Анна Данилова - Любовница не по карману
– За тобой, разве я еще не сказал?
– Ты хочешь, чтобы я приехала к вам, вошла в ваш дом, выставив вперед свой огромный живот: мол, вот, Гриша, смотри… Так? Или ты ему все рассказал о нас с Федором и он, лопаясь от великодушия, решил снова приютить меня?
– А если бы Федор позвал тебя к себе?
– Глупости! Все перегорело, остыло… Я долго его ждала, признаюсь тебе честно. После того письма, которое я получила как раз в тот день, когда Гриша… застрелил… словом, ты понял, когда именно. Представляешь, как все совпало? Утром, в больнице, я узнаю, что беременна от Федора! Не удивляйся, но с твоим отцом у нас ничего не было, прости, что говорю тебе об этом… просто, чтобы ты знал: ребенок мог быть только от Феди… Днем я узнала, что Гриша убил парня, явившегося нас грабить. А вечером этого же дня я получаю от Федора записку… Ты бы видел ее… Я и не ожидала, что он может быть таким жестоким!
Я смотрел на нее – и все оттягивал признание. С одной стороны, я видел перед собой слабую женщину. На сносях к тому же. Но с другой – это была взрослая, опытная женщина, с железными нервами, сильная, по-плебейски выносливая… Именно она, именно такая женщина и была нужна сейчас моему отцу. И он ждал ее.
– Говоришь, Федор знал о том, что мы собираемся покупать дом? – Я повернул разговор в нужное мне русло.
– Да, я ведь говорила об этом. – Она вытерла слезы и теперь вертела в руках пустую чашку.
– Ты сказала ему, что баба, продавшая тебе дом, настаивала на наличных?
– Конечно, сказала! Между прочим, ему это сразу не понравилось. Он сказал, что это форменный идиотизм – обналичивать миллионы…
– Зоя, у него к тому времени уже закончились деньги?
– Знаешь, он так их тратил… – Она даже поморщилась, словно воспоминания причиняли ей физическую боль. – Я говорила ему: Федор, остановись, так нельзя, я прекрасно обойдусь без цветов и подарков… Он даже конфеты покупал мне самые дорогие… украшенные кристалламиswarovski, представляешь?! Пижонище!!! Заказывал по Интернету какие-то потрясающие шоколадные конфеты через лондонский Harrods! Да он просто сумасшедший, этот твой друг! Совсем потерял голову.
– Ответь мне еще на один вопрос… У него были ключи от нашей квартиры?
– Ну да, думаю, они у него есть до сих пор… Ты же сам ему их дал… Не скрою, он иногда, зная наверняка, что вас с Гришей нет дома, приходил и открывал дверь этими ключами, хотел застать меня врасплох… Это доставляло ему удовольствие… Он вообще вел себя как маленький ребенок.
Я подумал тогда, что, если бы я не достал эти ключи из кармана джинсов Федора, они были бы сейчас похоронены в том лесу…
– А теперь попытайся сложить все эти факты вместе… Ключи от нашей квартиры, знание того обстоятельства, что в ней находится куча денег, его личный финансовый кризис и желание и дальше покупать тебе шикарные конфеты…
– Я не понимаю… К чему ты клонишь?
– Зоя, ну же, включай мозги!!! – вскричал я, теряя над собой контроль. – Ну?!
– Постой… Алик… Ведь не хочешь же ты сказать… что это… что это он воспользовался ключами и решил вас… нас ограбить?!
Она вдруг исторгла такой мощный грудной стон, что я похолодел. Зажмурившись, она схватилась за живот, словно это был прижатый к ее телу футбольный мяч, и вновь закричала. У меня волосы встали дыбом на голове!
– Зоя!
– Нет! – Она дико вращала глазами. – Только не это! Это не он! Гриша… он что, убил Федора?
Она открыла рот и часто задышала, глотая горячий спертый воздух хорошо протопленной кухни.
– А как же письмо? Он ведь написал мне… А потом взял ключи и пошел к нам домой?! Какие конфеты, Алик?! Этого не может быть… Он не такой… Не такой… – Она уже рыдала в голос, при этом корчась от боли. – Алик, беги к соседке, она знает телефон, за мной приедут… Все предупреждены… У меня роды начинаются! Ну, что ты на меня так смотришь? А-а-а-а… Боже, у меня отходят воды… Уф… Господи, помоги мне! Нет, этого не может быть… Не может, он не такой… Ты беги, я им сама позвоню… Но все равно беги, мне страшно…
Она сидела, откинувшись на спинку стула, и живот ее вздымался в такт ее учащенному дыханию. Она поглаживала его ладонями, словно это могло унять боль.
Я бросился вон из дома, выбежал на морозный, обжигавший легкие воздух и помчался к соседям, забарабанил кулаками по железным воротам, пока не додумался торкнуться в калитку. Но и она тоже не открывалась. Она, выкрашенная зеленой краской и покрытая тонким слоем наледи, казалась изумрудной и сверкала при свете уличного фонаря. Вокруг было тихо и снежно.
