Николай Крамной - Похитители мудрости
Алексей Федорович встретил гостей в холле, когда они неторопливо шли с Шарфиной к столовой.
— Вот молодцы, что догадались пойти навстречу, — похвалил он их. — Откровенно говоря, не люблю, когда люди придерживаются условностей: ждут, пока их пригласят за стол, потом начинают уверять, что заскочили по пути на минутку и им давно пора домой. Сюда, пожалуйста, — открыл Кряжин одну из дверей, пропуская вперед Зою Федоровну и следователей.
Столовая была небольшой и уютной: овальный стол, стоявший посреди комнаты, был рассчитан, судя по количеству стульев, на шесть человек, а два застекленных серванта, расположенных в простенках между окнами, были заполнены сервизами на все случаи гастрономических капризов. Алексей Федорович, очевидно, был искренен, говоря, что этот особняк предназначен для встречи узкого круга гостей. В отличие от курительной комнаты столовая освещалась небольшой люстрой с матовыми рожками. Кряжин на правах хозяина сел к столу рядом с Зоей Федоровной, а мужчинам предложил сесть напротив.
— Вам уже сегодня на службу не идти? — шутливо спросил он следователей, взяв в руки бутылку водки.
— Это не от нас зависит, — философски заметил капитан Стрекалов. — Но если бы даже завтра был выходной, — невольно качнул он головой, глядя на многочисленные бутылки, — все равно этот запас нам за один вечер не осилить.
— Никто и не думает заставлять вас это делать, — рассмеялся банкир. — Просто я не знаю ваших вкусов, потому и приказал подать на стол несколько видов спиртного.
— Я с удовольствием выпью рюмку коньяка, — поспешил объявить Сергей Викторович.
— Хорошо, что предупредили, — сказал Кряжин. — Ну а Зое Федоровне, я знаю, сухого вина.
— И то немного, — попросила Шарфина. — Просто чтоб не сидеть за столом, как монашка.
— Лиха беда начало! — поднял свою рюмку хозяин застолья.
Капитан Стрекалов, не избалованный своей холостяцкой жизнью, вначале растерялся перед обилием закусок, стоявших на столе, и, чтобы не перебирать блюда, решил начать с аппетитно уложенных розовых пластинок семги. Но тающая во рту нежная рыба только разжигала аппетит, не принося сытости. Изголодавшийся за день желудок требовал чего-нибудь сытного и горячего. «Обопьюсь потом», — обреченно думал капитан, цепляя на вилку очередной розовый флажок семги. Но тянуться через стол к тарелкам с другими закусками капитан не стал. Выручила Григория Петровича Шарфина. Видя, что хозяин стола собирается вновь наполнить рюмки, она взяла из стопки чистую тарелку и, положив туда несколько кусков мясного балыка и сыра, подала ее капитану.
— Давайте я поухаживаю за вами, а то вы почему-то скромничаете, — улыбнулась она Стрекалову.
«Надо было все-таки ей руку поцеловать, когда она знакомилась с нами, — запоздало пожалел капитан о своей промашке, принимая тарелку. — Одичал я на этой работе вконец! Возишься целыми днями с этим жульем, — со злостью подумал Стрекалов. — Надо следить за собой, а то еще чего-нибудь матом ляпну!» — мелькнула у него опасливая мысль.
После второй рюмки в столовой как-то незаметно появилась молчаливая, статная девушка в белом переднике и обнесла всех сидящих за столом порциями жаркого. «Теперь без закусок обойдусь», — облегченно подумал Григорий Петрович.
— А вы не скучаете иногда, Зоя Федоровна, по тем местам, где путешествовали? — спросил Шарфину повеселевший капитан.
— Как вам сказать, — отложила она вилку. — Во всяком случае меньше, чем там. В Индии и Тибете я тосковала по родным местам. Особенно мне не хватало утренних туманов.
— Туманов? — удивился Сергей Викторович.
— Да, — подтвердила Зоя Федоровна. — Знаете, по утрам летом от реки такая густая пелена на луга наползает, что вытянутой руки не видно. Только слышно, как невдалеке кони фыркают. Но это можно увидеть, если в деревне живешь, а в городе почему-то возле реки тумана нет. В лучшем случае просто от воды небольшой пар идет. И еще иногда соленого огурца или капусты хотелось, — смущенно призналась она. — А так… Я же знала, что рано или поздно вернусь. И работа очень увлекала, некогда было скучать. Вообще-то человек большую часть своей жизни по ком-то скучает и о чем-то жалеет. Никто еще не сказал, что он всем доволен и у него всего в избытке.
— Это точно! — вставил Алексей Федорович, не принимавший участия в общем разговоре.
«Тебе-то как раз всего хватает, — с неприязнью подумал Друян. — И скучать не о чем, все под рукой. А если чего мало покажется, завтра достанешь».
— А вы кого-нибудь конкретно подозреваете в хищении книг? — спросил Шарфину следователь. — Рядовому вору они вряд ли понадобятся.
