Ирина Градова - Ложь под звездным соусом
– Интересный способ! – хмыкнул Захар.
– У вас есть дети?
– Есть.
– Значит, вы должны понимать, что в большой семье дети часто чувствуют, что их недостаточно любят. Особенно это относится к детям, успевшим хлебнуть, так сказать, из сиротской чаши: они постоянно ощущают себя обделенными, им кажется, что кому-то достается больше тепла и ласки. Видимо, именно это и произошло с Машей. Вот и все – как видите, никакого криминала, просто детская, неумелая попытка выделиться!
– Значит, дело не завели?
– Какое еще дело? Ведь все из пальца высосано! Репутация отца Владимира оказалась подмоченной – вот это действительно проблема…
– А могу я хотя бы с отцом Владимиром побеседовать? – спросил Захар. – Может, он что-то пояснит?
– Отец Владимир давно здесь не живет, – резко ответила директриса. Ей не терпелось, чтобы надоедливый визитер как можно скорее покинул территорию. – Приход закрылся, а его перевели в другое место. Знаете, у меня очень мало времени: сейчас проснутся младшие дети, и…
Выйдя из кабинета, Захар поглядел по сторонам, пытаясь сориентироваться, в какой стороне находится лестница. В нескольких шагах от него уборщица мыла пол. Он уже собрался уточнить маршрут у нее, как пожилая женщина тихо спросила:
– Сынок, ты про Машутку поговорить приходил, да? Я тут как раз за дверью была, пока ты с хозяйкой, ну…
– Вы помните ее? – насторожился Захар. – Марию Прибыткову?
– Да ее все тут помнят – уж больно много шуму было! Только я тебе ничего не скажу, а вот ты найди Полину Арнгольц, она тут психологом раньше работала – она тебе много чего порасскажет и о доме нашем, и о Машутке…
В этот момент дверь кабинета директрисы распахнулась.
– Тетя Аня, вы чего все в одном месте тряпкой елозите? – раздраженно обратилась к уборщице Аронова. – Скоро «тихий час» закончится, и дети грязь по коридору развезут… А вы чего еще здесь? – Этот вопрос был адресован Захару.
– Лестницу ищу, – буркнул он.
– Налево по коридору, потом направо и вниз.
Так как директриса уходить не собиралась и определенно намеревалась дождаться, пока он уйдет, Захар решил не вступать в драку, а ретироваться. По крайней мере, он знает имя – Полина Арнгольц. Ничего, Мамочка легко отыщет адрес – сколько таких Полин может жить в Дубровке, в конце концов?
Однако, как выяснилось, Полина Арнгольц жила не в самой Дубровке, а во Всеволожске. Делать нечего, Захар сел на свой мотоцикл и рванул туда – не возвращаться же к Регине с пустыми руками? Помимо домашнего адреса, Мамочка сообщила, что искомая дама работает в школе, и Захар справедливо предположил, что в час дня, скорее всего, найдет ее на рабочем месте.
Кабинет школьного психолога располагался на втором этаже, рядом с учительской. Захар пришел в разгар перемены и был оглушен воплями несущихся по коридору детей, окриками дежурных и учителей, пытавшихся пресечь «безобразие», и прочими громкими звуками, от которых успел отвыкнуть с тех пор, как оба его отпрыска окончили младшую школу. К счастью, малышня у них училась в отдельном здании, а здесь, похоже, все в куче – и «мелочь», и здоровенные «дядьки» с пробивающимися над верхней губой усами! И – никакой формы – проходящие мимо школьницы в коротких юбках и аппетитно обтягивающих упругие задницы джинсах кидали на Захара заинтересованные, весьма «недетские» взгляды.
Он едва дождался приглашения войти и, захлопнув за собой дверь кабинета, шумно выдохнул.
– Тяжелый день? – услышал Захар веселый голос и обернулся.
За столом сидел вовсе не тот психолог, которого он рассчитывал увидеть, а какая-то девчонка лет девятнадцати. Правда, при ближайшем рассмотрении Захар понял, что первое впечатление ошибочно: хозяйке кабинета явно за тридцать, о чем говорили мелкие морщинки, разбегающиеся вокруг рта и глаз. Однако сами глаза были большими, широко распахнутыми, как у очень молодых девушек, для которых окружающий мир все еще в диковинку. Она улыбалась Захару, как старому знакомому.
– В каком классе ваши дети?
– Вообще-то они уже в институте…
– Поздравляю!
– Спасибо. По правде сказать, я не по поводу детей… вернее, я пришел поговорить об одной девочке, которую вы знали лет эдак семь-восемь назад.
– В самом деле? – слегка нахмурилась психолог. – Тогда присаживайтесь! О ком речь?
– О Маше Прибытковой.
– О Ма… Простите, а вы кем ей приходитесь?
