Фридрих Незнанский - Лекарство для покойника
Так примерно распалял себя Турецкий, совершенно не будучи уверен, что на месте Солонина проявил бы больше сообразительности. Что реально делать дальше – он не имел ни малейшего представления.
Зазвонил телефон, и Турецкий лениво снял трубку.
– Саша, – у меня новости, – сказал Меркулов тусклым голосом.
– Опять где-нибудь в Европе расстреляли кого-нибудь из наших фигурантов?
– К сожалению, нет. Это было бы хоть что-то. Новости другого дела. Я отстраняю тебя от дела. В отпуск давно ездил?
– Что?!
– Мне представляется, ты меня услышал, – вежливо предположил Меркулов и повесил трубку.
Несколько секунд Турецкий сидел, пытаясь припомнить, сколько раз в жизни у него были слуховые галлюцинации. Получалось, что ни разу. Тогда он сорвался с места и побежал к Меркулову. Ворвался в кабинет, несмотря на возмущение секретарши.
– Ага! – сказал Меркулов, совсем как Генеральный прокурор. – Я так и знал, что ты придешь.
– Это что, – осведомился Турецкий, – новый способ быстро вызвать к себе подчиненного?
– Увы. Все так и есть.
– Ты шутишь? – не мог поверить Турецкий.
Меркулов молчал, видимо считая, что, чем меньше он будет говорить, тем скорее ему поверят. Собственно, так оно и произошло. Турецкий устало опустился в кресло и сказал:
– Но почему?! Почему?
– Я ничего не смог поделать. Есть определенные правила, и я их не нарушаю, сам знаешь.
– Костя, ради бога, оставь этот эзопов язык и объясни по-человечески, кто тебя заставил? Демидов?
– Это я его заставил.
– Да какого черта? – Турецкий уже совершенно забыл, что еще пять минут назад страдал по поводу полного отсутствия мыслей по данному делу. Сейчас ему казалось, что разгадка – у него в кармане, а кто-то (в данном случае его близкий друг) разрезает этот карман большими швейными ножницами.
– Я получил анонимную информацию, суть которой состояла в том, что ты можешь быть заинтересован в необъективном расследовании, поскольку находишься в слишком близком контакте с семьей Богачева.
– Ты получил анонимную информацию? – не мог поверить Турецкий. – С каких это пор ты придаешь этому значение? И случайно не в камере хранения ты ее нашел, эту информацию?
– Не понял?
– Не обращай внимания.
– Я бы мог не обратить на это внимание, но я беспокоюсь не только о делах Генпрокуратуры, но и о интересах своих сотрудников. А это могло для тебя скверно кончиться. Хорошо еще, что желтая пресса не успела разнюхать, а то раздули бы черт знает что. – И видя, что у Турецкого глаза раскрываются все шире, Меркулов, наконец, сжалился: – Да ты что, в самом деле ничего не знаешь или это система Станиславского в действии? Ну ладно. Дело в том, что ты состоишь в финансовых отношениях с Екатериной Богачевой. И можешь таким образом влиять на ее показания.
– Как это?
– Твоя Ирина – учительница дочки Богачева.
– Моя Ирина?!
– Да.
– Костя, ты рехнулся.
Меркулов терпеливо вздохнул:
– Хорошо, что мой кабинет никто не прослушивает, иначе я давно был бы дискредитирован излишне фамильярным отношением подчиненных. Позвони ей.
Турецкий набрал номер музыкальной школы и попросил Турецкую. Не здороваясь, он сказал:
– Я буду задавать тебе такие вопросы, чтобы ты смогла отвечать только «да» и «нет». Юля Богачева – твоя ученица?
– Да. И нет.
– Что это значит?! – моментально сорвался Турецкий, напрочь забыв о «да» и «нет».
– Она совсем кроха, но очень талантливая. Училась в нашей школе полгода, и я ее в глаза не видела. А затем ее мать захотела найти еще и частного педагога, и им в результате оказалась я.
– Почему я об этом ничего не знал?
– Хорошенькое дело! Ты хочешь, чтобы я сообщала тебе о каждом ученике? Ты вот мне очень-то о своей работе говоришь.
– Это разные вещи!
– Ничего не разные, – отрезала Ирина Генриховна. – Ты точно так же длительное время занимаешься одними и теми же людьми. И не смей бросать трубку! – С этими словами она дала отбой первой.
Турецкий беспомощно посмотрел на друга.
Меркулов молча развел руками.
Часть 4
В родном управлении все тот же Скобцов доложил:
– Асланов остановился в гостинице «Украина».
– Губа не дура, – присвистнул Солонин. – Хотя почему не в «Рэдиссоне» или не в «Пенте»?
– А вы сами у него спросите, – посоветовал старший лейтенант.
– Думается, Серега, через него и на Кадуева надо выходить.
