Бретт Холлидей - Бретт Холлидей. Умри, как собака
— И это все, что вы наработали? — саркастически спросила Генриетта.— Кое-что вы упустили. Хватит у вас ума в вашей рыжей башке, чтобы сообразить, что я единственная не имела возможности ничего подмешать в питье Джона в ту ночь, когда он умер. Все имели такой шанс, а я нет.
— Вот поэтому,— веско сказал Шейн,— я и подозревал вас в первую очередь. В ту ночь, когда это случилось, у вас было безупречное алиби. Поэтому вы не побоялись прийти и нанять меня для нового расследования. Вы считали себя в полной безопасности. Кого бы ни заподозрили, вы были вне подозрений.
— Логика шиворот-навыворот, как в «Алисе в Стране Чудес». Такого я еще не слышала,— презрительно фыркнула Генриетта.— Это рекорд. Таким путем вы и разрешаете свои проблемы, юноша? Находите человека с железным алиби и его-то и обвиняете.
Шейн сочувственно улыбнулся:
— Это не всегда так легко. Но в данном случае с самого начала все выглядело так, как будто вы тщательно выстроили свое алиби, как будто вы знали, что должно произойти с Джоном, и обеспечили себя свидетелями того, что вы не могли ничего подмешать в какао.
— Вы должны признать, что я действительно не могла это сделать,— подчеркнула Генриетта с холодным удовлетворением.— Я была в своей комнате, когда миссис Блейр готовила питье. Она прошла прямо наверх после того, как оставила какао на обеденном столе, я встретила ее по дороге и пошла вместе с ней в ее комнату. Там я оставалась безвыходно до сердечного приступа Джона. Можете спросить миссис Блейр.
— Я уже так и сделал,— парировал Шейн.— Она сообщила мне то же самое… одновременно с кое-какой другой интересной информацией.
Он повернулся к экономке, которая не произнесла ни слова с тех пор, как он вошел в комнату.
— Помните, вы рассказали мне, как Чарльз был в кухне в тот вечер и налил последний стакан молока запить булочки, а вы успели заметить, что стакан именно последний, и вам пришлось отнять у него молоко, потому что оно предназначалось для мистера Роджелла?
— Я помню, мистер Шейн.
— И вы удивились, обнаружив, что в холодильнике больше нет молока,— настойчиво продолжал Шейн.— Вы думали, что там есть еще одна полная бутылка, но неожиданно оказалось, что ее нет и что вам остается только подать Роджеллу тот стакан, который был у Чарльза? Вы и это помните?
— Да, помню. Я могла бы поклясться, что была еще одна полная бутылка, оставшаяся после обеда.
— Вас не заинтересовало, куда девалась бутылка, которая, как вы думали, была в холодильнике и исчезла?
— Я не знаю. Я… я не очень об этом задумывалась.
— Потому что у вас не было причин думать об этом в то время,— успокоил ее Шейн.— У вас не было причин подозревать, что в ту ночь в его молоке окажется смертельная доза дигиталиса. Поэтому вы, естественно, не подозревали также, что Генриетта после обеда украдет вторую бутылку и подмешает дигиталис в последнюю оставшуюся чашку молока… уверенная, что это будет та самая чашка, которую вы вольете в термос для Роджелла. Но сейчас, когда вы вспоминаете все происходившее, миссис Блейр, скажите: знали ли вы точно, что имелась другая бутылка, которая исчезла из холодильника до того, как вы стали подогревать молоко для Роджелла?
— Вы ей подсказываете ответ,— громко сказала Генриетта.— Никакой суд ей не поверит.
Шейн усмехнулся:
— Я думаю, поверит. Поживем — увидим.
Глава XX
Люси Гамильтон блаженствовала, лежа в горячей ванне и осторожно смазывая кремом губы, с которых Шейн сдирал клейкую ленту. Потом, заботливо скрыв макияжем бледность лица, облаченная в свой самый очаровательный шелковый халатик и наилегкомысленнейшие домашние туфельки, она наслаждалась, сидя в безопасности своей квартиры на диване, другой конец которого украшал своей небрежной позой Майкл Шейн. В руке у нее нежно звякал в бокале лед, на стеклянном столике перед диваном стояли бутылки виски и коньяка, графин с холодной водой и ведерко с кубиками льда. До этого момента Шейн не разрешал ей ни о чем рассказывать. Теперь он строго посмотрел на нее поверх бокала с коньяком и приказал:
— Расскажи мне наконец, что произошло вчера вечером.
— Я была дурочкой, Майкл,— сказала она.— Я никогда не прощу себе этого. Но я беспокоилась, потому что ты поехал откапывать эту собаку, и когда мне позвонили, я как раз об этом думала.
Он переспросил:
— Тебе позвонили?
— Около девяти часов,— она глотнула из бокала и затем, потупив глаза, принялась рассказывать — словно нырнула в холодную воду.