– Это нелегко объяснить, – признался Захар.
– А вы все-таки попробуйте.
И он попробовал.
– Невероятная история! – пробормотала психолог, когда Захар закончил. – Бедная девочка…
– А вот директриса с вашего прошлого места работы вовсе не считает Усти… Марию бедной девочкой. Она полагает, что у нее не все дома и что она сама во всем виновата!
– Не сомневаюсь, – криво усмехнулась Полина, – с нее станется! Неужели Инна Сергеевна до сих пор работает? Ну, конечно, ее с этого «теплого» места только танковая дивизия может выдавить!
– Теплого? – переспросил Захар. – Она ведь в детдоме работает!
– Вот именно! Почему-то все считают, что в детских домах царят голод и нищета, потому что государство их недофинансирует. Но как-то забывается тот факт, что существуют спонсоры, очень состоятельные люди, которые – кто-то по причине возможности ухода от налогов, кто-то просто по доброте душевной – делают приличные взносы. Они перечисляют деньги, дарят видеоаппаратуру и компьютеры, присылают ремонтных рабочих… Короче, как и большинство детских домов, Дубровка не живет за счет государственных денег. Ну а кто по долгу, так сказать, службы находится ближе всего к вершине пищевой цепочки?
– Директриса?
– Вы бы видели, какой у нее дом – прямо-таки «дворянское гнездо», усадьба за высоченным каменным забором! Посмотришь – решишь, что здесь обитает какой-нибудь депутат Госдумы или как минимум генерал армии.
– То есть Аронова подворовывает? – уточнил Захар.
– Я свечку не держала, да и к бухгалтерии меня, само собой, не подпускали, но откуда, скажите, у директора детского дома, ее зама и бухгалтерши такие бешеные бабки?!
– Вы пробовали сообщить… ну, в полицию хотя бы или в прокуратуру?
– Местная полиция у нее с рук кушает, а прокуратура… Понимаете, нужны доказательства, а их у меня нет. На самом деле я рада, что сменила место работы; здесь, конечно, тоже не все гладко, но, по крайней мере, нет таких вопиющих нарушений, как в Дубровке! А ведь говорят, до Ароновой это было очень приличное заведение – может, и без компьютерного класса, зато люди работали хорошие, добрые, любящие и жалеющие детей… Кстати, кто вам обо мне рассказал – не директриса же?
– Уборщица.
– А, тетя Анечка! Вот она-то как раз из тех, из «стариков». У тети Ани шестеро внуков, но она «дубровских» ребятишек как своих любит. И еще несколько есть хороших людей, но они Ароновой, как бельмо на глазу; она собственную команду подобрала, и они окопались там, как в средневековой крепости!
– А как же проверки? – спросил Захар. – Сейчас же вроде бы с этим строго?
– У нее в Комитете по образованию свои люди, прикормленные. Когда долго сидишь на одном месте, обрастаешь связями! Так что, сами понимаете, одно дело – когда тебя «свои» проверяют, и совсем другое – когда «варяги» нагрянут.
– Вы хотите сказать, что расследование по заявлению Марии Прибытковой не было проведено тщательно только потому, что директриса боялась нашествия чужаков, которые поинтересовались бы и ее финансовой деятельностью?
– Думаю, да, – кивнула Полина. – В сущности, Инна Сергеевна – не злая женщина, и к детям она относится неплохо – во всяком случае, никаких жестокостей со стороны преподавательского, воспитательского или вспомогательного персонала она старалась не допускать, да и голодными воспитанники никогда не ходили. Но то, что произошло с Машей, могло вызвать большой скандал, и, естественно, директриса не могла такого допустить. Не говоря уже о том, что отец Владимир являлся одним из спонсоров Дубровки!
– Богатый поп?
– Раньше наш приход был большой, и сюда приезжали даже из Питера. Хорошая церковь, подворье, природа… А отец Владимир являл собой пример настоящего христианина, доброго православного батюшки, к которому всегда можно обратиться за советом. Как только его перевели сюда, приход расцвел; отец Владимир вышел на телевидение и начал рассказывать людям о проблемах Дубровки, в особенности – о детском доме, которому необходима помощь. И люди потекли к нему – с деньгами и подарками для детей. Честно говоря, я только радовалась, ведь он делал доброе дело, и это же все – для ребят… Когда я пришла в Дубровку, мне было двадцать два года, только что из пединститута. «Ценный кадр», как сказала Аронова, когда мы впервые встретились. На первый взгляд мне показалось, что я попала в хорошее место, и отец Владимир сыграл в этом не последнюю роль. Признаюсь, я не слишком-то верующая, хоть и крещеная, но тогда даже начала ходить в церковь, представляете? Слушала проповеди отца Владимира и думала, какой же он хороший человек!
