Фридрих Незнанский - Синдикат киллеров
И вот тут, как говорится, риск — благородное дело. Или все пойдет прахом. Здесь сейчас только Грязнов может сказать свое веское слово.
Турецкий приоткрыл дверь в кабинетик, где сидел с Ниной Грязнов, и поманил его пальцем. Тот извинился, встал и подошел к Саше.
— Ну что у тебя?
Турецкий коротко, без всяких подробностей, изложил свой план, который мог бы состояться лишь в том случае, если Нина еще раз подтвердила свои прежние показания. Уже официально.
Грязнов, поразмыслив, зажмурился и кивнул.
— Значит, даешь добро?
— Даю. Только не верь особо этому Олегу. По-моему, он с двойным дном.
— Само собой. Ну заканчивай... В таком мире живем...
И непонятно было Грязнову, про кого сказал Саша — про себя, про Грязнова или про этого Деревянко: жить в дерьме и не запачкаться — так не бывает.
— Олег, — сказал Турецкий, усаживаясь в кресло напротив начальника охраны, который пока, во всяком случае внешне, не проявлял беспокойства. И если Саша понимал ситуацию правильно, то именно так он и должен был себя вести. Но на всякий случай надо проверить. — У меня имеется к вам деловое предложение. Вот это, — он вынул из кармана сложенный лист бумаги, расправил его и протянул Деревянко, — постановление на проведение в доме обыска. Причина? Вновь открывшиеся важные для следствия обстоятельства. Пока не делайте для себя скороспелых выводов. Далее. Там у меня, вы видели, толковая муровская бригада, лучше не бывает, они в этом доме весь паркет подымут, а чего- нибудь да найдут. Хотите знать что? И я хочу. Вот давайте вместе и подумаем.
Турецкий решил сделать небольшую передышку.
— Простите, у вас здесь как, курят?
Да-да, пожалуйста, — даже будто бы обрадовался Олег. — Сейчас я принесу пепельницу.
Он поставил на круглый столик сбоку кресла большую хрустальную пепельницу и достал из кармана пачку «Винстон»...
— Благодарю, я свои. Так о чем мы?— Он наклонился к Олегу и прикурил от огонька его зажигалки.
— Вы о бригаде своей... — подсказал Олег.
— Да-да, благодарю. Итак, бригада, — Турецкий задумчиво пустил струю дыма в потолок. — Я вам уже говорил, что они асы? Да-да. Так вот, хочу повторить: давайте вместе подумаем, что они могут найти в этом доме. Причем все это, как вы понимаете, невольно будет связано с громадным количеством неудобств. Для всех присутствующих буквально. А? Не так?
— Насколько я понимаю, вы, Александр Борисович, делаете мне некое предложение и ждете моего ответа. Так?
— Почти.
— А что, есть варианты?
— Для кого?
— Ну для меня, предположим...
Олег Васильевич, мы же с вами взрослые люди. В доме произошло убийство. Как постепенно открывается, в этом деле оказалось немало заинтересованных людей. Подозревать всех — глупо, хотя в мировой практике и такая, извините, «групповуха» тоже случалась. Мне нужен убийца, и я его все равно найду. И тем быстрее, чем раньше вникну, как говорил Станиславский, в предлагаемые обстоятельства. Вы лично, Олег Васильевич, смею надеяться, знаете достаточно много о своем бывшем хозяине. Что будет подтверждено соответствующими доказательствами. Так что это не предложение, а скорее ваша собственная, я бы сказал, вынужденная мера защиты. Подумайте, я подожду, но времени у нас с вами немного. Сейчас там Вячеслав Иванович заканчивает, как я понял, допрос Нины Галактионовны, ну и следующим шагом будет... ой, простите, пепел на пол упал. Нехорошо! — И Турецкий решительно ткнул окурком в пепельницу.
— Я понял вас, — живо согласился Деревянко. — Тогда, может быть, стоит сразу перейти к делу? Идемте в его рабочий кабинет, и там я вам кое-что любопытное покажу. Как вы говорите, — он хмыкнул, — под протокол.
В кабинете Олег открыл нижнюю часть большого книжного стеллажа, и Турецкий увидел вделанный в стену сейф.
— Значит, то, что я вам должен сказать, — предупредил Деревянко, — вы оформляете как добровольную выдачу доказательств, не так ли?
— Именно так, — подтвердил Саша.
— Свидетельствую. В этом доме, — он подчеркнул слово «этом», — нет следующих вещей. Перечисляю: оружия, которое не было бы официально зарегистрировано, наркотиков — в больших дозах, потому что, если у кого-то из тех приезжих вдруг, может, что-то и обнаружится для личного, так сказать, употребления, я не отвечаю, ибо они мне не подотчетны. Чего здесь еще нет? Ах да, пыточных камер и подвалов с замурованными мертвецами. Дом строился на моих глазах, и секретов особых хозяин не закладывал. Это я говорю вам ответственно. Впрочем, можете проверить, готов проводить куда укажете.