— Кому они понадобились, я точно сказать не могу, — медленно, взвешивая каждое слово, ответила Зоя Федоровна. — Этот человек мог не попадаться мне на глаза, иначе я бы уже знала, кто вор. Мы с Алексеем Федоровичем подозреваем одного человека, — взглянула Шарфина в сторону своего покровителя, — но подозрение — еще не доказательство вины. Кроме того, его почему-то опекает служба безопасности, и нам очень трудно проследить за его связями. Что у них может быть общего, — пожала она худенькими плечами, — не понимаю. А вот что к краже причастна моя домработница Нина, в этом я полностью уверена. Нет, нет, она не давала грабителям ключи и сама не вводила их в квартиру, — заторопилась с объяснениями Шарфина, заметив в глазах следователей нездоровый интерес.
Такой блеск появляется в глазах у охотничьей собаки, которая, прогуливаясь по хозяйскому саду, нечаянно наткнется в кустах на роющуюся курицу. Собака интуитивно понимает, что настоящая дичь не будет так беззаботно вышагивать у нее на виду, но врожденный охотничий азарт неудержимо тянет пса проверить свои сомнения.
— Просто кто-то использовал ее простодушную доверчивость и выведал не спеша все, что ему нужно было знать о моей библиотеке и расположении комнат. Остальное было нетрудно сделать, — задумчиво сказала Зоя Федоровна. — Так что, если даже Нина частично и виновата, то только в том, что слишком кому-то доверяла. В ее возрасте и положении, — помедлила Шарфина, словно в последний раз проверяя свои догадки, — это мог быть только мужчина. Старше ее и несколько умнее. А под эти признаки как раз подходит тот человек, которого мы подозреваем.
— Вы нам не скажете, кто этот человек? — спросил капитан. — Мы бы, на всякий случай, присмотрелись к нему.
— Фамилия его Базовский, — ответила Шарфина. — Он коммерсант. Но весьма своеобразный: торгует чем попало и с кем придется.
Зоя Федоровна отпила из рюмки глоток вина, достала из вазочки желтую крупную черешню и, держа ее за черенок, сообщила присутствующим:
— Самое неприятное в этой истории, что часть книг из этой коллекции теряется уже не в первый раз. И каждый раз их случайно находят. Но когда-то же должен наступить конец этим случайностям, — отправила Шарфина ягоду в рот. — Ведь в моей библиотеке тибетские и индийские рукописи не самое ценное, — продолжила Зоя Федоровна, кладя на блюдце черенок с черешневой косточкой. — Во всяком случае, для меня, — сделала она оговорку. — Такие книги есть во многих частных коллекциях и государственных библиотеках. А вот то, что украли на этот раз, не найдешь нигде! Такие рукописи существовали только в одном экземпляре.
— Почему же вы их не сдали государству на хранение? — бесцеремонно спросил капитан.
— Почему не сдала? — машинально повторила Шарфина. — А они ему нужны? — горько спросила она.
— Если вы говорите, что они такие ценные, — пожал плечами Стрекалов, — то, наверное, нужны.
— Сомневаюсь, — взяла себе еще одну черешню Зоя Федоровна. — Они уже были у государства… И без всякой связи с предыдущим разговором спросила своих собеседников: — Вы знаете, кто была жена французского короля Генриха I?
Кряжин неожиданно проявил интерес к красочной этикетке армянского коньяка, словно впервые увидел на своем обеденном столе бутылку с таким мудреным названием; Друян наморщил лоб и припоминающим взглядом уставился в потолок, надеясь отыскать там ускользнувшее из памяти имя, а прямолинейный Стрекалов честно признался, что впервые слышит о таком короле.
— Ладно, не смущайтесь, — снисходительно улыбнулась Шарфина, — не вы первые… Так вот, его женой была Анна, дочь киевского князя Ярослава Мудрого, — просветила Зоя Федоровна мужчин. — И когда она уезжала к мужу во Францию, то среди ее богатого приданого была и библиотека древнеславянских рукописей, написанных руническим шрифтом. Затем эти рукописи хранились в одном из монастырей, основанном Анной. Во время французской революции поверенный России Дубровский купил эту библиотеку и вывез ее в 1800 году в Россию. Она хранилась в Эрмитаже до 1918 года, — продолжала рассказывать Шарфина притихшим мужчинам. — А затем сотрудник этого музея, Николай Макаренко, пользуясь общей неразберихой, вывез часть этой библиотеки в Киев. В тридцатых годах его выслали в Казань. Выслали, видимо, по пустячному делу, потому что он сумел свободно забрать с собой всю библиотеку. А позже чекисты решили исправить ошибку, забрали его опять и расстреляли. А жену почему-то не тронули, — ловко очистила Зоя Федоровна губами очередную черешневую косточку. — И все книги у нее остались целы, — добавила она. — Об этой библиотеке мне Юрий Николаевич Рерих в конце пятидесятых годов рассказал. Мне в то время двадцать лет было, — качнула головой Шарфина, удивляясь тому, что когда-то могла быть такой молодой. — И мне не до рунических рукописей было… Я увлекалась другим. А когда возвратилась из Индии, вспомнила о них, заехала в Казань да поздно: жена Николая Макаренко умерла, библиотеку растащили по частям, и концов не найти. Остался только старинный, рубленый дом, в котором она раньше жила, и в нем старушка какая-то. Вот у нее я остатки той библиотеки и купила. Валялись эти рукописи в связках на чердаке. Мне их в местной типографии переплели наскоро в дрянной картон, так я их и довезла. А теперь вот они опять потерялись, — умолкла Шарфина.