— Я пообедала в одиночестве и вернулась ждать известий от тебя. Я сидела как раз вот здесь, отдыхала за бокалом и сигаретой, когда раздался телефонный звонок. Я была совершенно уверена, что это ты. Подбежала к телефону, ответил мужской голос. Он говорил быстро, и я его совсем не узнала. Он сказал: «Мисс Гамильтон, Майкл Шейн дал мне этот номер, чтобы позвонить вам. Ему нужно, чтоб вы побыстрей приехали. Вы должны встретиться с ним в офисе через пятнадцать минут. Если его там не будет, ждите». Он повесил трубку, прежде чем я успела о чем-нибудь его спросить. Что мне было делать, Майкл? Я беспокоилась, и все, о чем я способна была подумать, это что звонили по твоей просьбе, потому что моего номера нет в телефонной книге, и только ты его знаешь. Поэтому я вызвала такси, сбросила тапочки, надела туфли и выбежала из дома. Возле самого офиса была припаркована машина, но я не обращала на нее внимания до тех пор, пока какой-то человек не вышел из нее, когда я шла по тротуару. Он окликнул меня, я обернулась и увидела, что это Чарльз. На улице никого не было, он схватил меня, потащил к машине, втолкнул на переднее сиденье и заклеил мне рот, так что я не могла кричать. Потом он поехал прямо к дому и потащил меня в лодочный сарай, связал и бросил там. За все это время он не сказал ни слова, Майкл. Я не знала, что и думать. По-моему, прошло несколько часов, прежде чем он вернулся. В лодочном сарае есть параллельный телефон, он отклеил мою липучку, велел позвонить тебе и продиктовал, что я должна сказать, или он убьет меня. Я так и сделала, а потом попыталась сказать, чтобы ты не обращал внимания на мои слова, но он повесил трубку. А потом брат Аниты прибрел, спотыкаясь, в лодочный сарай,— ее голос на мгновение дрогнул, она замолчала и снова глотнула из бокала.— Он был пьян, и Чарльз взбесился, когда его увидел. Марвин был пьян как раз настолько, чтобы проявить благородные чувства, он припомнил, что видел меня вчера, и захотел узнать, что это Чарльз со мной творит. Поэтому Чарльз рассказал ему, что он все это делает ради Аниты, чтобы заставить тебя не производить анализ собаки и вскрытие мистера Роджелла, потому что это, как он объяснил Марвину, может привести Аниту на электрический стул.
Марвин, казалось, был не очень удивлен, но он спьяну стал уговаривать Чарльза отпустить меня. А Чарльз с ним спорил. Он даже предложил оставить Марвина в сарае вдвоем со мной и позабавиться, как ему угодно, потому что, по словам Чарльза, он хотел убить меня после похорон, когда Аните больше не будет угрожать опасность.
— Но Марвин рассердился и поклялся, что он объявит, где я нахожусь, а Чарльз смеялся над ним и сказал, что он никогда оттуда не выберется, и пригрозил убить его, если он не заткнется. И они ушли, все еще споря, и оставили меня здесь, связанную и с заткнутым ртом, и мне казалось, что прошло много дней, пока ты не выломал дверь. Я была ужасно рада тебя видеть, Майкл,— закончила она успокоение, ее карие глаза сияли над краем бокала, когда она подняла его, чтобы сделать новый глоток.
Шейн ответил грубовато:
— Чувства были обоюдны.
Он достал сигарету и принялся сосредоточенно раскуривать ее, вытянув перед собой длинные ноги и пуская струйку голубоватого дыма прямо в потолок.
— Есть еще один вопрос, ангелочек,— сказал он ей с обманчивой кротостью.
— Какой?
— Ты упомянула, что твой телефон не записан в телефонном справочнике и ты потеряла бдительность, потому что только несколько человек знали твой номер. Как ты объясняешь тот факт, что Чарльз его узнал?
— Я боялась, что ты доберешься до этого вопроса, Майкл,— сказала она очень тихо.
Несколько долгих секунд он ждал, не глядя на нее. Потом сказал:
— Ну?
— Я его дала ему вчера, Майкл. Когда я… когда он… показывал мне могилу Дэффи.
— В то «короткое мгновение, когда вы были вместе с Чарльзом под кипарисом»? — процитировал Шейн ее собственные вчерашние слова.
Она нервно облизнула губы.
— Да. Тогда. Не знаю, что на меня нашло.
Шейн сказал:
— Учти это на будущее, когда ты окажешься в лесу вдвоем с мужчиной и он заставит тебя почувствовать себя девственницей.
Он поставил свой стакан и без улыбки медленно повернулся к ней. Хриплым голосом он сказал:
— Честное слово, Люси…
На ее глазах показались слезы, она коротко, судорожно всхлипнула и очутилась в его объятиях, после чего в квартире долгое время не было произнесено ни единого слова.
