Марина Серова - Рецепт предательства
Но факт оставался фактом. Всеславин купил подлинный рисунок, а Леонид для продажи принес копию.
«Да что же это за дело такое! – мысленно возмущалась я, выруливая с больничной парковки. – За что ни ухватись, все уплывает меж пальцев, как мираж. Неделя прошла, а я все топчусь на месте, ни на шаг не подвинулась. Сглазил меня, что ли, кто?»
Вернувшись домой, я снова заварила кофе и засела думать.
Итак, на чем мы остановились? Точнее, к чему вернулись? Да практически к тому же, с чего начали.
Всеславин имел у себя рисунок Дюрера. Подлинный. Это – без сомнений. В благодарность за спасение сына он подарил другу рисунок Дюрера же. Подлинный, по уверениям Тамары. Будем считать, что это – с сомнениями. Конечно, мошенничать, благодаря за спасение фактически от смерти единственного сына, – верх цинизма, но… Кроме утверждения Тамары, других свидетельств мы не имеем, поэтому оставим под сомнением.
Едем дальше. Предположительно, Леонид, хотя уже не удивлюсь, если и это мое предположение в итоге окажется несостоятельным, так вот, предположительно, Леонид принес на продажу Васе опять же рисунок Дюрера. Но уже копию.
Вопрос: откуда она у него взялась?
Кроме варианта, что так его отблагодарил лучший друг, возможностей еще две – заказ и покупка. Первая сразу отпадает, поскольку, во-первых, Вася признал в копии свою работу, а с Леонидом до момента предложения о продаже знаком не был, а во-вторых, для чего ему заказывать копию, когда у него есть подлинник? Что касается покупки, в целом возможно. Хотя цель тоже не совсем понятна.
Между прочим, вот еще интересный вопрос. Если копию подсунул действительно Всеславин, сам-то он откуда ее взял? Заказал Васе?
И тут меня как обухом по голове ударили. Я вдруг вспомнила, как изменился, стал серьезным и пронзительным взгляд слегка осоловевшего уже Васи, когда, рассказывая мне, что ему предложили продать собственную копию, он с нажимом произнес: «Из тех еще… Понимаешь?»
Ах ты, черт его побери! Да ведь копия-то эта – работа студенческих лет для московского музея!
Несколько минут сидела я как парализованная, не в силах удержать и осмыслить информационный поток, лавиной катившийся сквозь мою измученную тщетными думами голову. Казалось, прорвалась какая-то плотина и все, что до сих пор стояло в тупике без движения, наконец-таки сдвинулось и пошло, даже побежало так быстро, что и не угнаться за ним.
Музей, Вася, Леня, Всеславин, рисунки, картины – все это мелькало в каком-то калейдоскопе, а в душе наконец-то водворялась спокойная и невыразимо приятная уверенность, что, помелькав и покрутившись в воображении, все очень скоро расставится по своим местам и я наконец-то распутаю этот заколдованный клубок с постоянно обрывающимися нитями.
Когда виртуальный поток мыслей несколько схлынул и ко мне вернулась способность соображать и анализировать, я приготовила еще чашечку кофе и бодро приступила.
Итак, копия Дюрера, несомненно, копия из московского музея. И попасть в Тарасов она могла только одним путем.
Никакой уважающий себя музей не будет выставлять в экспозицию копии, тем более такой солидный, как тот, для которого их делал Вася. Следовательно, музейные работники до последнего дня были уверены, что имеют дело с подлинником, и рисунок – одна из тех необнаруженных подмен, о которых упоминал Сеня, рассказывая Игорю Владленовичу ту давнюю историю. Никто не сомневался, что рисунок подлинный, и, когда в рамках культурной акции экспонаты передавались в Тарасов, он был включен в число подарков.
Так рисунок попал в Тарасов, и если в этом я не ошибаюсь, то следующий пункт назначения – один из двух. Либо Всеславин, либо Мазурицкий.
Почувствовав, что опять тороплюсь и строю предположения, основываясь на предположениях же, я решила приостановить полет мысли и подумать над тем, как хоть какие-то предположения подтвердить.
И тут блестяще подтвердилось предположение костей насчет помощи и поддержки старого друга.
Киря! Старый добрый Киря. Вот кто поможет мне подтвердить или опровергнуть.
В материалах расследования музейной кражи, разумеется, есть список украденных экспонатов. Надеюсь, старый друг не откажет мне в просьбе почитать этот список. И если рисунок там окажется…
Но в этом деле было уже слишком много «если». Хватит догадок. Пора оперировать реальными фактами.
Я взяла трубку и набрала номер Кири.
– Владимир Сергеевич! Татьяна беспокоит. Не разбудила вас?
– Какой там! – Унылый голос в трубке выдавал крайнее утомление. – Хочешь верь, хочешь нет, а я еще на работе.
