Марина Жданова - Смерть в белом халате
– Какими судьбами? Увольняться пришел?
– Почему вы так решили?
– Если ночной дежурный приходит днем, это неспроста.
– Нет, я по другому делу.
– Виктор! – из ординаторской в противоположном конце отделения вышла Маша. Она увидела Матвеева и растерянно стояла, не зная, стоит ли ей идти к выходу, или лучше спрятаться в комнате, где временно прописался Антон.
Плеханов быстрым шагом направился к девушке, следом за ним поспешил Иван Борисович.
– Не бойся, – шепнул Виктор Маше.
Девушка сглотнула и прижалась к его руке, как к спасительному кругу.
– Твоя девушка? – поинтересовался пациент. – Хорошенькая. Меня Иван Борисович зовут.
– Я знаю, – Маша и потянула Плеханова в сторону выхода. – Я видела вас в цирке.
– Да! – Матвеев закрыл глаза. – Страшное было время! Я тебе такое могу рассказать!
– В другой раз.
– До свидания!
Матвеев пожал плечами.
– Боитесь. Я что? Я ничего. Нечего меня бояться. Это мне бояться надо было. Раньше. Теперь вот, – он вздохнул, – ничего не страшно.
* * *– Откуда ты знаешь Матвеева? – спросил Виктор, когда молодые люди оказались на улице.
– Если хочешь, я расскажу тебе его историю. Смотри! Машины нет. Значит, они уехали.
Плеханов посмотрел в сторону импровизированной больничной стоянки. Место рядом с вишневой «девяткой» заведующего вторым отделением пустовало.
– Что вы решили? – Плеханов задумчиво смотрел на взволнованную девушку.
– Ему нужно бежать. И как можно скорее.
– Я как раз этой ночью дежурю. Могу Антона вывести. Только придется договариваться с дежурным на первом этаже, если он, конечно, не заснет.
– Было бы здорово!
– Так что тебе рассказал Антон? Мне он показался каким-то нервным.
– А ты бы на его месте как себя чувствовал? – Маша, опомнившись, отстранилась от Виктора. – Эти типы ему угрожали.
– Чем? Физической расправой? Мне лично показалось, эту фразу человек с родинкой сказал именно для нас.
– Мне тоже так показалось. А вдруг, он и правда ему угрожал? Антон напуган, он действительно боится!
– Может быть.
– В любом случае, ему не место в психиатрической больнице.
– С этим я соглашусь.
Виктор помолчал.
– Странные дела творятся. Представляешь, захожу в туалет, а там заведующий руки моет, халат рядом на вешалке висит, а на внутренней поверхности локтей у него синяки от уколов.
– Он наркоман? Ничего себе!
– Вот и я о том же! Но я бы на него никогда не подумал.
– Ты и на того психа, что человека вилкой зарезал, не подумал. А он убийцей оказался. Первое впечатление обманчиво.
– Интересно, об этом кто-нибудь знает?
– Вряд ли. Его же сразу уволят, а то и диплома лишат!
Молодые люди дошли до ворот клиники и остановились. Некоторое время Виктор молчал. Он не хотел расставаться с Машей зная, что, может быть, никогда ее больше не увидит.
– Пойдем, я тебя и до дома провожу. А ты расскажи мне о Матвееве.
Март 2006
В последнее время Иван Борисович чувствовал необъяснимое беспокойство. Внешне все у него было в порядке: и жена красавица, и на работе никаких конфликтов и неприятностей, но что-то давило на грудь, не давало дышать, заслоняло солнце, делая дни тоскливыми и похожими один на другой.
Умница Галина сразу объяснила резкий спад настроения ее супруга двухнедельным воздержанием от алкоголя, но Матвеев так не считал. Галина не знала, что воздержание не было двухнедельным; Иван Борисович смог выдержать лишь восемь дней. Зажевав стакан водки головкой чеснока, он лег спать, а когда Галя вернулась после ночной смены, ушла в соседнюю комнату на диван и ничего не заметила.
Самое неприятное, что Иван Борисович не знал, с чем связано его подавленное состояние, а точнее, знал, но не хотел признаваться в ни себе, ни, тем более, супруге. Он был виноват в смерти человека.
Сколько раз Матвеев зарекался пить! Сколько раз давал обещания, кодировался, обращался к всякого рода «целителям»! Ничего не помогало. Выпивший человек перестает контролировать себя, а реакция тела Ивана Борисовича вполне соответствовала описанию алкогольного опьянения в толстых медицинских энциклопедиях. Руки дрожали, мышцы расслаблялись, ноги с трудом удерживали тело в вертикальном положении, но главное – голова совершенно переставала работать. Вместо привычных команд мозг выдавал странные, порой непредсказуемые приказы. Так в прошлом месяце Матвеев поймал такси и велел отвезти себя в соседний город. Очнувшись в незнакомом месте, он долго искал телефон, чтобы позвонить домой. Денег на обратную дорогу не было – таксист забрал все, включая старенький мобильник и ключи от квартиры, – а просить у прохожих Иван Борисович не решился.
