Лариса Соболева - До и после конца света
– Да ладно заливать, – хмыкнул Ивченко.
Милиционер звонил, а они ждали, выходили курить, Ивченко избегал разговоров с Тороковым, боясь однажды не выдержать и высказать все, что думает о нем. Погода и здесь промозглая, да еще туманом одарила, который загонял назад в здание. Наконец милиционер поднял руку, подавая сигнал к вниманию:
– Так… Никита и Серафима. Угу, а в каком номере? Угу… Спасибо. – Он кинул трубку на допотопный аппарат и, записывая на листе адрес, сказал: – Проживают такие, вот адрес, занимают седьмой номер. Помощь нужна?
– Думаю, сами справимся, – самонадеянно заявил Тороков.
– Тогда удачи вам, – пожелал милиционер.
Тороков с Ивченко сели в машину, юноша пару раз бывал в поселке, но этого недостаточно, чтобы с точностью навигатора просчитать маршрут и приехать в нужную точку, максимально сэкономив время. Приходилось расспрашивать прохожих, но все же это не город, добрались.
Администраторша напряглась, прочитав удостоверение:
– А… что такое?
– Ничего страшного, – улыбнулся ей Тороков, – это свидетели, нам нужно поговорить с ними. Мы просто предупреждаем на тот случай, если они выходили и сейчас вернутся, вы должны нас предупредить. Вот мой номер сотового. А мы их подождем у номера.
– Ключа нет, они в номере. В седьмом.
– Тогда порядок.
Навешал ей лапши с учетом, что подозреваемые, может статься, попытаются бежать, уж она-то сообразит поднять тревогу, само собой дорогу им перекроют, есть кому. Охрану держат, иной раз отели приходится защищать от разгулявшихся отдыхающих, как тут не держать?
На этаже было тихо и безлюдно, собственно, приезжают сюда не в номерах отлеживаться, тем более по гостинице слоняться. Тороков вытащил пистолет, Ивченко последовал его примеру, правда, поинтересовавшись:
– А стволы зачем? Может, сначала поговорим?
– Для устрашения. На людей дуло пистолета действует, как заклинание колдуна – парализует. Они ж не готовы к встрече с нами, психологически сломаются сразу… Так, это здесь. Встань у стены. Как только откроют, сразу направляй ствол.
– С предохранителя снять?
– Ты идиот? Мы лишь попугаем.
Тороков постучал, за дверью девичий голос спросил:
– Кто?
– Служба безопасности отеля, проверяем сигнализацию.
Она приоткрыла дверь и остолбенела, увидев два пистолета, направленных прямо в нее, а Тороков грозно:
– Стоять, мили…
Но дверь перед его носом и носом Ивченко – хлоп! Оба неудачника ударили плечами по ней, однако девушка оказалась ловчее и быстрее, до удара повернула ключ в замке.
– Сейчас же откройте! – прорычал Тороков, толкая дверь.
– Что вам нужно? – панически вскрикнула она.
В висках пульсировало: это конец, бежать некуда. Тем не менее она не растерялась и рванула к спальне разбудить друга, а он уже был на ногах, поймал ее за плечи:
– Спокойно, я слышал. Говори с ними!
– Вы не милиция! – крикнула она, чувствуя дрожь в ногах. – Вы бандиты, у вас пистолеты.
– Мы покажем удостоверения, откройте! – разорялся Тороков, после чего тихо приказал Ивченко: – Беги за охранником и запасными ключами.
– Что делать? – спросила она.
– Черт… – держа ее за плечи, озирался он, будто попал в стаю волков. В сущности, ощущение волчьего окружения у него давно появилось…
Гадские-адвокатскиеОбговорив с Лаэртом задание, выпили чаю с тортом, съели его до последней сладкой крошки, потом Никита отвез Прохора, а Серафиму привез к себе.
– Да не пью я, – отказывалась она, когда предложил ей выпить.
– А шампанского? – не сдавался Никита. – Между прочим, я привез его прошлый раз из Европы, это не газировка.
– Ну ладно, лей.
Бастион рухнул, Никита налил себе и девушке, прикинув в уме: сколько же времени ее склоняют к сексуальным отношениям, если на безобидный глоток шампанского она соглашается после длительных уговоров? И кто отважился соблазнить неприступную Серафиму? Ему бы евнухом стать в его-то нынешнем положении нечаянного отца и забыть о радостях любви навсегда, да кто ж добровольно на это пойдет? Однако уже подпирало, да и обстановочка располагала, ко всему прочему, если Симочку раздеть, она будет неплохо смотреться, мысленно Никита уже прощупал ее. Но приставать к Серафиме безнравственно, она такая строгая, сознательная, ответственная и… и еще какая-то… короче говоря, не такая, как все, тем не менее удивительно разнообразная…
Кажется, Серафима, как радар, уловила порочный ход его мыслей, насторожилась, вопросительно уставившись на Никиту, мол, что ты задумал насчет меня? Наверное, из него выпрыгнул бешеный гормон и выдал с головой.