– Так других вариантов пока нет.
– По коням, – скомандовал Солонин, поднимаясь из-за стола, и, отвечая на немой вопрос младшего коллеги, добавил: – Прокатимся к гостинице, осмотримся.
Осматривались они часа два.
– Виктор Михайлович, – не удержался Скобцов. – Чего зря сидеть? Давайте регулярную наружку поставим. И все дела.
Он сидел за рулем служебной «девятки» и косился на молчаливого Солонина.
– Так и сделаем, – отозвался тот, не отрывая взгляда от парадного входа гостиницы. – Только дружок наш Кадуев не любит откладывать дела в долгий ящик. Завтра может быть поздно.
Турецкий. Москва. 2 сентября, 15.00Турецкий забрал у Солонина ключи от своей «пятерки» и поехал домой. Он застал жену с дочкой буквально на пороге. Вид у них обеих был парадно-выходной. На его вопросительный взгляд Ирина Генриховна милостливо сообщила:
– У нас культурная программа.
– И куда вы держите путь?
– В Музей частных коллекций, – браво ответствовала Ниночка.
– В Музей личных коллекций, – поправила педантичная мама.
– Я с вами, залезайте в машину, – скомандовал Турецкий. – А то что-то совсем темный стал в последнее время. Того и гляди, Пушкина от Рене Магрита не отличу.
– Ты откуда знаешь про Магрита? – минут через десять подозрительно осведомилась жена. – Что-то не замечала за тобой такой эрудиции.
– Просветили, – скромно ответствовал Турецкий, въезжая на Волхонку.
Прямо перед ним висел большой щит «Рене Магрит. Из собраний США и Европы». Надо же какое совпадение. Привет художнице Тютюкиной. Турецкий не выдал своего удивления ни единым словом, припарковался и вслед за своими дамами вошел вовнутрь.
Ирина и Ниночка быстро прибились к какой-то экскурсии, а Турецкий болтался чуть позади, и до него долетали отдельные слова:
– …приуроченной к столетию бельгийского мастера, одного из самых загадочных художников XX века, представлено 27 наиболее известных полотен и две скульптуры, которые дают возможность получить представление обо всех основных периодах творчества знаменитого сюрреалиста.
Турецкий заметил, как Ирина, что-то увидев, живо развернула Ниночку якобы в сторону более интересного экспоната. Интересно, что же такое жена не дала его дочери увидеть в воспитательных целях? Турецкий продвинулся вперед и оказался перед полотном с кратким и вразумительным названием «Изнасилование». Оно представляло собой женскую голову с пышной прической, на лице которой было помещено женское же тело. Турецкий вспомнил, конечно, он видел репродукцию, она оформляла скандальную книжку Генри Миллера «Тропик Рака». Ну что же, впечатляет, очень впечатляет. Кажется, до него начало что-то доходить, что-то такое, относящееся к сути сюрреализма, к причудливым комбинациям сновидений…
Он перевел взгляд на следующую картину и еле-еле сдержал нервный смех. Винтовка в вертикальном положении стояла в луже крови. Кровь, судя по всему, из нее и вытекла. Внизу была надпись «Вернувшийся с войны». Абсолютная копия картины, висевшей в доме у Богачевой. И якобы принадлежавшей кисти художника-телохранителя Мальцева. Вернее, это его картина была копией. Мальцев был банальным плагиатором. И авантюристом. Надо признать, Богачеву он надул довольно лихо. И нагло. Даже название картины сменить не удосужился. А вообще-то понятен мотив выбора именно этой картины. Ведь Мальцев – экс-афганец.
Нужно было срочно с кем-то поделиться. Турецкий не вытерпел, вышел на улицу, достал сотовый телефон и набрал семь цифр, по которым всегда можно было немедленно связаться с Грязновым.
– М-ммм? – Судя по звукам, Вячеслав Иванович поглощал бутерброд.
– Как жизнь?
– М-ммм…
– Что Софрин делает?
– Следит за Алешиной.
– А кто это?
– Это конфиденциальная информация, – отрезал Грязнов, недовольный тем, что его трапеза была прервана. – И вообще, как вы сказали, ваша фамилия?
– Слава, я провел искусствоведческое расследование! – гордо сообщил Турецкий.
– Ты… что ты сделал?!
Солонин. Москва. 2 сентября, 19.55В 20.00 Шамиль Асланов вышел из гостиницы с кейсом в руке. Еще один с кейсом, механически подумал Солонин. Асланов прошел к перекрестку Кутузовского проспекта и Украинского бульвара и сел в подкативший белый «опель».
– Давай за ним, только плавно. – Солонин вытянулся, как гончая, почуявшая дичь.
«Девятка» понеслась за «опелем», соблюдая положенную в случае слежки дистанцию (один-два промежуточных автомобиля).