Олег Васильевич, — едва заметно усмехнулся Турецкий, — не надо страху нагонять. Мы же не дети с вами. Зачем иметь пыточные, как вы говорите, камеры, когда можно все совершать в открытую, а? Не думали? Или в Москве это уже не практиковалось?
«Вот так тебе! Что, прикусил язык-то? — Саша увидел, как сразу сник начальник охраны. — А не задирайся...»
— Так что, вы спрашиваете, такое драгоценное лежит в данном сейфе?
Деревянко вынул из кармана — из своего! — тут же отметил Турецкий, — связку ключей, выбрал нужный и открыл сейф.
Внутри, подобно книгам на полке, стояли впритык друг к другу коробки с видеокассетами. Их было много. Отпуска не хватит все пересмотреть.
— Ну что ж, тогда и начнем, помолясь, — вздохнул Турецкий, безнадежно махнул рукой и обернулся к своим коллегам, которые уже расположились, как им было положено, в кабинете, и к понятым, приглашенным для той же цели из соседнего дома.
Полчаса спустя, закончив с формальностями, Грязнов, Турецкий и Деревянко, захватив с собой увесистый кофр с кассетами, перешли в одну из комнат, где был оборудован как бы небольшой, но весьма своеобразный просмотровый зал. В одном торце комнаты — огромный японский телевизионный экран, а напротив, в середине и вдоль стен, широкие диваны, разделенные небольшими «персональными» барами. Словом, все для возлежания и приема наслаждений. У Саши как-то тоскливо засосало под ложечкой. Грязнов, догадываясь, что предстоит, крепился.
Они сели в кресла, чтобы не расслабляться и видеть друг друга, врубили полный свет, никаких полумраков и прочего, и Турецкий сказал Деревянко:
Насколько я понимаю, вам известно, что записано на кассетах. Поэтому не будем пока вдаваться в подробности, а прокручиваем на скоростях и по моему сигналу останавливаемся, а вы называете действующих лиц. Например, Олег Васильевич, Вячеслав Иванович, нет возражений? Поехали...
Турецкий нагляделся за свою жизнь всякого. В том числе и порнофильмов, которые нередко попадали в качестве вещественных доказательств по всякого рода делам. Ну фильм, каким бы он ни был, все-таки нес в себе элемент занимательности, игры. Какой-никакой сюжетец там присутствовал. И поэтому сам процесс, скажем так, совокупления выглядел, в зависимости от физических качеств актеров, либо красиво и возбуждающе, либо, что случалось гораздо чаще, — неопрятно, с изрядной долей мерзости. Неэстетично, сказал бы специалист-телекритик.
В том же, что демонстрировало искусство видеокамеры, Мирзоева, эстетики как таковой вообще не было. Зато здесь имелось нечто такое, что с лихвой окупало бы отсутствие таланта оператора, попади эти кассеты в ловкие руки. Многие люди были узнаваемы. Захваченный поначалу неожиданностью положения, Турецкий стал все чаще и чаще останавливать видеомагнитофон и справляться у Деревянко, указывая на неподвижную картинку на экране:
— Кого мы тут имеем?
И тот терпеливо, как о давно надоевшем, уточнял:
— Сверху — актриса такого-то театра, народная... заслуженная... Снизу зам министра транспорта...
Или наоборот. Иногда попадались и забавные комбинации, от которых рыжий Грязнов чуть слышно постанывал.
Они гнали кассету за кассетой, отмечая присутствие определенного круга лиц, их возрастающий опыт взаимного общения, удивляясь внутренне, как же все-таки затягивает, выворачивает душу эта невероятно притягательная мерзость и как она постепенно, от кассеты к кассете, убивает в душе что-то светлое, освобождая место для неизвестно из каких глубин выползающих жестоких инстинктов.
На какой-то очередной кассете Турецкий сказал: стоп! Трое волосатых парней, как это принято говорить в доме Мирзоева, «баловались» довольно изощренно с девицей, которая, похоже, была под большим «кайфом». Очень знакомой девицей.
Олег прокомментировал:
— Алина Канина с парнями из оркестра... Когда ей продемонстрировали этот ролик... а, лучше не вспоминать...
Ребята были большими профессионалами, она так и летала в их руках. Ну конечно, понял Турецкий, после такого просмотра на все что угодно пойдешь, лишь бы никто другой подобного не увидел. Видимо, в этом и заключалась особая «притягательность» приемов у Мирзоева, куда охотно приезжали некоторые отечественные «звезды». А что, интересно, им после этого оставалось?..
