмости и злобы, а просто потому, что был постоянно погружен в свои мысли. Только тесно пообщавшись с Иваном месяца два, я понял причину его постоянной сосредоточенности на чем-то, что находится вне сферы обыденной жизни.
Женя поправила пальцем очки и спросила:
– И что это за причина?
– Видите ли… – Фарук Маратович усмехнулся. – У Ивана была своя теория. Он считал, что все вещи в мире представляют собой шифр и что вся природа является чем-то вроде шифра или секретного письма, которое человеку предстоит разгадать. В качестве доказательства он ссылался на Евангелие…
Рашидов задумался. В его ушах, как отголосок давно минувших дней, прозвучал звонкий молодой голос:
«Прочти Евангелие, парень! Бог никогда и ничего не говорил людям напрямик. Он говорил притчами, то есть – загадками, которые нужно было разгадать или в крайнем случае, проинтерпретировать. А если это так, то все вокруг – все, что мы видим, слышим, ощущаем, – все это загадки. Шифры, символы и метафоры, смысл которых нам непонятен!»
Фарук Маратович вздохнул и откинулся на спинку кресла.
– Однажды, – продолжил он свой рассказ, – Иван предложил мне поиграть в игру, которую он придумал сам. Суть ее состояла в следующем. Один из игроков прячет в городе самую дорогую для себя вещь. По всему городу он расставляет знаки, которые должны подсказать противнику путь к тайнику. Эти знаки являются загадками, смысл которых противнику неясен. Если противник разгадал все загадки и добрался до тайника, он забирает вещь себе.
Женя хмыкнула и почесала переносицу кончиком авторучки.
– Забавная, должно быть, игра, – сказала она.
Рашидов ничего не ответил на эту реплику. Вид у него был задумчивый и рассеянный. Женя посмотрела на дьякона – тот приложил палец к губам.
– Мне игра понравилась, – продолжил Фарук Маратович. – Но когда Иван предложил мне спрятать в тайник немецкий фотоаппарат, который я получил в подарок от дяди, я… Я почти отказался. Однако Иван был настойчив. Я его спросил: «Зачем прятать самую дорогую вещь? Ведь главное в твоей игре не цель, а путь к цели. Как в разгадывании кроссворда». И знаете, что он мне ответил?
– Что? – поинтересовалась Женя.
– Он сказал: «Ставки должны быть высокими, иначе все теряет смысл». Я все еще сомневался. И тогда он сделал такую большую ставку, против которой мой немецкий фотоаппарат не стоил ровным счетом ничего.
– Что же он поставил на кон? – с любопытством спросила Евгения.
Фарук Маратович усмехнулся и ответил:
– Жизнь.
– Как жизнь? В каком смысле?
– В прямом. Если я нахожу его тайник – он лишает себя жизни. Жизнь против фотоаппарата. Вот так-то.
– И вы…
– Я согласился, – сухо сказал Фарук Маратович. – А как я мог отказаться? Ведь для него это была не игра. Все, что было связано с подобными ребусами и загадками, Иван воспринимал чрезвычайно серьезно. Ведь составление и разгадывание головоломок – прерогатива человека. Ни один зверь на это не способен. Иван считал, что эта способность дана нам от Бога, и дана не просто так. А потому наделял загадки таким же метафизическим смыслом, какой другие люди вкладывают в молитвы и священные мантры.
– Ваш Иван – просто сумасшедший, – сказала Женя.
– Возможно, – согласился Фарук Маратович. – Но кто из нас не сумасшедший? Вы с дьяконом ищете человека, который собирается клонировать Христа. С точки зрения простого обывателя, вы оба – сумасшедшие. А я… М-м-м… – внезапно застонал Рашидов и вскинул руки к вискам.
– Голова? – участливо спросила Женя.
– Да, – выдохнул антрополог, бледнея и морщась от боли. – Пожалуй, на этом мы… закончим.
Он покачнулся, и тут же рядом с креслом каким-то непостижимым образом появилась Фатима. Она придержала Рашидова за локоть и положила ему на лоб свою узкую ладонь. Затем посмотрела на гостей черными грустными глазами и тихо сказала:
