Татьяна Полякова - Я смотрю на тебя издали
– Нет, ты точно издеваешься.
– Ладно, внимай. Что мы имеем? Парень восемнадцати лет от роду живет один, вечера проводит за компьютером… После смерти бабки история трагической кончины родителей вдруг его заинтересовала. Свидетельство тому фотография в книжке и рассказ приятеля. Положим, твоих блестящих способностей у него нет, но, шаря в Интернете, он мог наткнуться на сайт «Братства» и обратить внимание на странную схожесть текстов. Что он сделает в этом случае?
– Ну, не знаю… в полицию пойдет?
– Это если умный. А ему восемнадцать, и умным он не может быть по определению. К тому же предки его скончались одиннадцать лет назад, и кто теперь его слушать будет? Значит, он сделает то, что сделал бы среднестатистический дурак на его месте: решает разобраться со всем этим сам. И вот тут мы вновь вернемся к фотографии. Она у тебя с собой?
– Конечно. – Я бросилась за фоткой, нашла ее и протянула Берсеньеву. Он на нее таращился, а я на него, всерьез ожидая, что он одним махом раскроет все секреты. С него станется…
– Здесь восемнадцать человек. За минусом самого Дениса, то бишь бомжа, все жители общины, впоследствии сгоревшие, то есть все семнадцать.
– Ну, – кивнула я, не очень понимая, куда он клонит.
– А кто снимал?
– Черт, – выругалась я. Почему, спрашивается, мне эта мысль не пришла в голову? От обиды я начала вредничать.
– Да кто угодно. Бабка Дениса, к примеру, когда за ним приехала, или фотоаппарат на выдержку поставили…
– Очень может быть, и к этому вопросу мы еще вернемся. Сейчас о главном. Самосожжение было не единственной версией следствия. Я правильно понял?
– Правильно, но никаких доказательств, что это… ты считаешь, парень мог решить: его родителей убили?
– А что еще? У следователей такая мысль присутствовала, у тебя тоже… А он жил с этими людьми, пусть и был тогда ребенком. Ездил летом к родителям, в последний раз, когда ему было уже лет девять. Так что вряд ли то лето начисто стерлось из памяти. Менты с мальчишкой не общались…
– Он знал что-то такое… – начала я.
– Что и заставило его заподозрить убийство. Фотографию он с собой не взял. В случае, если он просто бродяжничать отправился, она ему попросту не нужна. А если он разыскивал убийц или убийцу…
– Она – улика, которая выдаст его с головой.
– Мало того, он сунул ее в книжку, принадлежащую тетке…
– Потому что предполагал: предприятие будет опасным. И если с ним что-нибудь случится…
– Ну, может, мы слегка преувеличиваем его сообразительность, – сказал Берсеньев. – Но в общем мыслишь верно. Подтверждение тому – как раз это и произошло. Два месяца назад у него в квартире появляются гости и вроде что-то ищут.
– Фотографию? Да что ж в ней такого?
– Думаю, не что, а кто. Ты сказала, есть фото всех самосожженцев?
– В Интернете, – пискнула я.
– Тогда двигаем к компьютеру. Проведем очередной сравнительный анализ.
Мы прошли в кабинет Берсеньева, большую комнату с двумя диванами, письменным столом и книжными полками вдоль одной из стен. Кабинет был выдержан в английском стиле, деревянные панели, обои в полоску. Я задержалась возле полок с книгами, пока Берсеньев включал ноутбук. Весьма неплохой подбор современной литературы.
– Много читаешь? – спросила я.
– Временами, – усмехнулся он. Сергей Львович устроился за столом и мне кресло придвинул. Я нашла статьи Ушакова, заработал принтер, и вскоре мы имели семнадцать фотографий. Разложили их на журнальном столе, в центр поместили снимок, который был у тетки Дениса.
– Что ж, начнем, – взяв в руки карандаш, сказал Сергей Львович. – Гавриил, его семейство: жена и две дочки.
На общей фотографии он ставил крестик карандашом над лицами, откладывая в сторону листы с фотографиями уже опознанных. Через десять минут осталось лишь одно лицо без крестика и один лист с фотографией: Самойлов Николай Владимирович, тридцать восемь лет. Выходило, что на общей фотографии был именно он. И тут же стало ясно: с уверенностью этого не скажешь. На групповой фотографии он стоял во втором ряду, немного боком, как будто в последний момент втиснувшись между женой Гавриила и высоким худым мужчиной по фамилии Абрамцев. Рука его была приподнята, точно он приветливо махал кому-то, но из-за этого жеста лицо наполовину скрыто. На мужчине кепка с длинным козырьком, так что, по сути, отчетливо видна лишь аккуратная бородка.
– Занятно, – сказал Берсеньев.
– Ты считаешь, он нарочно рукой закрылся? – нахмурилась я.
– На фотографии в статье Ушакова Самойлов без бороды, – вслух размышлял Берсеньев, не торопясь отвечать на мой вопрос. – Но это, конечно, ничего не значит. Фотографии может быть несколько лет, и тогда он бороду еще не носил. А в общине решил отпустить.
– В статье есть еще одна общая фотография. Давай сравним.
Сравнение мало что дало. На групповом снимке возле дома Гавриила стояли восемь человек из семнадцати, Самойлов был среди них. Все мужчины с бородками. Рост у Самойлова средний, такого же роста был и мужчина с поднятой рукой.
– В общине Самойлов жил вместе с женой, – пробормотала я. – Вот она, во втором ряду справа.
– Ага, – кивнул Берсеньев. – А ее предполагаемый супруг почему-то не встал рядом с ней, а примостился с противоположной стороны и довольно далеко.
– Но это ничего не значит.
– Конечно, нет, – согласился Берсеньев. – Но все остальные стоят рядышком со своими половинками. Только дети в первом ряду вперемежку. Если предположить, что Самойлов стоял с фотоаппаратом в руках, чтоб запечатлеть своих братьев и сестер по вере, тогда выходит, что…
– На самом деле их было восемнадцать.
– Точно. И мальчишка об этом знал. Или вспомнил, когда в руки ему попала фотография.
– Вспомнил сам момент съемки? – заволновалась я. – То есть точно знал, их кто-то фотографировал, фотоаппарат не ставили на паузу и никто не бежал торопливо, чтобы присоединиться к остальным. Господи… – покачала я головой. – Если бы бабка тогда позволила следователю поговорить с мальчишкой…
– Может, и вышло бы из этого что путное, а может, и нет. Девятилетний пацан не пересчитывает взрослых и необязательно всех знает по именам. Вряд ли он вообще интересуется делами общины, его куда больше занимают игры с другими детьми.
– Но почему ты решил, что эта фотография существует в единственном экземпляре? – засомневалась я.
– Если этот тип позаботился о том, чтобы прикрыть лицо, скорее всего, и об остальном позаботился тоже, у него было время с августа по ноябрь, чтобы незаметно изъять копии снимка. Сомневаюсь, что их было много. Вероятно, только две. Одну увез Денис на память, а вторая осталась в общине, висела где-нибудь на стеночке. Ведь люди собирались жить вместе долго и счастливо, зачем в этом случае делать для каждой семьи отдельную фотографию. Кстати, а где фотки печатали?
– Ушаков пишет, у Гавриила было что-то вроде фотолаборатории. Оказывается, он фотографией еще до создания общины увлекался.
– Оригинальное хобби для человека, ждущего на днях конца света. При той жизни, которую вели в общине, наш парень имел возможность войти в любой дом… Кстати, о доме. Так ли уж случайно сгорел тот, что был рядом с церковью?
– Там жила семья врача, он сам и его жена.
– А может, был кто-то третий? – улыбнулся мне Берсеньев. – Ментам не повезло, – с ноткой сожаления продолжил он. – Они не видели эту фотографию. Семнадцать общинников, семнадцать трупов. Версия убийства, к чести следователей, возникла, но они искали убийцу, так сказать, снаружи. А он был внутри. Таинственный восемнадцатый, появившийся в начале августа.
– Почему в начале августа, а не в июле, например?
– В июле врач ездил в Москву, чтобы продать квартиру.
– Ни с кем из родственников он не общался…
– Но наш хитрец об этом знать не мог. Если он так тщательно за собой все подчистил, значит, точно знал: о его присутствии в общине никто из посторонних не догадывается.
– Остаются Денис и бабка, – напомнила я.
– Ты сама говорила, бабка в общине не задерживалась. Привозила внука и в тот же день возвращалась. Или на следующий. При некоторой сноровке ей можно на глаза не показываться. С сыном и снохой отношения у нее натянутые, вряд ли они делятся с ней новостями. А вот родителям мальчишки, конечно, хотелось, чтобы сын Денис о них помнил, оттого ему и подарили эту фотографию.
– Но если все так… выходит, этот восемнадцатый заранее планировал убийство. Ты считаешь, он сделал это из-за денег? Из-за тех самых денег за московскую квартиру, которые так и не нашли? Прикинулся последователем Гавриила, чтобы проникнуть в общину и украсть деньги?
– Если он хотел их украсть, то уж непременно украл бы, – ответил Берсеньев. – У них ведь даже сейфа не было. Сказался больным, выждал, когда все граждане скопом молиться пойдут, свистнул деньги и дал деру.
– Его могли поймать, заявить о краже.