– Шутишь? Десятый час.
– А ты как думала? Это вы, вольные стрелки, работаете когда хотите. А у нас на первом месте дисциплина. Партия сказала «надо», значит, хоть тресни, а сделай.
– Ладно, не плачь, я тоже фактически еще на работе. У меня тут вопрос возник… по работе как раз.
– Валяй.
– Помнишь, где-то около года назад музей обчистили? Громкое дело было, во всех газетах писали.
– Как не помнить! Мне тогда ни вздохнуть, ни выдохнуть не давали с этим музеем. Ну и что в итоге? Раззвонили, растрепали повсюду, фигуранты-то и смекнули. Как в воздухе растворилось все, ни воров, ни мошенников не осталось в нашем городе. Одни праведники.
– Так ничем и закончилось?
– А чего было ждать? После такой рекламной кампании даже мелкая сошка рта не раскроет, а о том, кто посерьезнее, и разговор нечего начинать.
– Беда.
– А то. А ты чего про музей-то этот вспомнила?
Как бы мне хотелось рассказать! Просто язык чесался тут же, не отходя от кассы, выложить как на духу и про Всеславина, и про Мазурицкого, и про махинации их бессовестные, и про организованную кражу народного достояния.
Но увы! Кодекс чести есть кодекс чести. Я связана обязательствами перед клиентом и, как бы к этому клиенту ни относилась, должна держать язык за зубами.
– Про музей-то? – еще под властью внутренних борений, рассеянно ответила я. – Да вот… тут… информация кое-какая нужна. Там, в деле, списки украденного имеются?
– Само собой.
– Так вот, мне бы взглянуть. Одним глазком.
– Это конфиденциальная информация.
– Киря, ты перетрудился. Ночью вредно упражняться в остроумии. Можно отупеть.
– Я и не упражняюсь. Учреждение – государственное, предметы – ценные…
– …расследование – под грифом «секретно».
– Ну, не под грифом… Но все равно. Дело еще не закрыто… мало ли что.
– Киря, ты, похоже, и правда перегрелся. О чем это мы говорим сейчас? Ты что, отказываешь мне, что ли? Отказываешь в таком пустяке?
– Ничего себе пустяк! Уголовное дело почитать. Со всеми уликами, со всеми…
Старый друг говорил таким серьезным тоном, что я уже начинала беспокоиться, точно ли он в своем уме. Пустяковая справка, из-за которой никогда даже вопроса не возникало, и вдруг – на тебе.
«Совсем заездили мужика, – обуреваемая тревогой за Кирю, думала я. – Всего боится, везде перестраховывается. На пустом месте неразрешимую проблему сочинил. Как и говорить-то с ним теперь? С какой стороны заходить…»
Но, по-видимому, слыша бесконечную паузу в моем телефоне, Киря и сам догадался, что перебрал. Я услышала тихое насмешливое хихиканье и знакомый, бодрый и вменяемый голос произнес:
– Да ладно, не расстраивайся ты так. Для старой подруги, уж так и быть, изыщу какую-нибудь возможность. За достойное вознаграждение.
– Киря! Ты… Знаешь, ты кто?!
– Ох! К сожалению, знаю. Я полицейский. Представитель самой неблагодарной профессии в мире.
– Не хнычь. Это ты еще учительницей не работал. Так что, когда мне подъехать?
– Да хоть когда. Я здесь, похоже, навеки поселился.
– Давай завтра, прямо к восьми, к началу, так сказать. Взбодрю тебя с утречка, глядишь, и день веселее пойдет.
– К восьми так к восьми. Не спится тебе. Мне бы сейчас свободного времени хоть недельку, так я бы, наверное, сутками спал.
– Я бы тоже спала, но у меня на девять встреча назначена, а информация мне нужна до того.
– Ясно. Волка ноги кормят.
– Как обычно.
– Ладно, подъезжай. Буду ждать.
– Прямо на месте? Или домой все-таки забежишь на полчасика?
– Как получится.
– Не занимайся ерундой, Киря. Иди спать. Медаль все равно не дадут.
– Ну вот, а я так надеялся…
– Ладно, спокойной ночи.
Закончив разговор с приятелем, я снова обратилась к очередным догадкам и предположениям, так захватившим меня, но, вспомнив все разочарования, которыми изобиловало это расследование как раз из-за того, что я слишком увлекалась догадками, решила остановиться и до тех пор, пока не просмотрю список, никаких предположений не делать. Пускай хоть одна догадка подтвердится, тогда и будем от нее плясать.
Но, укладываясь спать, я все равно не могла отделаться от мысли, что на сей раз иду по верной дороге и недалеко уже то время, когда она выведет меня к разгадке.
Глава 8
На следующее утро я проснулась в половине шестого, бодрая и отдохнувшая так, как будто спала часов одиннадцать.