– Что еще ты хотела мне рассказать? – тряхнув головой, тем самым освобождаясь от навязчивых мыслей, спросил Никита.
– Я консультировалась с доктором, гинекологом…
– И ты беременная? – ужаснулся Никита.
– Оставь свой пошлый тон. Он рассказал историю своего приятеля, но я не представляю, как данную информацию привязать к твоему случаю, доктор не подсказал. Если коротко, женщина воспользовалась… м… биологическим материалом после любви…
– Не понял.
– Ну, партнер предохранялся, а женщина забеременела от него… Без него.
– Не-а, не понял.
На нее обстановка тоже действовала, в конце концов, она же женщина, а напротив мужчина, между прочим, весьма и весьма симпатичный.
– Он пользовался презервативом, – наконец выпалила она. – Она ушла с ним… то есть с презервативом в ванную…
– Теперь понял. Ничего себе!
– В общем, Яна должна была как-то добыть твою… твой семенной материал, как у донора.
Ну и деликатность! Конечно, от Никиты не ускользнуло: Серафима неохотно называла вещи своими именами, явно преодолевала неловкость, что противоестественно для ее профессии и для современных раскрепощенных вумен. Точно, его гормоны виноваты, которые бомбардировали девушку. А может, она тоже мысленно раздела его, поэтому чуть не теряет сознание от восторга?
– Думаешь, я не заметил бы, когда она делала у меня забор донорской… – и не стал окончательно смущать, – биоматериала?
– Но без этого нереально…
– Как, интересно мне знать?! – перебил Никита, усмехнувшись. – Нереально то, что у нее ребенок, которого признают моим.
– Не знаю, как. Надо подумать, перебрать варианты, построенные на основе того случая, о котором говорил доктор. Думай ты, тебе же лучше знать, как, где и с кем ты вступал в связь, кто находился недалеко. Бывает, страсть возникает внезапно, люди дуреют, становятся в этом плане неуправляемыми и умудряются вступить в интимные отношения чуть ли не на глазах у толпы.
– У тебя такой богатый опыт? – поддел он Симу.
– Достаточный, – осадила она Никиту, впервые рассердившись. – Все, думай. А теперь скажи, пожалуйста…
Снова замялась, потупившись! Она престранный коктейль из юриста, которому по статусу положено иметь цистерну цинизма в запасе, но Серафима успешно обходится без этого, и тургеневской барышни, воспитанной вдали от распутного мира по принципу: святость – залог здоровья.
– Сима, адвокату, как врачу: выкладывают все до нательного белья, да? – Никита догадался, что сморозил не то, ибо он как будто настаивал ее признаться в грехах, а должно быть наоборот. – Я хотел сказать, ты обязана, если есть вопросы ко мне, задавать их без стеснения. Не волнуйся, переживу. И клянусь быть откровенным, как у батюшки на исповеди.
– У тебя есть на теле… – начала она, – шрамы там… родинки… другие отметины?
– Есть. – Он снял галстук, расстегнул рубашку, Сима замерла. Никита обнажил левую сторону груди и указал на шрам ниже ключицы и ближе к подмышке. – От ожога. В двенадцатилетнем возрасте отдыхал в деревне, мужики варили смолу, они конопатили и смолили лодку. Я бежал и упал, по инерции перевернулся на спину, так как упал на край невысокого обрыва, а мужик как раз нес смолу в консервной банке, прикрепленной к шесту. Смола немного пролилась на кожу, я орал, будто меня всего окунули в кипящую смолу.
– А которые скрыты от глаз даже на пляже? – спросила Сима. – В интимных местах?
– Под плавками, что ли? – уточнил Никита скорее для нее, чем для себя, чтоб раскрепостить бедняжку. – Есть.
– Значит, нам повезло. Где?
– Зачем тебе? – игриво спросил он.
– Мне надо знать.
Серафима по-своему отреагировала на намек – свела брови, а не включилась в игру, значит, ее настрой ориентирован на работу.
– Так… – произнес Никита. – В детстве вырезали аппендицит, но шрам мало заметен. На этом месте… – ткнул он пальцем в ягодицу, – да, где-то здесь родимое пятно величиной с ноготь большого пальца, немного вытянутое.
– Очень хорошо. А какого цвета?
Никита озадачился: вдруг у Серафимы патологическая страсть к разного рода изъянам на теле, в частности – на мужском? А с виду приличная.
– Темно-коричневое, – ответил он.
– Отлично. Сфотографируй пятно, к суду у меня должна быть фотография. А еще есть приметы?
