Лариса Соболева - Та, которой не должно быть…
– При вскрытии того, что осталось, я только присутствовал. Эти люди были моими знакомыми, я не мог относиться к ним, как к обычным трупам…
Андрей Павлович махнул рукой, мол, достаточно. И снова не прогнал. Секрет прост: современное следствие не способно обойтись без экспертов, а Петрич заинтересовался двумя убийствами, между которыми дистанция – год.
– Я восстановлю в памяти прошлогоднее дело, – принял решение Петрич. – Насколько помню, речь шла о разбойном нападении…
– Да. Но на даче Плещеевы ценностей не держали.
– В деле речь шла о преступной группе?
– Конечно. Была попытка убить сразу пять человек, подобная задача по плечу группе.
– Подумай еще, что упустили тогда или могли упустить? Сейчас каждая мелочь может пригодиться.
Подобные дела, признанные висяками, Петрич очень часто заканчивал лично, и горе тому, кто не смог по каким-то причинам раскрыть преступление. Руслану с Ларисой крупно не повезло, кажется, горе подбиралось к ним. Руслан занимался дачным делом, до конца его не довел, о той ночи забыли. Позже к Руслану присоединили молодое дарование Ларису, да, вот такие даны им привилегии: вдвоем расследуют пустячки, и те не слишком успешно. Обоих относят к «позвоночникам», которых устроили по звонку влиятельных людей или за деньги, но это неинтересно, так как встречается повсеместно. В конце концов, хороший человек сейчас – тоже подарок судьбы, а Ларису и Руслана Виталий относил как раз к подарку. Но как они отреагируют? Оба сочтут поступок Виталия некорректным, возможно, и предательским?
Впервые он заглянул к Ларисе с паршивым чувством вины. Валя сразу зарделась, подскочила и скороговоркой выпалила, что патронесса ушла по делу. Виталий огорчился. Он хотел обсудить с Ларисой факт «измены», а она, видимо, помчалась тормошить свидетелей. Работу Лариса любит страстно, как мужчину, что не может нравиться, но с этим приходится считаться. В машине он позвонил Эдгару, Виталий обязан был его предупредить:
– Привет. Как дела?
– Втягиваюсь в рабочий процесс…
– Это хорошо. Слушай, ты не выходи пока из дома.
– Почему?!
Виталий тоже удивился бы, если б ему приказали стать затворником, да делать нечего, кроме как осторожно поделиться опасениями:
– У меня ощущение, что тебя поджидали здесь, теперь пытаются подставить.
– Подставить? Не понимаю.
– Я пока тоже. Но убили мальчишку точно так же, как… тогда… на даче…
– Перестань намеками говорить, как с больным, – рассердился Эдгар. – Я давно в норме. И что?
– Ну, дачное дело и вчерашнее перекликаются, понял? – Виталий все равно не рискнул назвать вещи своими именами. – Поэтому и говорю: будь осторожен, старайся не выходить, чтоб не вляпаться в историю.
– В какую? – не догонял Эдгар. Но когда он работает, тормозит сильно, не вскакивая в тему на ходу.
– Откуда я знаю! – на этот раз психанул Виталий.
– Ничего не понимаю, но успокою тебя: я не живу у себя, снял половину дома за городом. Не смог в квартире.
– Вот и сиди там. Я позвоню. Пока.
* * *Эдгар положил трубку и поднял глаза. Он сидел на тахте, а когда Лариса вошла, не успел подняться, потому что вместе с ее появлением позвонил Виталий. Эдгар разговаривал, она тем временем ходила по гостиной в стиле сороковых годов прошлого века и рассматривала интерьер, словно видела его впервой. Оттого что это выглядело именно так, ему показалось, Лариса играет в некую игру, условий которой он не понимает. Отсюда после диалога с Виталием неловкая пауза повисла в гостиной, где задержался дух необжитого пространства и понадобится много времени, чтоб сделать атмосферу устойчиво жилой.
Эдгар невольно переводил взгляд на предметы, привлекавшие Ларису: диван, ореховый буфет, явно перешедшие к хозяйке-старушке по наследству из девятнадцатого века. Сквозь толстое стекло, искажавшее отражение до неузнаваемости, отчего даже собственное лицо выглядело гадкой рожей, на полках буфета можно видеть цветную и расписанную посуду из разных сервизов. То же и с мебелью: разные эпохи, стили, цвет. Эти неоднородные остатки прошлого делали дом неуютным, словно здесь побывали варвары, разнесли крепкое состоятельное гнездо, а кто-то по крупицам собрал то, что осталось. Обходила Лариса взглядом лишь тахту, на которой сидел Эдгар. Наконец она заметила его настороженный взгляд, сопровождавший ее по комнате, рассмеялась не к месту:
– Ты ничего здесь не изменил…
– А что я должен менять?