22. Зоя
Лежа на столе в родильном отделении провинциальной больницы и корчась от боли, я пребывала в твердой уверенности, что попала в настоящий ад. Алик сказал, что нельзя быть такой откровенной, нельзя открывать душу кому бы то ни было, но мне почему-то думается, что каждая женщина, испытывая родильные муки, в глубине души уже и не хочет ребенка: она, дикой болью истерзанная, злится на всех своих близких, кто бросил ее в самую тяжелую минуту жизни, кого нет с нею рядом, и мечтает лишь о том, чтобы все поскорее закончилось, чтобы прекратилась наконец эта боль…
Ребенок Федора родился в три часа ночи. Все было кончено. В отделении стало очень тихо. Исчезла спокойная, улыбающаяся сестра Аниса, удалился не менее спокойный, холеный, с аккуратной профессорской бородкой доктор, куда-то унесли моего малыша, и я в одиночестве лежала на холодном родильном столе, продолжая сжимать руками его жесткие ручки, словно ждала еще одних родов. Зубы мои были стиснуты. Закрыв глаза, я видела повторявшиеся кадры созданного моим воображением видеоролика: Григорий, почти не целясь, стреляет в Федора. На нем, как описал мне Алик, знакомая мне куртка и зеленая с белым орнаментом вязаная лыжная шапка с прорезями. Из-под шапки выбиваются его светлые кудри. Кудри, которыми я так любила играть, зацелованные мною кудри…
Разве мог кто-нибудь знать, что я все это время, пока жила одна, не переставая ждать Федора? Надеялась – он одумается, разыщет меня, и я расскажу ему о том, что жду от него ребенка, и он поселится вместе со мной, найдет где-нибудь поблизости работу, и мы заживем вместе… Я даже купила ему две рубашки и свитер в райцентре, случайно, просто увидела две красивые клетчатые рубашки – и купила… Глупо, конечно, но мне так хотелось, чтобы он вернулся, чтобы мы были вместе!
И в то же самое время где-то в глубине души я скучала по Григорию. Сколько раз я представляла себе, что должен был он испытывать после всего того, что с ним случилось. Конечно, ему трудно будет понять меня, ведь он-то наверняка не подозревал о существовании в моей жизни другого мужчины и в моем отъезде винил только себя, исключительно себя.
Я не успела расспросить Алика о самом главном – знает ли Гриша, кого он застрелил в тот роковой день? И если да, то когда он об этом узнал? И действительно ли, зная о том, кого убил его отец, Алик мог допустить, чтобы тело его лучшего друга зарыли в лесу, как труп бродячей собаки?
Получалось, что в нашей истории не было положительного героя. Ни одного. Со мной все ясно – я предательница, изменщица. А Федор? Он же согласился за деньги соблазнить меня! Так что он тоже переступил грань. Отрицательный герой… Алик? Это он все придумал и подстроил. Значит, он – тем более! Григорий? Вот разве что Гриша… Может, он и считает себя убийцей, но мы-то с Аликом уверены, что это не так – он выстрелил, спасая свою жизнь…
…Открывая изредка глаза, я видела высокий белый потолок с оранжевыми разводами – ржавыми следами протекающей крыши. И понимала, что теперь уж точно осталась на всем белом свете совершенно одна. Если и был у меня когда-то по-настоящему близкий человек, который когда-нибудь, возможно, и принял бы меня с ребенком, так это Федор. Но он погиб…
И тут мысли мои завертелись в другую сторону. До меня вдруг начало доходить, что именно Федор и оказался тем человеком из близкого круга общения моего мужа, который знал о существовании денег и у которого были ключи от нашей квартиры. Получалось, что ограбление было тщательно им спланировано! Ведь он, готовясь к своей операции, даже прорези сделал в шапке, словно четко понимал, что в случае, если что-нибудь сорвется и в квартиру вернется кто-нибудь из нас – я, Алик или Гриша, – мы его не узнаем! Значит, он все-таки надеялся, что его никто из нас не увидит. И расчет его был, по сути, правильным. Если бы у Гриши случайно не заболело горло, он отправился бы в свой институт на работу. И не вызвал бы домой Алика. Да и я, если бы не узнала от медицинской сестры в больнице, что беременна, вернулась бы домой только через несколько дней. Уж точно – я не сбежала бы! Обо всем этом мог знать только Федор. И ведь мы пытались вычислить человека, подходившего под все эти параметры, анализировали личности всех, кто знал о деньгах и мог сделать копии с наших ключей. И ни у одного из нас – ни у меня, ни у Алика, ни у Гриши – ни разу не возникли подозрения в отношении Федора. Федор всегда был для нас своим человеком – лучшим другом Алика.
