Марина Серова - Похищение века
- Ко-оль... - уже закутанная в шаль, я на прощание обвила руками его шею. - Ты никому не проболтаешься обо всем этом?
- О плаще-то? Очень нужно... Да чихать мне на твоего дядю-Радамеса и на его плащ! Пусть сам выгребается из этого дела, я-то тут при чем? Ну ладно, ладно, не дуйся... На тебя-то мне не чихать!
Что ж, "дорогой Коля", это у нас взаимно! Мне тоже на тебя не чихать. Очень хочется, например, сейчас врезать тебе в солнечное сплетение - как говорится, за все хорошее. А еще лучше - чуть пониже!
У самой лестницы я встретила Валерия Дьякова, который неуверенной походкой направлялся в свои владения. При виде меня он залился краской, как девица, откуда я заключила: Лебедев не делал тайны из того, с кем он собирался встречаться в музее в пять часов.
Обо всей сегодняшней истории Дьякову полагалось знать лишь то, что у него совершенно непонятным образом подевался куда-то ключ от склада (того же, что сейчас он не менее чудесным образом отыщется, Валера пока еще не знал).
Значит, теперь пределы его компетенции несколько шире. Ладно, тебе и это зачтется, мой несостоявшийся милый! Но если директор музея и в самом деле не болтлив, как говорит, то - не так уж страшно.
Двух моих клиентов я встретила в фойе неподалеку от входа в директорскую ложу. Так как дон Марти, как обычно, был окружен плотным человеческим кольцом, я не смогла выразить им своего восхищения их недавним "спектаклем". Но взглядом дала понять, что все в порядке: "наживка" проглочена.
Зато в ответном взгляде "дядюшки" я увидела отчаянную надежду, что "приманка" при этом не очень пострадала.
Когда в зале погас свет, Мигель не вперился в сцену, как вчера, а наклонился ко мне и выдохнул:
- Таня, простите меня за все! Вчера я вел себя как последний дурак...
- Дядя, увертюра начинается, - промурлыкала я.
Сегодня в директорской ложе, кроме нас двоих, сидела еще пара почетных гостей. Сам же Федор Ильич, устроив всех нас, удалился, сославшись на неотложные дела. И в самом деле, директору надо было подготовиться к предстоящему "тотальному обыску" театра.
"Одинокий странник", с тех пор как мы расстались с ним внизу, не попадался мне на глаза.
Лишь в самом начале антракта, единственного сегодня, - когда публика стала подниматься с мест, я заметила его темно-русые вихры и зеленую водолазку в третьем ряду балкона прямо по центру зала, где обычно усаживаются "все свои".
По-моему, он смотрел на нас. Но когда через минуту я снова взглянула в ту сторону, его там уже не было.
Мигель понимал, что у меня сегодня тоже "неотложные дела", и не пытался удержать возле себя свою "племянницу". Завернувшись в блестящую шаль, чтобы не шокировать солидную публику, я носилась на своих шпильках по ярусам и цепким взглядом выхватывала из толпы "студентов консерватории". А однажды мне попался на глаза их мудрый наставник "профессор" Кедров.
Он разглядывал акварельки на выставке в "голубом зале", мило беседуя с какой-то молодой дамой. Возможно, это была его собственная жена, а может быть, - товарищ по работе.
После второго звонка я оперлась о мраморный парапет на третьем ярусе, любуясь великолепным видом на "голубой зал", который открывался отсюда. Через полминуты в метре от меня облокотился о парапет мой друг детства собственной персоной. Это мне не понравилось: значит, произошло ЧП.
- Мы потеряли его, Татка, - ровным голосом сказал он, глядя вниз.
- Поздравляю! - ответила я "голубому залу". - Ищите. У него остался час. Но в любом случае, надеюсь, ему не сорваться с крючка?
На вопрос Серега ответил приказом:
- После спектакля бегом дуй в вестибюль, старушка. Будешь "просеивать" публику. Думаю, он скорее всего пойдет через главный вход, с толпой народа.
Спустившись на один пролет беломраморной лестницы (уже прозвенел третий звонок), я увидела, как какая-то темноволосая женщина быстро выпорхнула из балконной двери и застучала каблучками вниз. Я инстинктивно отпрянула назад, но она меня не заметила. Ба, какие люди! Анна Сергеевна Коркина, Анечка из гостиницы "Астория". Женщина, подарившая свой портрет "милому Коле", "одинокому страннику".
Вот те раз. А мы-то с Кедровым сочли, что она ни при чем, что Лебедев без ее ведома увел у нее ключики! Решили, что не стоит ее трогать, чтобы не спугнуть нашу птичку...
Я рванулась назад, но у парапета было уже пусто.