Когда Галина приехала за непутевым супругом, то не сказала ни слова, только укоризненно покачала головой. Тогда Матвеев выдержал без алкоголя шесть дней. Он очень любил жену и не хотел ее расстраивать.
После несчастного случая со Славиком Иван Борисович поклялся не пить никогда и ни при каких обстоятельствах, но сдержать обещание не смог. Муки совести нужно было либо пережить, либо заглушить. Он плохо спал. Если не удавалось попасть в страну сновидений, ворочался с бока на бок, отгоняя призрак мертвого Славика, и стонал. Галина терпела. А что ей оставалось делать, если самый близкий и родной человек страдает? Три ночи из четырех Матвеев проводил на спине с открытыми глазами, испуганно вздрагивая от каждого шороха и вздыхая. Бессонница при его профессии ни к чему хорошему привести не могла, поэтому между ночными бдениями и алкоголем, Иван Борисович выбрал привычную дозу спиртного, махнув рукой и на обещание, и на супругу, которая вот уже пять лет их совместной жизни без особенных успехов боролась за трезвость мужа.
Этой ночью Матвеев снова увидел Славика. Тот уже переоделся для выступления и стоял за кулисами перед занавесом, теребя в руке маску человека-паука, готовый в любой момент выйти на сцену. Худую стройную фигуру акробата облегал красно-черный костюм из эластичной ткани, на ногах красовались бордовые чешки. Несмотря на юный возраст, шестнадцатилетний Славик уже не первый год выступал на арене цирка и проделывал такие трюки на перекладинах, что зрители ахали.
– Готов? – спросил его Иван Борисович.
Юноша коротко кивнул. Перед выступлением он всегда волновался, но когда выходил на арену, превращался в настоящего человека-паука: ловкого, бесстрашного и удивительно гибкого, будто в нем не было ни одной косточки.
– Ну, ни пуха. – Матвеев почувствовал, как мысли начинают путаться, и решил уйти. Ему было неприятно осознавать, что молоденький парнишка смотрит на него с жалостью и превосходством одновременно. – Я сегодня не выступаю, – язык Ивана Борисовича с трудом справился с этой фразой. Славик без сомнения понял: Матвеев пьян.
Мужчина отвернулся, сделал несколько шагов в сторону клеток со зверями и оперся о большой ящик фокусника, оклеенный серебряной фольгой и золотыми звездами. Иван Борисович вытащил из кармана широких штанов початую бутылку, сделал два больших глотка. Поморщившись, Матвеев уронил голову на руки и застыл, пытаясь остановить головокружение. До начала представления оставалось десять минут.
– Иван Борисович! – к Матвееву подбежала девушка с длинными темными волнистыми волосами в костюме цыганки. – Вот ваш кофе.
– Спасибо, Варенька, – пролепетал мужчина и трясущимися руками взял чашку. – Что бы я без тебя делал!
Цыганка покраснела и поправила кружевные воланы на груди.
– Мы же с вами договаривались!
– Я сегодня не выступаю.
– А вы все равно выпейте! Ясность мыслей никому не помешает. – Девушка зазвенела позолоченным монисто.
– А ты, Варенька, сегодня в хорошем настроении.
Цыганка засмеялась.
– Я выхожу замуж!
– Вот так новости! За это нужно выпить! – Иван Борисович снова полез в карман штанов, но девушка перехватила его запястье.
– На свадьбе выпьете! Я вас приглашаю! Денег, правда, у нас мало, но будет весело!
– Обязательно приду. Клянусь! А подарок принесу самый лучший!
Варенька засмеялась еще задорнее и выбежала на сцену. Представление началось.
Иван Борисович немного постоял, потом поставил чашку с кофе на ящик фокусника и отправился к своему подопечному.
Запах в зверинце был своеобразный. Непривычному носу он кажется кислым и затхлым, но Матвеев любил сюда приходить. Животные пахли особенно: жаждой свободы, тоской и сахаром. Далеко Иван Борисович уйти не смог. Он остановился у клетки с шимпанзе.
– Привет, Гарик! – грустно произнес он.
Обезьяна протянула ладошку, ожидая привычного угощения, но в карманах подошедшего к ней человека была лишь бутылка.
– Нет у меня бананов. А водку ты не пьешь. – Услышав название фрукта, шимпанзе загукал, Матвеев, сморщившись, хлюпнул носом. – Ты тоже грустишь.
