Лев Корнешов - Последний полет «Ангела»
— Ирма! — чуть слышно позвал Алексей. Тень у окна не шевельнулась, лишь тихо дрогнули шторы, словно ветерок подхватил прозвучавшее имя и унес на своих крыльях в просторы лунного света.
— Ну вот и все! — Гера наконец отошла от окна, зажгла свет. — Ты что-то сказал, Алеша?
— Нет, тебе показалось.
— Конечно, мне показалось, в такую весеннюю ночь девушкам разное-разное чудится.
Все ушло, растворилось в ярком свете, ничего не осталось, лишь занавеска снова слабо шевельнулась. Вот так же и прошлое: уходит, тает в глубинах памяти, вначале напоминает о себе радостью-печалью, а потом время все сглаживает, а воспоминания превращаются в застывшие картинки, оживающие по определенным датам в назначенные памятью дни. Погиб Егор Адабаш. Исчезла в послевоенной неизвестности Ирма Раабе. Но любовь их не канула в небытие, не умерла, она сегодня живет отдельно от них…
— Мне пора, — Алексей встал, его охватило беспокойство, не следует больше оставаться здесь, весенняя ночь полна неясных звуков, причудливых образов и соблазнов.
— Чудачок, — хрипловато рассмеялась Гера. — Как ты отсюда выберешься? Первый автобус — в шесть утра. А я за руль не сяду. — Я тебя заманила в западню и взяла в плен. Но уничтожать пока не буду — не время.
— Мама очень беспокоится, — беспомощно сопротивлялся Алексей. — Сидит и ждет.
— Позвони по телефону. Чего проще. — И, заметив, что Алексей колеблется, добавила: — Спать ты будешь в моей комнате, где раньше был дедушкин кабинет. Кстати, моим родственникам я вообще туда входить запретила — не достойны. Я им недавно много чего запретила, — загадочно протянула Гера.
Они поднялись на второй этаж.
— Звони. Сочини, что задержался на работе. Нет, лучше скажи правду — остался ночевать у симпатичной девушки Геры. Пусть твоя мама узнает мое имя.
Ганна Ивановна взяла трубку сразу, она ждала и волновалась.
— Мама, — неловко проговорил Алексей, — я задержался, извини.
— Где ты?
— За городом, на даче, у Геры. Приеду прямо на работу, я в норме, и у меня все в порядке.
Он повесил трубку. Гера чмокнула его в щеку.
— А я загадала, — сообщила она. — Соврешь ты или нет? Настоящий ты или так себе? Спокойной ночи мой дорогой сыщик!
Уже у двери она чуть обернулась, с вызовом проговорила:
— Своей мамаше я на полном серьезе сообщила, что у меня уже есть жених и работает он в госбезопасности. Так что пусть не суетится со своим торгашом.
Алексей от изумления опустился на стул.
— Оставляю тебя в одиночестве, сыщик. Проанализируй информацию. Дверь в свою комнату оставляю открытой.
— Не надо, Гера, — нерешительно проговорил Алексеи.
— Очень уж ты правильный человек, дорогой Алешенька. Прямо кошмар и катастрофа с таким, как ты. Боюсь, сбежишь потихоньку отсюда на рассвете.
Алексей хотел ей что-то сказать, но девушка решительно повернулась и через плечо, уходя, бросила:
— Не нервничай, сыщик, все нормально. Утром уедем вместе.
СЛЕДЫ КОРШУНА
Утром они уехали вместе. Гера была беззаботной, улыбчивой, словно это не она глубокой весенней ночью спрашивала с тоской: «Как жить, скажи?»
На работу Алексей не опоздал, первым делом позвонил маме. Ганна Ивановна ни о чем его не стала расспрашивать, только сказала:
— Тебе письмо пришло.
— Откуда?
— Из Берлина.
Алексей едва дождался вечера.
На конверте был штамп Союза свободной немецкой молодежи, и Алексей вскрыл его с большим волнением. Письмо было написано на русском.
«Уважаемый товарищ Черкас! Наш общий друг Ганс Каплер рассказал нам о Ваших поисках, а потом мы получили от Вас копии писем Ирмы Раабе. Мы глубоко уважаем те чувства, которыми Вы руководствуетесь. Как и Вам, нам бесконечно дорога память о мужественных советских солдатах, освободивших нашу Родину от гитлеровского фашизма. Наш Союз постоянно заботится об укреплении советско-немецкой дружбы.
Нам удалось установить, что Ирма Раабе в 1945 году вместе с матерью выехала из Берлина, предположительно в Мюнхен. Дальнейшая ее судьба нам неизвестна. Бывший фельдфебель Вилли, о котором упоминается в письмах Ирмы, хорошо известен в нашей стране. Это товарищ Вилли Биманн, партийный работник и публицист, сделавший много для строительства новой Германии. К сожалению, он не так давно скончался после тяжелой болезни, прилагаем некролог, напечатанный в газетах. Мы постараемся выяснить у семьи Биманна, не оставил ли он дневники или мемуарные записи о событиях, которые Вас интересуют. Товарищи по работе Вилли Биманна подтверждают, что видели у него благодарность Советского командования за спасение офицера.