Скорее вниз, ведь она может уйти и спокойно вынести из театра плащ Радамеса! А мы тут будем сидеть и ждать Лебедева, который в конце концов посмеется над нами!
В пустом гардеробе у меня почти не было надежды остаться незамеченной. Но Анечка, казалось, в принципе не замечала никого и ничего вокруг. Я сделала вид, что поправляю тушь на ресницах перед большим зеркалом, и увидела, как она в обмен на номерок получила от гардеробщицы свой плащ и сапоги.., и больше ничего.
Не заходя в дамскую комнату, сняла туфли, сунула их в пакетик, застегнула сапоги... Накинула плащ и быстро бросилась на лестницу, ведущую в вестибюль. Я еле успела туда вслед за нею, чтобы увидеть ее спину, мелькнувшую у входа. Вот и все.
Никакой поклажи, кроме маленькой сумочки и пакета с туфлями.
А я-то, дурочка, вообразила, что сейчас изловлю соучастницу с поличным! Уж нельзя бедной женщине и в театр прийти только потому, что ее любовник-артист - вор... Пусть даже она пришла сюда для того, чтобы встретиться с Лебедевым и объясниться с ним, - так ведь и это не криминал!
В общем, сбавь обороты, старушка, и иди послушай остаток "Иоланты": музыка-то какая красивая!
Я на всякий случай поискала глазами: ни одного без дела шатающегося "студента", все на своих незаметных постах. Впрочем, если б я и увидела кого-то из "фискалов", все равно подходить и тем более обращаться не могла. Место встречи изменить нельзя!
А что они потеряли его - ничего удивительного: здесь потеряться пустячное дело, уж в этом я сегодня убедилась! Он знает театр, а они - нет (иметь план здания и знать его - далеко не одно и то же!). Ему надо подготовить к эвакуации плащ Радамеса! Как же ему не "потеряться"?..
Интересно, догадывается ли он, что за ним следят? Мне хотелось думать, что нет, но ведь он далеко не дурак... А если догадывается - то что тогда? Тогда... О Боже! Как же я сразу не сообразила?!
Ведь он загримируется, изменит внешность, и ни одна собака не признает его в густой толпе театралов, валом валящей к выходу... Не останавливать же каждого, у кого в руках большая сумка или пакет! Правда, таких среди людей, выходящих из театра, обычно не слишком много, но все-таки...
С этими паническими мыслями, будто с иголками в мягком месте, я ерзала до конца спектакля. И даже рука Мигеля, сжимающая мою кисть между нашими креслами, не могла меня успокоить. Когда прозревшая от любви Иоланта вместе с хором запела величественный гимн солнечному свету, "дядя" мягким пожатием подал знак, что мне пора его покидать. Наверное, важные гости, сидевшие с нами в ложе, чертыхались про себя на чем свет стоит: вот чертова девка, все второе отделение носится как угорелая...
Едва лишь я заняла свой пост на банкетке у администраторской, как самые нетерпеливые начали вылетать из дверей партера и ссыпаться по лестнице с верхних ярусов. Еще через несколько минут гром оваций возвестил о конце спектакля и, соответственно, о моем переходе на усиленный режим несения службы. Вестибюль мгновенно наполнился народом, и поток, протянувшийся из гардероба к выходу, с каждой секундой становился все "полнолюднее".
К черту банкетку! Я пробралась к самой двери и теперь переминалась с ноги на ногу среди билетеров и администраторов, которые всегда выстраиваются "почетным караулом", провожая гостей.
Уже через пять минут в своей "стеклянной" шали я замерзла, как бездомный цуцик, но деваться было некуда. Вот еще дура: вырядилась! Вернее, разделась... И для кого - для Лебедева! Глаза уже болели от напряжения, в висках ломило...
Лица, руки, сумки, опять лица... Ребенок с большим пакетом - нет, недостаточно большим...
Старушка с каким-то пальто, перекинутым через руку... Чье это? Ее - на ней... Ага, отбивается от "стада", кого-то ждет... Да, все равно это не плащ Радамеса...
Лица, лица, тыща человеческих лиц, и надо среди них найти одно.
Только тебе, Татьяна, нужно не лицо, а маска. Ну да, вроде тех, что ты видела в своем сне!
Подобие человеческого лица, но не настоящее лицо. Лишенное жизни. Вот такое и ищи! Ты его должна сразу заметить, сосредоточься...
Я никогда не могла постичь, почему во всех театрах из трех-четырех дверей вестибюля всегда открыта только одна. Ну, когда публика идет в театр, еще можно понять: экономят на билетерах.
Но когда из театра? Казалось бы, распахнул все двери разом - и гуляй, братва! И через пять минут в театре никого, и вся обслуга пошла по домам гонять чаи. Так нет, толкаются люди битый час, просачиваясь в узкую щелочку, дышат друг другу в затылок...