Вопрос прозвучал с детской непосредственностью, а когда взрослый и, в общем-то, сформированный мужчина остается наивным, в глазах женщины он выглядит трогательно-прекрасным. Эта поистине материнская любовь к не выросшим созданиям противоположного пола смахивает на легкое полоумие или отсутствие в мозгу части, контролирующей здравый смысл. Лариса пришла в восторг от вопроса, да и чувствовала она себя старше, опытней, видимо, поэтому ее тон окрасила интонация занудливой училки:
– Менять надо… ну, все, что тебе мешает, не соответствует твоей эстетике, мировосприятию.
– Мне ничего не мешает. И все соответствует. Ты приехала поговорить об интерьере и эстетике?
Лариса уселась на стул, стоявший напротив тахты, и напомнила ему уже без игривости (надо сказать, манера игруньи ее саму не устраивала):
– Тебя интересовал Ганин, я выяснила. На пожилого человека напали действительно случайные подонки. Да, да. И подростки попались, когда хотели загнать часы – они же именные, с обратным адресом, так что дело было раскрыто, в нем тайн нет, а тебя неверно информировали.
Эдгар опустил голову, темные кудри закрыли лицо, Ларисе пришлось немного пригнуться, чтобы заглянуть ему в глаза. Хотя вопрос: зачем ей это надо?
– Э-эй… – произнесла она с беспокойством. – Ты чего?.. Расстроился из-за Ганина? Но тебе стало известно о его гибели в день приезда.
– Не знаешь ты, что за человек он был, – вздохнул Эдгар. – Жалко… Только он мог разложить дачную историю.
Может, две минуты, которые они провели в молчании, были данью памяти Ганину, но если это не так, то грусть неизвестного происхождения расползлась по гостиной. И обволакивала, словно туман. И мешала дышать, будто комната заполнялась ядовитым газом. Странные ощущения. Ларису они рассердили нелепостью, непоследовательностью и несвязностью, она отбросила всю эту дурь, поинтересовавшись скорее для проформы:
– Ты наймешь нового детектива?
– Что? – очнулся словно после гипноза Эдгар. – А… не знаю, я не думал об этом. Нет, наверное… Прошел год, целый год… Вообще-то, подумаю… Нет, другой – он не потянет.
– Ну, я пошла?
Если уж откровенно, то не стоило и приезжать. Следовало по телефону рассказать «большие» новости, да поздно раскаиваться. Лариса энергично зашагала к выходу, однако Эдгар обогнал ее, перекрыв собой выход. Она удивленно подняла брови, не понимая, что это за порыв с его стороны. Почему желваки «ходят» на скулах, губы сжаты, ноздри раздуваются, он сглатывает… почему? Как всякая женщина с хорошей самооценкой, Лариса приняла сей порыв на свой счет, но Эдгар кинул ей несколько вопросов на одной протестной ноте и без пауз, разочаровав:
– А вы что-нибудь делаете? Вы работаете? Или протираете юбки со штанами – кофе, чай, потрепались, разошлись?
– Зачем же так зло?
Она попробовала обойти его, но Эдгар упал боком на ребро дверного проема, они чуть не столкнулись носами.
– Работа прекратилась потому, что улик недостаточно, – отчеканила Лариса тоном стервы, которой наступили на хвост. – А если точнее, улик вообще не нашлось. Одни подозрения и подозреваемые, но без улик они – ничто. Ах, боже мой, ты удивлен? Ну, знаешь, не все преступления удается раскрыть, неужели ты об этом никогда не слышал? И случается, преступников находят через много лет. Теперь отойди, мне пора. Не провожай, я на такси.
Эдгар резко отошел в сторону, уступив ей дорогу, затем слушал: стук каблуков, как хлопнула дверь, далекий звук мотора и, наконец, тишину. Он прилег на тахту, закинул руки за голову и подумал, что незаслуженно обидел Ларису, ему следовало бы извиниться, но вдруг раздался голос:
– Зачем она приходила?
Он резко сел, не веря ни ушам, ни глазам. Но нет, не ошибся, посреди гостиной стояла… Нина. Сумку она бросила в кресло. Остервенело бросила. После чего уставилась на Эдгара, как на врага народа, сунув руки в карманы плаща и наклонив голову, одновременно обжигая его взглядом исподлобья.
– Зачем она приходила? – повторила Нина.
– Где ты была? – Он имел право задать этот вопрос.
– Я тебя спросила про нее, – указала пальцем за свою спину Нина. – Спросила первая. Что ей было нужно?
– Я тебя искал в городе…
– Она мне не нравится.
Нина сбросила плащ с плеч, швырнула в кресло, обещавшее развалиться при первой же попытке сесть в него, и заходила по гостиной, скрестив руки на груди. А он, обреченно следя за ней, подумал, что эта Нина принесет ему массу проблем.