Зная, что Вы не будете возражать, мы сообщили эти сведения Гансу Каплеру. Надеемся, что он сможет отыскать дальнейшие следы Ирмы Раабе в своей стране. Напишите нам, как развиваются Ваши поиски.
С дружеским приветом, Гертруда Бауэр. Берлин».Алексей долго сидел над этим письмом, написанным неизвестной ему, но весьма обязательной Гертрудой Бауэр. Почему Ирма Раабе выехала в Мюнхен, относившийся к американской зоне оккупации? Что заставило ее решиться на такой шаг? Или кто? По логике, перед которой преклоняется Ганс, она должна была оставаться там, где встретила капитана Адабаша и где по достоинству оценили ее благородный поступок. Почему же уехала? Это, надеялся Алексей, выяснит Ганс.
Наметились некоторые сдвиги и в розыске предателей, участвовавших вместе с гитлеровцами в уничтожении Адабашей. В показаниях бывшего полицейского Танцюры майор Устиян отчеркнул несколько фраз красным карандашом:
«Вспоминаю, как летом 1942 года, точнее не помню, нас прикомандировали к особой зондеркоманде «Восток» для уничтожения сел и их населения, связанного с партизанами. Операция эта носила кодовое название «Свинцовая роса». Командовал всем эсэсовец по кличке Коршун, фамилия его мне неизвестна».
Алексей прочитал эти строки и весь напрягся — Коршун…
Танцюра, бывший полицейский, долго скрывался под чужим именем. Он сменил все: документы, биографию, место жительства, привычки, семью… И все-таки через много лет его разыскали и вместе с группой сообщников предали суду. Суд состоялся там, где он палачествовал, в местах, расположенных за несколько сот километров от родного города Алексея. В ходе следствия, выгораживая себя, Тацюра назвал ряд новых фактов злодеяний гитлеровцев, а также имена или клички тех, кто в них участвовал.
Поскольку в показаниях Танцюры фигурировали села Таврийской области, они были направлены и в Таврийск. Вообще, насколько мог заметить Алексей, зондеркоманда «Восток» действовала на большой территории, много передвигалась, появляясь там, где начинало активно действовать партизанское подполье. Каратели налетали внезапно, выбивали население, сжигали села, и исчезали, оставив после себя пустыню…
Следователь, который вел допрос Танцюры, обратил внимание на то, что полицейский назвал ранее не встречавшегося в документах карателя, и стал уточнять:
— Откуда вам известно, что это кличка — Коршун?
— Так к нему обращались немцы, они называли его Гайером.
— Точнее: как именно? Господин Гайер?
— Нет, не так буквально. Обычно говорили: «Коршун приказал…» или: «Прилетит Коршун и начнем…»
— Прочитайте вот это… Здесь перечислены места, где производились расстрелы. Прочитайте и назовите те, которые не указаны, но вам известно, что там тоже проводились карательные акции.
— Село Лесное, усадьба совхоза «Заря» и Адабаши.
— Откуда это вам известно? Вы принимали участие в этих расстрелах?
— Да. Стоял в оцеплении. Эти три населенных пункта были уничтожены в один день.
— Кем?
— Зондеркомандой «Восток». Коршуном.
— Он и полицейским отдавал приказы?
— Нет, что вы… Нас для этой акции согнали из нескольких полицейских управ и подчинили одному из помощников Коршуна.
— Вам известны фамилия и имя этого человека? Что о нем вообще вам известно?
— О нем знаю очень мало. Только то, что он добровольно сдался в плен, был недолго в лагере, любил одеваться в черное, даже если это была штатская одежда. Рубашки, например, носил только черные. Себя он называл Ангелом смерти. Мол, где я появлюсь — там всегда смерть…
— Продолжайте…
— Я ничего не скрываю, гражданин следователь, все действительно так и было. Нас, полицейских, свезли на сборный пункт, построили, из дома вышел Ангел, он был сильно выпивши, заорал: «Свиньи, как стоите перед обер-лейтенантом?»
— Обер-лейтенантом?
— Да, он так кричал… Он и в самом деле был в офицерской форме. Потом подошел к крайнему на правом фланге и ударил его кулаком…
— Зачем?
— Чтобы мы, значит, прониклись… И потребовал, чтобы все его приказы исполнялись безоговорочно. На крыльце стояли немцы, в том числе и Коршун, они смеялись, когда Жора муштровал нас. Коршун не смеялся, он вообще никогда не смеялся.
